Алесь Литвинов, planetabelarus.by
Выражение «не наша война» подходит для многих военных конфликтов, бушевавших на территории Беларуси. В силу своего географического положения наши земли часто становились просто полем боя для других держав — со всеми вытекающими… Однако именно эта война — между Россией и Турцией, начавшаяся ровно 250 лет назад, проходила далеко на юге — и все же ее последствия оказались для Беларуси, входившей тогда в состав Речи Посполитой, губительными.
Конфликт между двумя империями назревал давно. Дерзкий растущий организм России после решенного еще во времена Петра Первого балтийского вопроса жаждал теперь выхода к Черному морю. Дряхлеющая Османская империя рассчитывала получить Подолье и Волынь и в конце концов установить протекторат над всей Речью Посполитой, о чем намекала султану часть шляхты — участники Барской конфедерации. Турция обвинила Россию во вмешательстве в дела Речи Посполитой, проталкивании на престол своего кандидата — Понятовского – человека, по мнению Стамбула, «недостойного быть королем, из фамилии и предков которого никто не был королем». Последней каплей разорение находившимися на царской службе казаками приграничного города Балта на севере Османской империи.
В октябре 1768 года турецкий султан Мустафа Третий объявил войну России. Русский посланник в Стамбуле Обресков и еще 11 членов посольства были арестованы и брошены в Семибашенный замок. В ответ Екатерина Вторая распорядилась собирать в поход русские полки. Ее войско было разделено на две армии. Главными – наступательными – силами командовал князь Алекандр Голицын, а 2-я армия, у которой были вспомогательные задачи, была подчинена менее родовитой фигуре — графу Петру Румянцеву. Однако именно последнему выпадет ключевая роль в новой войне с Османской империей — войне, которую современники будут называть не иначе как Румянцевской, а наградой ему станет лакомый кусочек белорусских земель.
Но это произойдет позже, а пока Турция отправила навстречу русским свое 200-тысячное войско, еще 80 тысяч конницы выступило от Крымского ханства, находившегося в вассальной зависимости от Стамбула. Силы же, выставленные Россией в начале кампании, выглядели значительно скромнее. Первая регулярная армия под командованием генерал-аншефа Голицына насчитывала 65 тысяч человек и собиралась наступательно действовать в верхнем течении Днестра. Вторая — резервная, под началом Румянцева, имела до 40 тысяч солдат; она должна была обеспечить защиту Украины с юга, на участке между Доном и Днепром.
Надо сказать, турки готовились к этой войне давно. Памятуя о временах, когда Черное и Азовское моря были всего лишь внутренними водоемами великой Османской империи, султан Мустафа Третий рассчитывал вернуть в результате войны владения в Северном Причерноморье и на западном Кавказе, а также заполучить юг Украины. Султану это казалось делом несложным, учитывая численный перевес оттоманского войска и недавно разгоревшийся русско-польский конфликт, который был весьма на руку туркам.
Сравнительная немногочисленность русской армии, по мнению Санкт-Петербурга, могла компенсироваться поддержкой дружественных России народов в Молдавии и Валахии. Граф Румянцев даже подготовил специальные воззвания к этим народам, в которых просил их всячески помогать российским войскам продовольствием, фуражом и лошадьми, а также призывал местных жителей формировать добровольческие отряды и присоединяться к русской армии. Это воззвание распространялось лазутчиками, переодетыми в нищих странников. Сам же автор – Румянцев – отправился под Полтаву, где собиралась его армия. А она, по свидетельству современников, находилась в довольно жалком состоянии. Вот что писал в своем дневнике прусский офицер Генкель, находившийся в том походе при русской армии: «Солдаты были дурно одеты и обуты, конская сбруя истерта, лафеты непрочны. Движения войск, по недостатку офицеров, знакомых с механизмом их, производились медленно и неловко…»
А тем временем, в январе 1769 года, в южные пределы Украины вошла конница крымского хана. Не дожидаясь, пока главные силы осман переправятся на левый берег Дуная, хан Кырым Гирей хотел самостоятельно захватить большие территории. Однако это последнее в истории крымское нашествие закончилось довольно скоро. Военный советник хана, а позже французский посол при Османской империи, барон Франсуа де Тотт объяснял скоротечность этого вторжения погодой: «Страшный холод был немалою помехою походу. Через день после нашего перехода через Ингул он был так силен, что больше трех тысяч солдат почти буквально замерзло, и более 30 тысяч лошадей пало. Все войско было в очень незавидном положении». Ох уж эта роковая для захватчиков русская (читай – украинская) зима!
