Итак, как обещала про сумки, духи, рюмки и шляпки..
Начнем с рюмок.
Дама, одиноко фотографирующая в публичном месте с рюмкой, больше всего напоминает "Любительницу абсента" Пикассо и этим все сказано.
Речь о сумках будет чуть длиннее.
Когда-то театральная сумочка могла быть только маленькой. Это был некий жест, показывающий, что человек идет именно в театр, а не в магазин или на службу.
Потом время изменилось, и в театр стали приходить с портфелями, продуктовыми сумками, из которых торчали рыбьи хвосты, и пакетами. В каждом зале обязательно найдутся две-три женщины с огромными пластиковыми пакетами. Что у них там, неизвестно, но шуршат они ими неимоверно, да еще и загораживают проход.
Как-то в Центре оперного пения из такого пакета на меня перевернули банку с чайным грибом ( тем, кто не знает, что это такое, скажу: похоже на медузу, плавающую в сладкой воде). Впечатления потрясающие.
Я видела, как люди приходили в театры и концертные залы с лыжами, рассадой, электрочайниками и прочим. Зачем они несут все это за собой, неведомо никому. Но воспринимается это как демонстрация: "Я очень занят(а), забежал(а) сюда просто по пути в более интересное место".
Теперь шляпки...
Так же, как на любом мероприятии найдется тетенька с пакетом, там будет и дама в шляпе, закрывающей обзор всем остальным. Себя эта зрительница всегда считает неотразимо шикарной. Обычно такими шляпками грешат подзабытые актрисы в возрасте. Если вы не принадлежите к этой категории, не надевайте.
Маленькая шляпка при этом еще коварнее , чем большая. Она требует аккуратной линии бровей, тщательно подобранного тональника, безукоризненной прически. В общем, как сказала бы моя бабушка: "Не жили богато, не стоит и начинать"...
И, наконец, духи.
Главное, что надо помнить о духах, это то, что духи - не химическое оружие. И душимся мы не с целью довести окружающих до удушья.
Этой весной я сидела в зале музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, на открытии весьма престижного оперного фестиваля. А передо мной сидела пара: мужчина в возрасте и довольно молодая девушка, одетая по всем правилам обольщения. У нее были короткая юбка и длинные ногти со стразиками. Плюс к этому барышня распространяла вокруг себя сладкий аромат кокоса и ванили.
Первой стало нехорошо моей соседке справа. Из ее глаз потекли крупные слезы.
Потом зарыдала я.
Потом соседка слева.
Певица, стоящая на сцене, посмотрела на нас с ужасом. Седьмой ряд - место для прессы, и вдруг такие слезы. Потом ее лицо подобрело. Наверное, она подумала: "Вот, говорят, что критики - твари бесчувственные, а и у них сердце есть. Вон как от музыки Мейербера убиваются".
Наступил антракт.
- Давайте ее оттащим в туалет и отмоем, - предложила соседка справа.
- Хулиганку впаяют, - мрачно ответила соседка слева.
- А, может, пересядем? - подала я голос центриста.
- Некуда, - грустно сказали подруги по несчастью.
И тут мы увидели нашу парочку. Им хватило музыки и они уходили.
Во втором отделении на сцену вышел тенор и, видимо, вдохновленный рассказами о добрых зрительницах в седьмом ряду, стал искать глазами плачущих женщин.
Их не было. Перед ним сидели три парки и, поджав губы, делали пометки в блокнотах.
Ходите в театр!