То, что людей сажают по обвинению в коррупции, не означает, что их сажают за коррупцию — их вполне могут сажать из-за коррупции. Скажем, коррупционеры вполне могут сажать других коррупционеров в процессе делёжки коррупционного пирога.
А ещё коррупционеры могут сажать некоррупционеров — вот Навального же осудили за перепродажу леса как за хищение леса.
Но даже если коррупционеров сажают некоррупционеры — само по себе это борьбой с коррупцией не будет, потому что борьба с коррупцией — это совсем другое.
Коррупция — это симптом, а не заболевание. Коррумпированное государство является таковым не потому, что в него, как бациллы, проникли коррупционеры и коррумпировали всё кругом. Даже если бы это было так — это уже говорит о плохом коррупционном иммунитете, что совсем другая проблема.
Посадки коррупционеров — это такая же борьба с коррупцией, как выдавливание прыщей — борьба с плохой кожей. Прыщи — симптом проблемной кожи, саму проблему надо найти — и решать уже её.
Симптомом чего является коррупция? В общем смысле, коррупция свидетельствует о несовпадении писаных и неписаных правил сосуществования государства и общества.
Есть понятие «общественного договора». Например, мы вам — налоги, вы нам услуги. Но это не единственный вариант. Мы вам — налоги, а вы нам — защиту, или мы вам — дань, а вы нас не трогаете — тоже варианты общественного договора.
Так вот, коррупция свидетельствует о том, что общественный договор не действует. Либо он нарушается, либо нет консенсуса об его условиях — одни живут по одним правилам, другие — по другим.
Скажем, сам факт, что власть распоряжается государственной казной на своё усмотрение и в своих интересах, ещё не обязательно коррупция — большую часть человеческой истории это было, как раз-таки, нормой.
Но монархи, собирая с подданных налоги, и не думали делать вид, что это не их теперь деньги, а всё ещё деньги подданных, просто они на них что-нибудь хорошее хотят сделать для людей — нет, брали себе налоги и, совершенно не стесняясь, строили на них Версали и Царские сёла.
А у нас сейчас, формально, подразумевается, что государственные средства собственностью чиновников не являются — но практика в ходу совсем иная. И пока никаких попыток привести ожидания в соответствие с реальностью не предпринимается — борьбы с коррупцией не может быть по определению.
Вопрос в другом: а нужно ли бороться с коррупцией?
Если коррупция — это симптом болезни, а не сама болезнь, то бороться с ней бесполезно.
Потому что даже избавление от симптомов ещё ничего не означает. Столкнувшись с вирусом или микробом, мы необязательно с ним справляемся либо умираем — бывает, что итогом может оказаться сосуществование или даже симбиоз.
Неравенство наступает, когда дисбаланс сил настолько велик, что власть не считает нужным учитывать мнение общества вообще, и просто фиксирует удобное себе положение вещей де-юре.
Например, даже объявление Путина царём, единороссов — дворянами, а госбюджет — их личной собственностью будет борьбой с коррупцией, потому что таким образом разрыв между неписаными правилами игры с формальными тоже станет куда меньше.
Это не значит, что вам такое разрешение проблемы с коррупцией понравится.
Любая государственная власть по определению распоряжается не своими деньгами. Поэтому склонность к злоупотреблениям является неизбежным свойством государства — не обязательно осознанное, не обязательно злонамеренное.
Власть и общество играют в игру, правила которой известны. Власть мухлюет, не отказывается переигрывать кон, даже если её поймали на мухлеже.
Но заставляет переигрывать, если на мухлеже попадается общество.
Общество, разумеется, недовольно. Но почему?
Проблема не в мухлеже. Общество само не прочь «срезать углы» по возможности.
Проблема не в справедливости. Общество хочет, чтобы власть перестала мухлевать или хотя бы переигрывала кон, когда попалась. Но это не значит, что общество хочет для себя таких же строгих ограничений. Наоборот, общество считает, что к власти требования строже.
Так в чём проблема?
В том, что общество проигрывает.
Князь Игорь собирал с древлян дань — и древлянам это не нравилось. Не потому, что они были не согласны с тем, как он ей распоряжается. А потому что им не нравилось платить дань.
У общества всегда будет ощущение, что власть злоупотребляет, даже если нет воровства как такового.
Рассмотрим на примере служебного транспорта. У чиновников могут быть аргументированные причины ездить на служебном авто с шофёром, летать частными самолётами, а не общими рейсами — и т.д.
Чиновник может справедливо считать, что ему необходим служебный автомобиль. Но это должен быть ГАЗ-3110 или Mercedes-Benz S-klasse?
Ему не нужен злой умысел, чтобы считать, что служебный Land Cruiser — это рабочая необходимость, а максимальная комплектация — это представительские нужды.
Для налогоплательщика это будет болезненно, потому что это делается за его счёт.
Для чиновника это будет болезненно, потому что он считает, что налогоплательщик не понимает специфику его работы.
Это конфликт.
Если баланс сил в пользу налогоплательщика, то чиновникам придётся идти на уступки, даже они считают это популизмом.
Если баланс сил в пользу чиновника — он будет делать так, как считает нужным. Но черта необходимости очень размыта — от представительского класса авто до представительского образа жизни.
Чем больше дисбаланс сил, тем сильнее разойдутся представления общества о допустимом и власти о необходимом.
Пространство этого расхождения — это и есть область коррупции.
Налицо отсутствие консенсуса, то есть, действующего общественного договора.
Плохо не то, что чиновник тратит наши деньги не так, как мы ожидаем.
Дело не в том, что чиновник берёт наши деньги, и вместо того, чтобы на них отремонтировать дороги у нас — покупает себе дом за границей.
Чиновник считает, что это его право.
Считать чиновник может что угодно — в более развитых странах тоже полно примеров, когда чиновники считают, что им должно быть позволено больше, чем простым смертным.
Дело не в моральных качествах чиновника.
Дело в балансе сил:
— в более развитых странах чиновники, обычно, не могут себе этого позволить
— в менее развитых странах — налогоплательщики, обычно, не могут никак этому помешать.
Иными словами, проблема коррупции — не в избытке коррупции, а в нехватке демократии.
А когда чиновник неподотчётен и неподконтролен налогоплательщику — никакие посадки чиновников даже за дело уже не радуют.
Неподконтрольность тех, кто сажает — внушает ужас.