Ох, прихватил у меня однажды живот. Пригнулся на работе, и хожу до завершения смены. Персонал в кафе подумали, что радикулит. Посмеиваются по углам. Коллеги, называются! А я за барной стойкой - лицо заведения в скрюченном состоянии. Клиентам улыбаюсь, сквозь зубы, а у самого чуть слёзы из глаз. Болит и ноет моё пузо. Уже два дня не унимается. Что я только не делал! Таблеток наглотался, а толку нет. Чувствую, что-то здесь не так!
Вечером я совсем повесил нос: температура около 39 градусов, и живот сковало! Вызвал скорую помощь. Фельдшер, молодой паренёк, говорит:
- Вы бы ещё недельку потерпели, так и до кладбища не далеко. Вот люди!
С этими словами вытащили меня на носилках, идти я сам уже не мог. Загрузили в машину неотложки, и полетели мы на всех парусах с мигалками, как важная персона города.
В приемном покое хирургического отделения работают весёлые врачи и медсёстры! Наверное, в их работе без юмора нельзя. Я лежал и ждал минут 10, пока начали мной заниматься. Где не нужен тренажёрный зал, так в больнице! Несколько медсестёр прыгали, как горные козочки, сменяя одна другую. Приносили градусник один, потом второй, затем взяли кровь, мочу. Повезли на УЗИ, МРТ. Я не успевал подумать о боли: просто некогда.
Мне повезло, что вечером дежурил заведующий хирургического отделения. Сначала, конечно, меня долго изучал и пальпировал молодой специалист. Помолчав, он убежал в раздумьях.
- Похоже не ясно, что со мной! Лишь бы живым остаться! – думал я, упершись взглядом в потолок комнаты.
Мои молитвы услышаны. Меня осмотрел опытный седой старец, с очень острым носом, и огромными очками. Изучил внимательно анализы, снимки. Улыбнулся и произнес, как верховный бог на горе Олимп:
- Лишнее надо рубить на корню! А то будет поздно! Острый аппендицит, голубчик. Ну, операцию делать будем, или как?
Будто был выбор! Юморист! Другого решения, кроме операции, и быть не могло!
- Что вы кушали, и когда давно по времени? – продолжал спрашивать профессор.
- Картошку пюре и котлету, около часа назад! – ответил я.
- Хорошо! – произнёс старец.
Всё в этой истории закончилось хорошо, кроме моего живота. На нём теперь пожизненно красуется шрам.