Немного истории
Давным-давно, лет эдак 250 назад, никаких мачо не было. Были махо и их подружки с буквой «а» на конце. Конечно, за три века границы махизма несколько размылись, да и слово теперь звучит брутальнее, но всё же есть что-то общее у современных щёголей с их средневековыми предками (да, XVIII век в Испании – вполне себе Средневековье, а последнюю ведьму там сожгли аж в XIX веке, но сейчас не о ней, бедняжке).
Так кто такие эти махо (а точнее махос – во множественном числе)? Простолюдины, жители мадридских трущоб – и символ нации. Они носили яркие коротенькие штанишки и пиджаки; широкополые шляпы скрывали их лица, а длинные плащи надёжно укрывали оружие, с которым не расставался ни один уважающий себя махо. Простолюдинам было запрещено носить длинные ножи – и махос сменили их на навахос – складные ножи вроде тех, какими сегодня пользуются опытные походники.
Можно предположить, что навахос были нужны, чтобы защищать мах, но махи и сами могли за себя постоять. Эти красотки не носили корсетов и прятали свои навахос под пышными юбками.
А что же аристократы?
Тут на ум приходит мой любимый мультик «Падал прошлогодний снег»: «Вчера царь, сегодня царь… Каждый день всё царь да царь. Маловато!» Испанская аристократия XVIII века от пластилинового «орла-мужчины» в этом плане мало чем отличается. У неё упадок и увядание, а у простого народа – коррида, вызывающие наряды, сексуальная свобода и свобода вообще. И повальное увлечение фламенко где-то не за горами…
В общем, аристократы поняли, что у простонародья трава зеленее, и пора бы уже к этому простонародью приобщиться. Герцогини принарядились в мантильи – и понеслась Испания в объятия «вульгаризма», как это явление уже в XX веке назовёт философ Хосе Ортега-и-Гассет. Понеслась с «пылким, исключающим что-либо иное энтузиазмом, настоящим исступлением…»
Знатные дамы боролись за право покровительствовать комедийным актрисам, заказывали придворному художнику Гойе портреты в образах мах, пока их мужья страстно обсуждали вчерашний бой быков. Всё тот же Ортега пишет: «Вульгаризм был способом счастья, который в XVIII веке открыли для себя наши предки».
Немного политики
Для Марии Луизы Пармской заигрывание с махизмом было не способом счастья, а способом мимикрии. Она вообще была умной и властной женщиной: это ж надо было обставить всё так, чтобы муж (король Испании Карл IV на минуточку) умолял остаться жаждущего уйти на покой любовника монаршей супруги! Зная о его связи с Марией Луизой и наверняка догадываясь, что он-то (фаворита королевы звали Мануэлем Годоем) на самом деле и правит Испанией… Хотя это не точно.
В общем, всё было в монархине хорошо (внимание, сарказм), кроме одного прискорбного обстоятельства: она была итальянкой. Но это дело поправимое – достаточно заказать портрет в образе махи всё тому же придворному художнику Гойе, – и всё, в сознании народа ДНК королевы переписана! Она теперь своя, родненькая, чистокровная испанка в дцатом поколении.
Вспомните немку Екатерину Великую: она тоже знала толк в костюмированных представлениях. Правда, её портрет в шугае и кокошнике написал датчанин Вигилиус Эриксен, а Марию Луизу в мантилье запечатлел самый настоящий испанец Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентес. И все, кроме одной, иллюстрации в этой статье – его рук дело.
А убийца – дворецкий
На десерт всё-таки раскрою интригу, заявленную в названии статьи: про «мачо в юбках» поговорили, а про заветные три буквы забыли («без»), нехорошо как-то. Так что там с мачо без юбок?
Речь идёт, конечно, о «Махе обнажённой», одной из знаменитейших картин Гойи и – скандальнейших. В своё время из-за неё художником даже заинтересовались инквизиторы, но влиятельные друзья выручили. Легенда, плотно въевшаяся в сознание широких масс, гласит, что перед нами Каэтана Альба, возлюбленная Гойи. Ну, во-первых, не возлюбленная, а покровительница (причём с супругом на пару, но о нём почему-то всё время забывают, даже обидно за герцога). Во-вторых, никаких доказательств их любовной связи нет, кроме, разве что, вот этих двух «Мах». Но, если это и правда она, то что её нагое тело делало в коллекции знатного эротомана Мануэля Годоя (помните, мы уже встречались с ним раньше?)? Куда правдоподобнее (хотя и скучнее) версия о том, что перед нами Пепита Тудо, любовница, а потом и жена Годоя. Пазл сходится!
Сразу ясно, почему Годой прятал обнажённую версию в тайничке за одетой. Вдруг любовь?