«Брошу всё и уйду в монастырь!» — такие мысли нередко посещают многих из нас в минуты жизненных трудностей. Так ли просто оставить прежние привычки и окунуться в совершенно новый мир, узнала наш корреспондент, на три дня став трудницей в Свято-Елисаветинском монастыре
Чтобы пожить в обители, мне потребовалось разрешение духовника монастыря протоиерея Андрея. Здесь это называется «просить благословения». Любой мой шаг также согласовывался со старшими — с игуменьей или сестрой, которой поручили помогать мне.
Трудница — первая ступень в монашестве. Такая девушка или женщина трудится в обители во славу Божию, то есть не получая денег. Иными словами, выполняет послушания. В основном это уборка, помощь на кухне, мытье посуды. Вообще занятий в обители много: и клиросное пение, и рукоделие, и посещение больниц и интернатов.
Жить трудница может как в монастыре, так и при нем. А вот на следующем этапе сестра облачается в послушническую одежду и живет уже в келье. Там есть все самое необходимое для жизни монахини: иконостас, небольшой шкафчик, кровать, тумбочка. В одной келье живут по 2-4 сестры. Туда не пускают даже близких родственников.
В Свято-Елисаветинский монастырь я приехала впервые. Ожидала, что он окружен глухим лесом, а здесь, оказывается, жизнь кипит. На одной стороне улицы всё словно замерло в почтенном спокойствии и благоговении, а на другой — местные все так же заняты мирскими вопросами: достают пакеты с продуктами из припаркованных авто, гуляют с детьми. У дома паломников, где я должна нести послушание, встречала сестра София. Ее голову покрывала белая косынка — отличительный знак сестер милосердия. Тут она старшая. Но не из-за возраста, а потому, что несет ответственность за всех людей, которые здесь трудятся. Сюда приезжают паломники со всего мира: россияне, поляки, сербы, немцы, японцы…
— Вот ваше расписание. Завтра в 5:45 приходите в храм на полунощницу. После в трапезную на послушание, — дала первые наставления сестра София.
Жить мне предстояло в доме паломников за городом. Когда добралась, на часах было 22:30. Боялась, что меня не пустят. Но, предъявив охраннику анкету с паспортными данными, без проблем попала внутрь.
В доме очень уютно. В холле стоят диван и кресла, столик, комод — в нем для гостей всегда найдутся тапочки. Справа по коридору ванная комната с двумя душевыми кабинами, туалет — всё выглядит чисто, по-современному. Вниз по лестнице — женская комната. Вдоль стен расположились двухъярусные кровати. На таких когда-то спала в детском лагере.
Меня встретили очень приятные женщины: были и трудницы, и просто паломницы. Одна, по имени Ольга, услышав, что мое послушание пройдет в трапезной, только покачала головой:
— Скорее всего, отправят мыть посуду. Тяжело тебе придется.
Когда услышала, что собираюсь идти на полунощницу, и вовсе запричитала:
— Да ты и до конца смены не продержишься!
И тут же принялась давать советы:
— Чтобы сэкономить время, кружки и вилки ставь отмокать в больших кастрюлях. Быстрее справишься.
Выслушав ее наставления, пала духом. Неужели мое испытание закончится уже в первый день?
Решила спать на нижней койке. Из-за высокого роста сидеть на ней не очень удобно, поэтому, переодевшись, сразу нырнула под одеяло.
Перед сном девушки молились вслух. Под чей-то тихий голос я и отключилась. Правда, ночью меня разбудили: кто-то на протяжении часа громко шебуршал пакетами. Хотелось сделать замечание, но, вспомнив, в каком месте нахожусь, решила промолчать. Все-таки смирение — одна из добродетелей.
День первый
Кое-как продрав глаза в 5:00, заметила, что все соседки, кроме одной, видят десятый сон. Я же, быстренько собравшись, поехала обратно в обитель. На полунощнице прихожан мало, в основном одни монахини. Полумрак, мерцание свечей, пение хора — не покидало ощущение, что здесь и сейчас происходит некое таинство. По телу то и дело пробегал холодок. В присутствии монахинь чувствовала себя еще большей грешницей, чем обычно. Старалась лишний раз не смотреть им в глаза, наблюдала исподтишка, чтобы понять, когда нужно креститься, когда — кланяться. Да и в молитве понимала далеко не все слова. В общем потоке быстро удалось разобрать «Господь Бог», «Аминь», «слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу», но целостная картина явно не вырисовывалась. Вскоре внимание стало рассеянным, мысли перескочили от высокого к чему-то куда более тривиальному… Еще и ноги затекли с непривычки: до этого так долго стоять не доводилось. А сидеть стыдно — кругом пожилые люди.
