Впервые я испытал сильный ужас в глубоком детстве, лет в 5-6. Причиной его была картинка на развороте юмористического журнала «Крокодил». Там была изображена карикатура на африканского диктатора Бокассу. Это был вполне себе обычный тиран, которыми тогда был полон Третий мир. Но в отличие от Пиночета, Дювалье или Пол Пота он был людоедом в буквальном смысле. Он велел готовить различные блюда из своих врагов, а потом их с аппетитом ел. Изображен был Бокасса в лучших традициях Кукрыниксов, это было настоящее чудовище, упырь с красными глазами, с его губ капала свежая кровь. Этот жуткий образ ещё долго преследовал меня в кошмарах. Хорошо, что я тогда не умел читать.
Почему я решил об этом вспомнить сейчас? Потому, что хочу поговорить о природе страшного и смешного. О том, что же у них общего. Для этого обратимся к истокам, а именно к одному из отцов-основателей жанра horror Говарду Лавкрафту. Мало кто знает, что Лавкрафт испытывал настоящий ужас перед чужаками. А к ним он относил всех, кроме белых благородных жителей Новой Англии. Евреи, итальянцы, ирландцы и уж тем более азиаты и африканцы вызывали у него отвращение и неприятие. Впрочем, это не помешало ему жениться на русской еврейке Соне Грин. В чем же тут парадокс? А в том, что он их боялся до тех пор, пока держался от них на расстоянии, не пытался вступить в диалог, не пытался понять их. Как только нашелся такой человек, который легко сметал барьеры в виде чужой зоны комфорта, это чувство было если не преодолено, то поставлено под сильное сомнение. Другие для Лавкрафта не перестали быть враждебной и бессмысленной массой, но он сделал серьезное исключение, выведя оттуда свою возлюбленную и нескольких друзей.
Свои страхи писатель реализовал в виде жутких образов Ктулху, рас Старцев и Ми-Го, шогготов и Йог-Соттота. Все эти существа воплощали в себе максимальную непохожесть, максимальную нечеловечность. Они были подхвачены продолжателями Лавкрафта, и квинтэссенции они достигли в образе Чужого. Автор первого фильма Ридли Скотт в союзе с художником Хансом Гигером вывели эталон враждебного Другого.
Но вернемся снова в мое детство. Другой образ, что всегда вызывал, если не страх, то некоторую тревогу, это был образ крестоносцев из фильма «Александр Невский». Там есть сцена, которая не оставляет меня равнодушным по сей день. Это сцена сжигания детей в захваченном Пскове. Прошу обратить внимание на несколько важных деталей. Мы видим тевтонцев. Все, кроме священников, в закрытых шлемах, мы не видим их лиц. В закрытых шлемах даже кнехты, что является исторически недостоверным. Однако, тут важнее эффект. Эффект того, что тевтонцы не люди. Это железные бездушные чудовища, в которых нет ничего человеческого. Они Чужие. Враги, настолько несовместимые с этим миром, что сама природа бунтует против их существования, разверзает лед, утягивая их на дно.
Что роднит этот фильм с карикатурой? Пусть даже не такой страшной, как та, на Бокассу? Тем, что в обоих случаях мы видим не людей, а условные образы. Шаблоны. Пародии. В одних случаях смешные, в других страшные. Это и роднит ужас со смехом. Абстрагирование и непонимание. Мы смеемся и боимся, не вникая в детали, не пытаясь понять. Как только нам это удается, нам уже не страшно и не смешно. Часто можно увидеть на улице компании подростков, они сбиваются в кучу и истерически смеются, иногда совсем уж по-обезьяньи. Это следствие описанного эффекта, они не понимают враждебный мир вокруг себя и пытаются таким образом защититься. Философ и психолог Ханна Арендт в свое время брала интервью, пыталась понять одного из самых страшных палачей в нашей истории, Эйхмана. И перед ней предстал самый обычный серый человек, который не пытался понять тех, кого он уничтожал. Они были для него даже не карикатурами, а просто абстрактными цифрами.
Именно с этим связана дикая нечеловечность нашего государства. Чем занят обычный среднестатистический российский чиновник? Ну, между ковырянием в носу и своими мелкими гешефтами? Конечно! Он составляет отчеты для вышестоящих инстанций. Преступлений такой-то процент, леса заготовили столько-то, потребление пломбира на душу населения упало. И еще куча циферок. Сегодня данные в одном разрезе, завтра в другом. В итоге они и работают на эту отчетность, пытаются подтянуть реальность не к гармонии, а заявленным цифрам. Это же касается и школ, больниц, вообще всего, что нас окружает. Я сам сменил множество работ, в основном в частных конторах, и поверьте, там почти тоже самое. Цифры важнее реального результата, бухгалтерская отчетность становится выше особенностей производства. И это касается не только начальства. Рядовые клерки едут на работу и с работы в серых дымных пробках, уткнувшись в смартфоны, откуда на них смотрят мемы, те же карикатуры, только еще более шаблонные. Рабочие узнают о политике по телевизору, где стараниями Киселевых, Пушковых и прочих реальность в нашей стране и за её пределами предельно схематична и карикатуризирована. Сама страна вокруг, сама реальность – это страшный враждебный Другой. Если попытаться визуализировать коллективное восприятие нашей родины, получится чудовище, перед которым лавкрафтовские и гигеровские монстры покажутся плюшевыми милашками.
И вследствие этого сама реальность все больше и больше приобретает карикатурные черты. Посмотрите на последние новости, она вообще сошла с ума. Пьяные убийства всеми видами оружия от ножей и топоров до табуретов и бутылок. Обезумевшие школьники, убивающие одноклассников, директора заводов, отбивающие свои предприятия у рейдеров, безнадежно больные, сжигающие себя от безысходности перед администрацией города. Реальность гораздо пластичнее, чем мы полагаем. Если мы её воспринимаем карикатурно, она и станет таковой. Мы и сами незаметно становимся не личностями, а персонажами той или иной карикатуры. Становимся пародией на самих себя.
Конечно, все взаимосвязано. Нельзя сказать, что первичней: враждебная чужая реальность или наше коллективное абстрагирование от неё. Но сейчас самое время оглянуться и осмыслить происходящее. Самое время вернуться в неё и гармонизировать. Ведь, если она так пластично прогнулась под наше карикатурное видение, то ровно так же она вернется к приемлемой норме.
Но я уже не боюсь той карикатуры. Как впрочем, мы все не боимся Ктулху или Чужого. Они настолько примелькались, что стали для нас своими. Как там говорил Гойя? Сон разума рождает чудовищ? Добавим от себя – не меньше чудовищ порождает черствость и косность нашей души. Наше нежелание вырваться из мира шаблона и карикатуры, куда мы сами себя загнали, боясь жить по-настоящему.