Стоит ясный солнечный день. Море играет полуденными бликами, волны медленно качают наш фрегат. За бортом резвятся акулы. Они лязгают зубами и глотают голодную слюну. Уже съедена вся белая часть экипажа, а чёрная его часть и чёрные невольники захвачены пиратами.
Я ничего не вижу, потому что стою с завязанными глазами. На доске, выставленной в открытое море. Наши захватчики, вроде бы, цивилизованные люди, но почему-то, как дикари, вспоминают и приводят в исполнение идиотские казни.
Я очень-очень медленно иду по доске навстречу гибели, качаюсь вместе с доской вверх-вниз и тяжело вздыхаю.
В это раз мы не смогли уйти от пиратов. Мы несколько часов пытались это сделать. Были подняты все паруса, выброшено за борт всё лишнее. Мы даже несколько раз ударили по пиратам из пушек и даже слегка повредили их судно. Но уйти всё равно не смогли. Не судьба.
Как только эти головорезы приблизились и взяли нас на абордаж, я выбил рогами решётку клетки и сходу растолкал троих пиратов так, что они сложились от боли. Потом сражение резко сменило место, потому что вся наша команда, оценив численное превосходство пиратов, попрыгала с палубы в трюмы.
Мне оставалось только ждать наверху исхода сражения.
Даже не знаю, как оно там происходило. Может быть, пираты быстро перебили белых, а потом выискивали смешавшихся с невольниками чёрных. Может быть, кто-то просто сдался, потому что сильно хотел жить. Знаю только, что победили нас, а не мы.
Ну и что? Зачем же казнить бычка?
Тем более таким дурацким способом. Ведь вряд ли захватившие нас парни вегетарианцы. Могли бы заколоть меня и закусить мною трофейное вино, которое они в достатке найдут в погребе.
Но нет, меня решил казнить. Особенно выступал вон тот одноглазый в белой косынке, которого я толкнул в числе первых, поломав ему рёбра и выбив зубы.
Делаю ещё шаг по качающейся доске, и вдруг перед глазами проносится вся недолгая жизнь. Вот я вижу себя на ферме у хозяев, совсем ещё маленьким и весёлым. Кругом цветёт клевер, летают бабочки, прогуливаются туда-сюда знакомые и незнакомые коровы. Вокруг нас бегает и лает пастушья собака.
Тогда я ещё не знал, что люди не дают дожить коровам до глубокой старости. Я не знал, что мы работаем на людей всю жизнь и в конце удостаиваемся чести быть съеденными. Я не знал, что люди и друг другу до старости не всегда дают дожить.
Вот из разговоров пиратов я только что услышал, что судно они скоро продатут в ближайшем порту, а объяснять покупателю наличие на борту быка им просто не хочется.
Вот я в очередной раз пытаюсь вслепую нащупать передним копытом продолжение доски. И не могу.
Доска кончается. Сейчас я упаду.