В руках у монахинь заметила небольшие книги. Оказалось, в них имена прихожан и их близких, об их здравии и упокоении матушки неустанно молятся не только на службе, но и после нее, каждая — по часу. Да и вообще за молитвами проходит большая часть их жизни: за день нужно прочитать не меньше 500.
После литургии я направилась на послушание. В доме паломника на многих дверях, в том числе в трапезной, висит табличка «Без благословения не входить». Эти правила здесь соблюдают все.
На кухне ждали сестры Екатерина и Ирина. Первым делом они меня накормили (вот что значит «возлюбить ближнего своего»!) и только потом выдали фартук, перчатки и провели в посудомоечную.
На столах и тележках уже накопилось несколько внушительных стопок тарелок, а также чашки, кастрюли и множество столовых приборов.
— Очищаешь посуду от еды, моешь в раковине, загружаешь в машину: вилки и ложки — на нижнюю полку, тарелки — на верхнюю, — терпеливо объясняла сестра Екатерина. — Затем насухо вытираешь, иначе останутся пятна.
В беготне между раковиной, посудомойкой и тележками я провела три часа.
Больше всего возни было со столовыми приборами: если после мытья оставить их на столе, они быстро высохнут, поэтому сразу хватаешься за полотенце.
Обедают трудники, впрочем, как и завтракают, и ужинают, в летней трапезной. Она находится во внутреннем дворике одного из храмов. Пищу каждый накладывает себе сам, никто тебя в этом не ограничивает. В меню — салат, какая-нибудь котлета с гарниром.
На обед суп, обязательно хлеб (на завтрак к нему добавляют сыр). На двери висит расписание, когда едят трудники и работники цеха чистки картофеля, когда братья, а когда сестры. На деле четкого разделения нет. Все приходят, когда им удобно. У монахинь, кстати, отдельная трапезная. И в ней точно нет места мясу, а по понедельникам, средам и пятницам — рыбе и молочным продуктам.
После обеда я мыла окна, полы, а еще стулья… штук 70. Совершив пару десятков приседаний (стулья здесь не простые, а со множеством перекладин), любовалась своей работой: теперь нигде нет пыли! Когда часы показали 17:00 и сестра Ирина со спокойной душой отпустила с послушания, я вздохнула с облегчением: во всем теле чувствовалась усталость. Раньше я так много не трудилась. Оставшееся время до службы провела в своей машине, припаркованной недалеко от монастыря. Спала прямо на переднем сиденье.
Служба проходила в Никольском храме. У церковной лавки заметила ящик для пожертвований «Для детей и больных, пострадавших от военных действий на Донбассе». Деньги забирает доверенное лицо и отвозит средства в Украину.
Служба длилась более 3 часов. Вечером поближе познакомилась с соседками. Молодая, всегда улыбчивая Ольга вернулась в Минск аж из Нью-Йорка, чтобы развестись с мужем. Каким-то чудом оказалась в монастыре. Говорит, здесь легче пережить случившееся. Вместе с Кристиной, помогающей здесь по хозяйству, они живо обсуждали предстоящую поездку на святые источники в Жировичах.
— Главное, чтобы тебя матушка отпустила, — качала головой собеседница. — Там такое благодатное место!
Кристину к Богу привела бабушка. Девушка с горящими глазами показывает ночную рубашку с изображением Иисуса, которую ей привезли из Израиля, а еще дорогую сердцу фотографию — из купели в тех самых Жировичах. В наушниках у нее звучат проповеди, по телевизору она смотрит телеканал «Спас». И лицо у нее такое светлое, доброе. Наверное, именно так выглядят люди, на которых снисходит благодать. Ее искренность подкупила, и смотрела я на нее не просто с любопытством, а с каким-то умилением. Такая легко бы вписалась в один из романов Федора Достоевского.
— Надо верить, Настюшка, только так можно спастись, — повторяла она.
День второй
Вставать категорически не хотелось. В голову забралась крамольная мысль: а что если прогулять службу? Никто ведь и не заметит. Но совесть подгоняла поскорее встать с кровати. На полунощнице снова наблюдала за монахинями. Когда некоторые садились на лавочки, понимала: значит, и мне можно отдохнуть. Если болела спина, просто делала низкий поклон — становилось легче. Хотя еще вчера смотрела на таких людей с недоумением и вместо поклона едва заметно кивала головой.