В итоге, разорив приграничные села, захватив в плен тысячу жителей и угнав большое количество скота, отряды хана были вынуждены вернуться в свои крымские владения. Надеясь еще догнать отступившего неприятеля, из-под Полтавы выдвинулась армия Румянцева. В предвкушении битв всю первую половину 1769 года он буквально забрасывал и Петербург, и командующего первой армией Голицына предложениями о совместных наступательных действиях их войск, но ответов не получал. Лишь в декабре 1769-го Екатерина ІІ, недовольная медлительностью Голицына, не предпринимавшего решительных действий, сменила командование первой армией. За год войны полки под началом Голицына в основном только и делали, что передвигались по Украине – то ли за турками, то ли от них. Теперь во главе русских сил встал пылкий Румянцев. И в первой же серьезной стычке – у кургана Рябая Могила – его 38-тысячный корпус нанес поражение турецко-татарскому войску, состоявшему из 50 000 конницы и 20 000 пехотинцев-янычар.
Почти вдвое уступая противнику в численности, Румянцев применил разработанную им тактическую новинку, отличавшуюся от принятых в ХVIII веке принципов ведения боя: разделил свою армию на четыре отдельных отряда, каждому из которых определил собственное направление удара. Немногие бы решились разделить войска, ведь в те времена считалось, что чем массивнее армия, тем сильнее. Однако Румянцев никогда не придерживался общих принципов. Он стал новатором во многих сферах военного искусства: первым в российской армии использовал смешение родов войск, умел отвлечь внимание противника ложными вылазками, сковав его части на разных направлениях, а сам концентрировал силы на линии основного удара. Этот прием потом использовали Наполеон, Кутузов, Суворов. Последний, сыгравший роковую роль в истории завоевания Беларуси Российской империей, считал именно Румянцева своим главным наставником.
Выигранное сражение с турками при Рябой Могиле стало первым в европейской истории опытом наступления разъединенными силами, притом настолько блестяще осуществленным, что 70 тысяч противников русские опрокинули при собственных потерях всего в 46 человек! Догнав через пару недель у места впадения реки Ларги в Прут бежавшую из-под Рябой Могилы османскую армию, Румянцев вновь внезапно атаковал превосходившего по силе врага и после 8-часового сражения опять обратил его в бегство. За победу при Ларге Петр Румянцев был награжден орденом Святого Георгия Победоносца первой степени. Не считая самой Екатерины II, возложившей на себя орден как его учредительница, он стал первым кавалером этой высшей военной награды Российской империи.
…Несмотря на поражения, турки продолжали считать, что численное превосходство армии обеспечит победу в войне. Еще в начале 1770 года в Османской империи было мобилизовано 150 тысяч человек, две трети из них – в конницу. Теперь они направились к нижнему течению Дуная на подмогу своей основательно потрепанной Румянцевым армии. Во главе этих сил находился великий визирь Халил-паша – второй человек в османском государстве после султана. При нем были практически все видные военачальники империи. Поэтому никто – от султана Мустафы Третьего до рядового янычара – ни на миг не сомневался в скорой победе турецкой армии. Уверенности османам прибавляли поступавшие им сведения о сравнительной малочисленности русских сил и о недостатке у них провианта – обозы просто не поспевали за передвижениями войск.
В это время самому Румянцеву некоторые офицеры его штаба советовали повременить со следующим сражением, дождаться обозов и подкрепления. Но тот и слушать не хотел об «а-ля голицынских» маневрах и передислокациях, напоминавших «танцы» с неприятелем.
Русская и турецкая армии сошлись в конце июля на берегу речки Кагул. Осознавая численный перевес неприятеля, когда на одного русского солдата приходилось пять (!) османских, Румянцев все же принял решение немедленно наступать. «Кто владеет инициативой, тот и управляет боем», – повторял он. У османских военачальников тоже имелись свои принципы ведения войны. Помимо главного из них – количественного превосходства (а под Кагулом оно было несомненным), во вторую очередь турки полагались… на звезды! В стане Халил-паши всерьез были заняты вычислением «счастливых астрологических дней». Даже османский султан Мустафа Третий был убежден, что самый титулованный полководец тех лет Фридрих Великий обязан своими победами лишь непогрешимости прусских астрологов и потому просил Фридриха прислать в Стамбул трех лучших звездочетов.
