Наглядное проявление извечного притяжения противоположностей. Сергей Довлатов (1941-1990) — профессиональный рассказчик антисоветских анекдотов и Алексей Герман-младший — режиссер отстраненных фестивальных драм. Отныне два этих имени оказываются связаны одним фильмом. «Довлатов» - формальный байопик Германа-младшего, вышедший в прокат в 2018 году, рассказывает историю нескольких дней жизни молодого ленинградского писателя. Подобно мифологическому герою, Довлатов (в исполнении сербского актера Милана Марича) преодолевает испытания Ленинграда семидесятых: сталкивается с номенклатурой и фарцовкой, непризнанными поэтами и рассыпанными тиражами, коммуналками и перегонами метрополитена.
Время показало, что Довлатов не поддается прямолинейной экранизации — отчасти потому что в его рассказах автобиография переплетается с вымыслом, и автор от героя принципиально неотделим. Главная попытка переложить советского классика на большой экран произошла в 2015 году, когда выходит «Конец прекрасной эпохи» Станислава Говорухина. Поставленный по сборнику «Компромисс», этот фильм вскрывает главные проблемы Довлатова вне пространства текста. Неоспоримое достоинство довлатовской прозы — остроумные (и почти всегда — нетрезвые) персонажи, разговаривающие репликами на грани абсурда — рушится о неискоренимый кинематографический реализм. Герой-пьяница, казавшийся обаятельным на страницах, вживую вызывает у зрителя снисходительную жалость. Так же отнеслись к «Концу прекрасной эпохи» критики и зрители, не увидев в похождениях альтер эго Довлатова художественной глубины и лишний раз доказав: в реальности образ просвещенного алкоголика нежизнеспособен.
В свою очередь Алексей Герман-младший — режиссер с непростым бэкграундом. Приставка «младший», негласно указывающая на наследственность, досталась от отца, культового режиссера Алексея Германа («Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталев, машину!»). Герман-старший добился того, что для его сына пока недостижимо - всеобщего признания, авторитета массового и элитарного, чем в советской кинематографии отличались только Михаил Калатозов («Летят журавли»), Владимир Меньшов (сентиментальные «Любовь и голуби» и «Москва слезам не верит») и Федор Бондарчук («Война и мир»). Герман-младший по сей день остается преимущественно режиссером для европейских фестивалей — в сознании обычного кинозрителя он не приживается. Но, не смотря на это, его работы нельзя назвать неудачными. «Бумажный солдат», к примеру, оказался гуманистической историей о маленьком человеке на фоне исторического события, а лауреат Серебряного Медведя Берлинского кинофестиваля «Под электрическими облаками» - флегматичной притчей об обществе стиля «High tech, low life». Довлатов и Герман-младший оказались друг для друга выгодной партией: у одного появился шанс на удачную экранизацию, другому же необходима зрительская лояльность, неизбежно следующая за громкой экранизацией народного автора. «Довлатов» старательно обходит острые углы, обнаженные в «Конце прекрасной эпохи». Во-первых, Герман-младший умышленно дистанцируется от довлатовских произведений, порывая с лирическим героем. Вместо него на экран выводится Довлатов «вне мейнстрима», собранный из обрывков дневников, писем и воспоминаний его окружения. Произведения не уходят из фильма вовсе, то и дело намекая зрителю о своем присутствии. Сцены «Метростроя» - драматический оммаж на «Номенклатурные полуботинки». Фарцовщик Давид (Данила Козловский) — персонифицированный рассказ о «Креповых финских носках». Даже комичное явление ряженых великих писателей, прогуливающихся вокруг стапелей верфи, отсылает к Петру Великому из того же «Чемодана». Довлатов Германа-младшего подмечает смешное в ужасном, а зритель получает возможность взглянуть на его производственную кухню с новых позиций.
Второй удачный ход формата — узнаваемый стиль повествования режиссера, перенесенный в «Довлатова» из прошлых работ. Протагонист в фильмах Германа-младшего — в первую очередь, наблюдатель. Он помещается в среду не чтобы ее изменить, как положено герою мономифа, а чтобы ее претерпеть, передать зрителю ощущение исторической эпохи. «Довлатов» - ни в коем случае не байопик в традиционном понимании этого термина, куда более он походит на антропологическое исследование социальной жизни. Ленинград семидесятых, по которому путешествует герой, демонстрирует неприкрытую картину развитого социализма. Окружение Довлатова, находящееся под негласным надзором советской системы, стремится к свободе хотя бы в рамках застолья, где нет запретных тем и непризнанных художников. Вне своего круга — реальность заводских комплексов, тотальная слежка, обязательные к исполнению правила советской жизни. Повествование, уложенное в несколько насыщенных дней, бросает Довлатова от декорации к декорации, и везде его ожидает экзистенциальная картина запустения. Возможно, в этом кроется и главная проблема фильма. Герман-младший, увлекшись исследованием недостатков советского прошлого, низвергает главного героя до состояния обаятельной, но все-таки функции. Остаются нераскрытыми личностные сюжетные линии Довлатова: его романтические интересы, семейные конфликты, творческий и профессиональный кризис. История не напечатанного писателя не получает развития, он следует из ниоткуда в никуда по детально проработанному миру. Таким образом, «Довлатов» выполняет социальный заказ на рефлексию советского прошлого в много большей степени, чем демонстрирует зрителю личность, ради которой они и пришли в кино. Результат уловки проявился в перспективе. Критики сошлись во мнении, что «Довлатов» «самая зрелая, цельная и внятная» картина Германа-младшего (Антон Долин - «Фентези о литературном неудачнике»), но рядовой зритель, не смотря на рекламные и прокатные хитрости, оказался в целом к картине равнодушен.
