Не стало Николая Караченцова. Несмотря на то, что он давно и тяжело болел, эта новость стала ударом. Его любила вся страна – за кинороли и сценические образы, за песни, которые трогали душу, за артистизм и мужское обаяние, за железную волю, когда побывав на том свете, он заново учился жить.
В 2003 году Николай Караченцов побывал в Оренбурге и после творческой встречи дал интервью вашему корреспонденту, которое было опубликовано на страницах «Оренбургской недели», а теперь и в книге «Имя с афиши». Встреча происходила на Пасху, поэтому Николаю Петровичу было подарено крашеное яйцо. Расставались дружески. Артист пригласил в Ленком на спектакли. И дал свой номер телефона.
«Только надо придумать пароль, чтобы я понял, кто звонит», – сказал он.
«Пасхальное яичко!».
«Идёт!».
Но я так и не позвонила по заветному номеру. А через два года случилась эта страшная авария. Сегодня мы публикуем в память об артисте то давнее, 2003 года, интервью.
Николай Караченцов: «Все идут домой, а мы – на работу»
Обидно смотреть на стареющих артистов. Поэтому предстоящая встреча с народным артистом России Николаем Караченцовым, которому в будущем году исполнится 60 лет, тревожила. Но, как выяснилось, напрасно. Спортивный, энергичный, легко отстукивающий степ, он выглядел невероятно молодо. Видимо, не последнюю роль сыграло увлечение теннисом. Однако спорт спортом, но дело и в темпераменте, который, как известно, не старится, в чём мы и убедились, посмотрев и послушав Николая Караченцова «живьём». А обращение по имени-отчеству к этому молодому человеку – просто дань вежливости.
— Николай Петрович. Это правда, что в детстве вы хотели стать балетным танцором?
— Чистая правда. Моя мама была балетмейстером, преподавала в театральном институте. И я, когда был маленьким, пересмотрел все балеты Большого театра. Она брала меня на свои занятия в ГИТИС. Я, конечно, ничего другого не представлял, как стать балетным танцором. Но когда пришла пора поступать в хореографическое училище, мама категорически запретила. Я благодарен ей за это до бесконечности. Балетный век короток, поэтому там много несчастных людей. Мама, видимо, об этом думала. И спасибо ей за то, что она меня от этого уберегла. С другой стороны, благодаря тяге к балету, я понимаю, что пластика – очень важное выразительное средство в деле которым занимаюсь.
— Вы более 30 лет работаете в театре Ленком. Что вас там держит?
— Во-первых, человек по природе ленив. Любой. Зачем что-то менять, если и так хорошо? Но не это главная причина. На сегодняшний день Ленком, наверное, самый модный театр в стране. А для меня он самый хороший. Ленком предоставил мне возможность работать с Марком Захаровым. Сегодня это один из самых интересных театральных режиссёров России. Но в этом же Ленкоме я сыграл роли в спектаклях, которые ставили такие люди, как Андрей Тарковский. Я сыграл Лаэрта в его «Гамлете». Я сыграл в спектакле «Сорри», который поставил Глеб Панфилов – один из самых выдающихся кинорежиссёров мира. Это такая школа! Они вроде бы друзья с Захаровым, но у них полярно противоположные взаимоотношения с искусством. Я работал с Александром Галиным. Он драматург, но заявил о себе и как о кинорежиссёре. Через два дня в Доме кино состоится премьера фильма, снятого по пьесе Галина «Чешское фото», которая шесть или семь лет шла в нашем театре. Мы там играли с Александром Калягиным. Мне было интересно работать в этом спектакле. Но ещё интереснее было сняться в фильме по этой же пьесе, войдя в ту же ткань, но в другом жанре – кинематографе. Было непросто. То, что хорошо для сцены, совсем не годится для экрана: другие законы. Но это было очень хорошее актёрское упражнение.
— В начале вашей творческой биографии кинематограф вас не очень-то жаловал. А как вы к нему относитесь?