В ночь перед генеральным сражением военачальники обеих сторон мысленно перетасовывали тактические козыри вверенных им армий. Ни один из соперников не сомневался в своей предстоящей победе. А солдатам Румянцев велел выспаться – возможно, сражение одним днем не обойдется.
Утром 1 августа 1770 года русские войска пятью каре, выстроенными в единый фронт на некотором отдалении друг от друга, пошли в атаку. Как и в сражении при Ларге, по углам каждого пехотного каре находилась артиллерия, а внутри располагалась конница. Опыт показал, что такое построение могло выдержать даже самые сильные удары врага. Визирь, как и ожидал Румянцев, обрушился на русские каре всей массой своей конницы. Подпустив турецкую кавалерию на расстояние выстрела, каре остановились и открыли по ней перекрестный огонь. После того как лобовая атака была остановлена, из-за рядов румянцевской пехоты появилась кавалерия, быстро развернувшая контратаку. В это время пехотные каре, оказавшись за линией схватки, быстро передвигались вперед по полю боя.
Так, успешно отбивая атаки и контратакуя, русские отряды приближались все ближе и ближе к лагерю противника, пытаясь охватить его полукругом. Помимо огромной численности войска, турецкое командование не могло ничего противопоставить маневренной, атакующей тактике Румянцева. Напрасно Халил-паша пытался остановить своих бегущих солдат, грозясь отрубать дезертирам уши и носы. К трем часам пополудни османский лагерь со всей артиллерией и провиантом был взят, а сам верховный визирь едва успел ускакать в Измаил. Сражение было выиграно – и оно, по выражению хроникеров, «походило более на баснословное, нежели на действительно историческое».
Вслед за победой при Кагуле русские полки, почти не встречая сопротивления, очистили от осман низовья Дуная, заняв к концу 1770 года два княжества – Молдавию и Валахию. В последующие годы турки, наученные горьким опытом, старались не противостоять русским в открытом поле, ограничившись обороной своих многочисленных крепостей, расположенных от Дуная до Балкан. Наконец, измотанные военными действиями, в марте 1772-го Румянцев и великий визирь договорились о перемирии.
А в феврале того же года в Санкт-Петербурге было заключено секретное соглашение между Пруссией и Россией о первом разделе ослабленной внутренними междоусобицами Речи Посполитой, к которому спустя две недели присоединилась Австрия. Российская империя, познавшая сама и продемонстрировавшая миру силу своего оружия, выторговала для себя самые выгодные условия: под власть царской короны переходили территории площадью 92 тысячи км² с населением 1,3 миллиона человек. Белорусские земли до Двины, Друти и Днепра (включая правобережный Полоцк, Витебск и Мстиславль) становились русскими территориями. По выражению Екатерины, теперь «сии провинции надлежало легчайшими способами привести к тому, чтоб они перестали глядеть как волки в лес».
А возобновившаяся весной 1773 года русско-турецкая война окончательно завершилась уже через год с небольшим, когда армии Румянцева удалось окружить в цитадели Шумла ставку османского главнокомандующего – визиря, отрезав тому всякое сообщение со Стамбулом. Турки просто вынуждены были запросить мира. Заключенный 21 июля 1774 года в болгарской деревне Кючук-Кайнарджи мирный договор между Российской и Османской империями подвел жирную черту под эпохой турецкой экспансии в Восточной Европе.
За свой вклад в победу граф Петр Румянцев был удостоен высшего воинского чина фельдмаршала, получив от императрицы жезл с алмазами («за разумное полководство»), шпагу с алмазами («за храбрые предприятия») и лавровый венок, украшенный алмазами же («за победы»), а также белорусское местечко Гомель и Гомельское староство, включавшее 82 деревни с 12 665 дворами, в вечное потомственное владение («для увеселения»). Вместо деревянного замка Чарторыйских в конце 1770-х Румянцев приказал возвести там каменный дворец, ставший со временем главной архитектурной жемчужиной Гомеля.
Любопытно, что в 1793 году, когда строительство гомельской резиденции подходило к концу, «герой-стеснитель ратных строев, Перун Кагульских берегов», как писал о Румянцеве Пушкин, приобрел для себя дом в Москве, на Маросейке. По желанию полководца, внутри стены дома были расписаны фресками сражений русско-турецкой войны, в которых он участвовал. Ирония судьбы: сегодня в этом здании размещается главный корпус Посольства Республики Беларусь в Российской Федерации.