В очередной раз успех картины Германа-младшего оказывается омрачен сюжетом, вернее — его сознательной редукцией. Сильные стороны «Довлатова» проявляются в технических деталях: режиссуре, организации пространства и актерской игре — словом, в штампе «магия кино». Германмладший и оператор Лукаш Зал («Ида», «Ван Гог. С любовью, Винсент») составили социальный путеводитель по советскому Ленинграду, скрупулезно выстроив сцены бытовой и производственной жизни. Визитная карточка режиссера, снятые одним дублем сцены, роднят «Довлатова» с набирающим популярность в России иммерсивным театром. Звуковая картина сцен выстроена таким образом, что зритель вынужден вслушиваться в реплики главных героев, растворяющиеся в общем гуле вечеринки или рабочего пространства. На первый взгляд — очевидный просчет, но пренебрежение чистотой звука создает дополнительное погружение в обстановку, заставляя почувствовать себя отчасти эксаудиристом, случайным подслушивающим. В рамках советской коммунальной антропологии, где размывается само понятие приватности, подобный ход кажется единственно верным. Проявляется и давняя тяга Германа-младшего к промышленному дизайну. Стальные фермы космодрома Байконур и бесформенные металлоконструкции «Электрических облаков» в «Довлатове» преобразуются в детские площадки, витиеватые ограждения набережных и пропагандистские макеты — жизненный фон советского (для фильма — скорее «антисоветского») гражданина.
Мир «Довлатова» заселен людьми, пребывающими в вечной конфронтации с системой. Милан Марич, сыгравший у Германа-младшего, пожалуй, главную свою роль, не только похож на писателя внешне, но и выгодно выделяется в толпе — большой человек, которому тесно в реалиях соцреализма. Данила Козловский (фарцовщик Давид) повадками напоминает хиппи с фестиваля Вудсток и всячески примеряет на себя образ свободного американца (впрочем, его костюм намекает, что американский дух он воспринимает преимущественно из вестернов с Гойко Митичем). Он — тотальная антитеза советской власти, «Голос Америки» в жизни Ленинграда. Кузнецов (Антон Шагин) — идеальный советский поэт-шестидесятник, метростроевец и завсегдатай журнала «Юность», оказавшийся на обочине жизни: в семидесятые восторг коммунистических строек уже не в чести. Но главное попадание «Довлатова» случается в образе Иосифа Бродского, исполненного Артуром Бесчастным. Бродский в «Довлатове» - не новый (поэта в Бесчастном открыл Влад Фурман, режиссер сериала «Таинственная страсть»), но своевременный. Сходство с настоящим Бродским, в лице, повадках и фирменном тембре голоса феноменальное. И именно Бесчастному в «Довлатове» принадлежит основополагающий тезис: «Иммигранты — глубоко несчастные люди». В надежде сохранить язык, а через язык и самих себя, герои писатели расценивают побег как предательство собственной идентичности. Речь об иммиграции заходит в кругах подпольно-буржуазных: о ней говорят те, для кого язык не является неоспоримой ценностью. Страх покинуть родной язык переводит «Довлатова» в раздел современности, когда в российском обществе вновь остро поднимается тема политэмиграции.
Восприятие «Довлатова» по этой причине затруднено. Как фильмбиография он не соответствует возложенным на него ожиданиям. Как сатира на советскую и современную действительность он недостаточно контекстуален и фантасмагоричен (не говоря уже о том, что крайне эгоистично разделяет общество на белых и черных). Мотивы Германа-младшего могли бы так и остаться неизвестными зрителю, если бы не сцена диалога протагониста с актрисой (Светлана Ходченкова) в декорациях «Ленфильма». Как всегда, Довлатов по велению режиссера оказывается в новой декорации. На заднем плане проходят солдаты в нацистской форме. На секунду, взглянув прямо на зрителя, в кадре появляется режиссер, руководящий процессом. На дворе 1971 год, на киностудии «Ленфильм» Алексей Герман снимает фильм «Проверка на дорогах». Два Германа, старший и младший, встречаются в этом фильме, и смысл замысла проясняется. Довлатов интересен Герману-младшему как точная копия побед и поражений его отца — извечная проблема героев фильма, «не печатают», частично относится и к Алексею Герману, чьи фильмы десятки лет лежали на полках в ожидании смягчения политического курса. Воспринимая «Довлатова» как кивок в сторону искусства, запертого в действительности государственного регулирования, нивелируется ценность персонажа Сергея Довлатова, реализма советского строя, сюжетной ценности. Фильм Германа-младшего выписывает сам себе индульгенцию, на которую способно только авторское кино, независимое от бюджетов и прибыли: «Пиши, чтобы хоть что-то от тебя осталось».