Подписывайтесь на канал, чтобы не пропускать лучшие материалы из мира разных профессий и не только
Здравствуйте, я работал военным репортером. Был в таких точках, как Донбасс, Ирак, Сирия, Нагорный Карабах (работал на армянской стороне фронта), турецкий Курдистан.
Опасная профессия
Среди ВР довольно мало людей с журналистским образованием. И работа как таковая зачастую не очень похожа на журналистику. Нет времени на расследования. Становятся по-разному. Я поехал на войну в 2014 после очередного приступа депрессии. Многие коллеги примерно из тех же причин исходили. Журналистское образование — фикция. Невозможно научить на профильном факультете тому, что такое война.
Важен контекст «страха». То, что кажется страшным на экране, не всегда является таким на самом деле. Но бывает, конечно. Впрочем, в Карабахе все закончилось очень быстро, и страху хлебнуть мы не успели с коллегами.
Всё чаще задумываешься над тем, какую объективную пользу несёт репортёрская работа (к слову, репортёры не очень любят, когда их называют журналистами). Как изложить увиденное, снятое, зафиксированное так, чтобы оно хоть как-то повлияло и на тебя самого, и на окружающих. Но покамест я наблюдаю пресыщение социума информацией, в том числе и инфой о войне. Судя по комментам на Ютубе, куча диванных милитаристов буквально мастурбирует на острые моменты, кровь в кадре, взорванную бронетехнику и т. п.
Правда освещается на Западе и у нас по-разному. Порой и Vice-News снимают качественные правдивые репортажи. Причем про каких-нибудь ССАшников. Но в целом у журналистов из России минимум ограничений (если не в пуле) на работу по всей территории. А вот европейцам выдают визы на 10 дней — да еще и на фронт не пускают. Что тут снимешь?
Но у нас есть еще одна объективная беда — эксперты-востоковеды. Зачастую это просто проплаченные (а порой и не проплаченные) люди, рассуждающие о Ближнем Востоке так, будто прожили там полжизни, прошли войны, добывали газ, нефть, вращались в высших политических и культурных кругах. Типа Сатановского.
Бессмысленная война
Самое страшное — не всегда самое зрелищное. Очень грустно было видеть убитых стариков в поселке Весёлое, впритык к донецкому аэропорту. Видел результаты расстрела мирного населения ИГшниками (Бойцами запрещенной на территории РФ организации. — Изнанка). Ну и в бою бывает страшно.
Иногда болевой шок и адреналиновый «прибой» не позволяет испугаться смертельного ранения. Отвратительны осколочные проникающие. Ранения внутренних органов, полученные по неосторожности, а порой и не сразу замеченные раненым, внезапно осознающим, что уже потерял пол-литра крови.
Военнопленных пытают. По крайней мере, бьют некисло. Один раз видел, как пленного ИГшного шейха (мелкого, деревенского) сирийские летёхи пинали ногами часа два, выбивая из него информацию о складах боеприпасов.
Раздолбайством же отличались иракские регулярники (в отличие от курдских Пешмарга (Курдские Вооруженные силы. — Изнанка)). Хазарейцы (проправительственные добровольцы из Афганистана, воюющие на стороне САА (Сирийская Арабская Армия, правительственные войска. — Изнанка), нанятые Ираном) — те еще «бегуны», способные сваливать после первых выстрелов на дальнем рубеже.
Бывают душераздирающие истории мирного населения: помню, в Кобани, уже после основного этапа боев, маленький паренек лет семи от роду затащил нас в чудом уцелевший продуктовый магазин своего отца. Кобани был разрушен процентов на 90, и уцелевший магазин находился в центре сгоревшего жилого квартала.
Узнав, что мы русские, парень метнулся куда-то в темноту и вынес нам две раздутые банки холодной колы, покрытые толстенным слоем расплавленного пластика. Оказывается, кладовка в магазинчике сгорела, и остались только банки с напитками... все в застывшей пластиковой лаве.
Ещё мы как-то брали интервью у жителей Салах-ад-Дина — одного из самых трущобных, бедных и находившихся ближе всего к фронту районов Алеппо. Ну и непременно оставляли денег нашим собеседникам, жившим огромными семьями в мелких клетушках без света, а зачастую и без воды. Сын одной из собеседниц, учительницы младших классов, был просто славянской внешности. Русоволосый, курносый паренек лет 10-12. Звали его Вахид, т. е. «единственный». Оказалось, его русские предки-купцы еще в середине XIX века переехали из России в Османскую Империю и обосновались в Алеппо.
Еще был очень весёлый курдский дедушка, чей дом в кантоне (Территориально-административная единица. — Изнанка) Африн (название деревни не помню) разворотило тремя гаубичными снарядами. Он стоял у развалин, осматривал их и улыбался. Мы подошли и завели разговор. И он, не переставая улыбаться, сказал: «Я, вообще, инженер-строитель и теперь, наконец, вижу, что за косяк был с отоплением и канализацией в доме. Сам думал сносить, а тут эти сраные турки помогли. Спасибо им, тудыть-растудыть».