В доме паломников поджидал сюрприз. Оказывается, перед послушанием все работники еще час по очереди читают молитвы. Прямо в холле. Когда очередь дошла до меня, я вцепилась в маленькую книжечку и дрожащим голосом принялась благословлять, кажется, святую Елисавету. Изо всех сил старалась меньше сбиваться и правильно расставлять ударения. Получалось не всегда. Хорошо, что читать пришлось всего пару страниц. Коллеги просили святых и о здоровье (или, как здесь принято, о здравии) близких, и, что особенно поразило, о здоровье глав некоторых государств.
В этот раз посуды было еще больше. Но, как ни странно, физическая усталость приносила душевное спокойствие. Никаких тревожных мыслей, стресса. Даже думать о чем-то, кроме как о мытье тарелок, не хотелось. По сути, выбор за меня делали другие люди, я просто подчинялась. Служба — послушание — снова служба — сон. Будущее наконец-то стало определенным и понятным.
Вечером я приняла волевое решение исповедаться. Первый и последний раз я признавалась в своих грехах еще в детстве. Помню, тогда насчитала немало проступков, что же говорить сейчас? Для начала следовало прочитать несколько молитв, страниц 40. После любезные соседки вручили мне книги, в которых подробно описаны все людские беззакония. Пробежав страницы глазами, поняла, что вся моя жизнь — один сплошной грех. Собравшись с мыслями, взяла в руки блокнот.
— Выписывай то, что первым придет в голову, что действительно тебя мучает, — советовала Елена. — И внимательно слушай, что скажет батюшка. Через него с тобой говорит Бог.
— Главное — не бойся. Дьявол будет нашептывать всякое, мол, зачем тебе это надо. Захочется убежать. А ты про себя помолись и иди, — наставляла Кристина. — Зато потом почувствуешь такую легкость!
День третий
Перед исповедью заметно волновалась. Все-таки говорить с незнакомым человеком о своих недостатках не привыкла. Когда настал мой черед, неуверенно подступила к батюшке. Изначально планировала коротко пробежаться по всем пунктам, что набросала на бумаге. В итоге рассказала о темных страницах своей биографии во всех подробностях. Пропало всякое стеснение, захотелось высказаться.
Священник, напротив, ограничился всего парой фраз:
— Тебе нужно меньше думать и мечтать. От этого все твои проблемы.
«А ведь он прав! — озарило меня. — Как будто на приеме у психолога побывала». После исповеди — причастие.
В доме паломника тот день тоже был особенным: в мирскую жизнь провожали сестру Ирину. Она уезжала домой, в Слоним, к своей семье. По этому случаю устроили чаепитие. И выглядело оно так же, как и любое другое чаепитие в любом другом коллективе. Вот только начали его с молитвы. Все женщины, повернувшись к иконе, хором запели:
— А мы попросим Отца Бога света сестре Ирине многая-многая лета…
Долгих лет жизни желали и ее мужу, и сыну, и вообще всем, кто имеет к ней хоть какое-то отношение. Все это производило такое приятное впечатление, что под конец уже я сама выводила тихим голосом эту простую мелодию в надежде, что и моя молитва принесет другим людям лишнюю минуту жизни.
Дальше — общие воспоминания, сдержанные разговоры о будущем. Все, как в миру. За этим столом все были равны: и монахини, и послушницы, и сестры, и трудницы.
Последний день послушания прошел быстро. Я снова убирала, мыла, вытирала, драила. На месте не сиделось. Мысль о том, что другие в это время работают, вызывала приступ стыда. Сестра Екатерина уже и не знала, какое еще задание мне придумать.
— Такая молодец. Не ленится, все делает!
— Ой, так, может, она у нас еще задержится? — с надеждой спросила сестра Анна, работавшая на стойке регистрации.
Увы, мое пребывание в монастыре на этом заканчивалось. Стоя на вечерней службе в последний раз, чуточку собой гордилась: некоторые молитвы уже стали знакомыми, слова легче воспринимались, да и в целом суть происходящего стала понятнее. Даже знала, когда нужно креститься.
Возвращаться домой не очень-то хотелось. Слишком полюбились здешние спокойствие и размеренность, а мирская суета только пугала. Но ведь монастырь — место, куда всегда можно прийти, пусть даже на службу. А в моем случае — вернуться.
Автор: Анастасия Данилович