— Кино помогает мне раздвинуть, растащить рамки своего диапазона, сыграть что-то такое, чего я не играю в театре. У нас в театре, например, не идёт ни одна пьеса такого автора, как Александр Вампилов. Мне, кстати, очень жаль, потому что Вампилов, наверное, самая яркая звезда на нашем драматургическом небосклоне за последние лет сорок. Но так получилось, что у руководителя нашего театра не было интереса к этому автору. И так как-то Ленком прошёл мимо Вампилова. А в кино я снялся – в картине «Старший сын» по пьесе Александра Вампилова, который в то время был полузапрещён. Мы понимали, что выходим с таким автором, как Вампилов, на такую аудиторию, как вся страна. Какая ответственность! Мы были очень молодые, мы так сдружились. Атмосфера была фантастическая. Миша Боярский, Света Крючкова, Наташа Егорова мы были, как родные, как одна семья. Как нас опекал Евгений Павлович Леонов! Он был нам , как батька. У нас в театре не идёт ни одна из пьес Лопе де Вега. А я снялся в картине, которая называется «Собака на сене». Кстати, поначалу хотел отказаться. Я так рассуждал: мол, только-только начал играть порядочных людей, а тут предлагают какого-то придурковатого маркиза. Это ведь зрители будут думать, что и я такой же идиот. Но я действительно был бы не очень умным человеком, если бы отказался. Какой это блестящий повод для актёра – попробовать себя в комедийной, характерной роли. За это хвататься надо! Это подарок судьбы. И я рад, что картину всё время повторяют, что она нравится.
— Как вы относитесь к своей популярности?
— Мне приятно, что мой труд оценен, что я не зря работаю, что я нахожусь на определённой ступени актёрской иерархии. И всё-таки артист не должен часто задумываться о своей популярности. Это может ему навредить. Это может его разбаловать. Потом – наше дело шаткое. Нас выбирают. Сегодня – есть, завтра – нет. Сколько раз я видел, может быть, вы тоже, когда вот это слово – популярность – ну не отражало истинности дарования. Сколько у нас этих раскрученных фальшивых популярных имён! Перестают деньги вкладывать, они и лопаются, как мыльные пузыри. Не хотелось бы попасть в этот разряд.
— Актёр – это профессия или призвание?
— Профессия, конечно, которая ничем не отличается ни от какой другой. Ну разве только тем, что у нас разорванный рабочий день: утром – репетиция, вечером – спектакль, днём – перерыв. Актёр готовится к вечернему спектаклю. И когда вся страна идёт с работы домой, он пилит на работу. Что мне нравится в моей профессии – в ней все очень хорошо разбираются: «Этот хороший артист, а этот вообще не артист». И вообще слово «артист» почему-то считается в народе ругательным. Ну, прямо артист, говорят о каком-нибудь чудике. Что-то я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь сказал: «Ну, ты прямо токарь».
— Вы 20 лет играете графа Резанова в рок-опере «Юнона и «Авось». Волнуетесь, выходя на сцену?
— Чем значимей актёр, тем он больше волнуется. Ему стыдно плохо сыграть. От него же ждут чего-то такого. Вот Евгений Павлович Леонов, с которым мы работали в одном театре. Он, в 232-й раз играя один и тот же спектакль, каждый раз читал перед началом пьесу. Что он, слова что ли повторял? Да он их сто лет назад выучил. Он искал новый внутренний поворот роли. Татьяна Ивановна Пельтцер – какая была актриса! Царство ей небесное. Она была занята, например, где-нибудь в конце второго акта. Но приезжала за полтора часа до начала спектакля. Она готовила себя к этому акту – выхода на сцену. Ну что, казалось бы, ей-то волноваться? Её вся страна обожала. Спасибо уже за одно то, что вышла. Ан нет, трепетала. Или Андрей Миронов – мы вместе играли в концертах. Он стоял в кулисах, неважно, где предстояло выступать – в маленьком клубе или Дворце спорта – его трясло. Попробуй тронь – разорвёт. Ему же на сцену выходить. Поэтому-то за кулисами всегда говорят шёпотом и ходят на цыпочках. Потому что на сцене происходит что-то такое, что очень трудно создать и очень легко разрушить.
— В вашем театре работает целое созвездие выдающихся артистов…
— А кто ещё (Смеётся). Да, действительно, созвездие. Да, действительно, выходить на сцену с такими людьми, как Инна Чурикова, Армен Джигарханян, Леонид Броневой – это не просто подарок, это школа. А наши звёзды – Саша Збруев, Саша Абдулов, Олег Янковский, а молодёжь, которая уже перестала быть молодёжью, перейдя в категорию мастеров, — Саша Захарова, Витя Раков, Дима Певцов, а замечательные «новобранцы» — Серёжа Фролов, Алексей Железняк. Ну что? Ещё раз снимем шляпу перед Марком Анатольевичем за то, что он умеет создавать такую атмосферу, чтобы эти звёзды были дружны и делали общее дело.
— А с кем из них вам особенно приятно работать?
— Со всеми комфортно и радостно. Но среди них есть бог по имени Инна Чурикова.
— Как вы относитесь к тому, что песни из «Юноны и «Авось» становятся хитами эстрады?
— Дай бог! Чем больше людей будут это петь, тем лучше. Значит, это уже не просто песенки, это уже классика – то, что для всех и надолго. Будем надеяться – навсегда.
2003
