Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12, Часть 13, Часть 14, Часть 15, Часть 16, Часть 17, Часть 18, Часть 19, Часть 20, Часть 21 романа "Масик" в нашем журнале.
Автор: Ольга Манскова
Глава 2. В пристройке
Он вышел из общежития гораздо раньше, чем требовалось, чтобы просто успеть вовремя на лекцию. Жорик намеревался занести к Петьке Мнемозину и оставить у него, в безопасности, до вечера. До тех пор, когда ему пора будет идти к Зое.
Что-то, казалось, пошло не так в это утро. Улицы были подозрительно безлюдны: почти отсутствовали и прохожие, и проезжающие машины. Только, где-то вдали ковыляла одинокая старушка, да в окне мелькнул девичий профиль.
Но, будто из студенческого городка, в котором проживал Жорик, разом исчезли студенты, и пропали те бабки, что вечно торговали на углу магазина семечками в стаканчиках из газеты, а также торговцы беляшами, киоскеры и даже трамваи. Город будто вымер…
Жорик, с сумкой, в которой сидела Мнемозина, шел тихой улицей. Он слушал, как гулко отдавались его шаги в тишине и в полном безлюдье. Запорошенные инеем улицы, высокий забор с литой оградой, крупные грачи, не улетевшие на зиму… Или, это всё же были вороны… Какие бы птицы это не были, они с карканьем проносились над головой Жорика.
Домик Петьки, виденный им лишь однажды, когда он провожал друга до этого забора, Жорик отыскал без труда. Калитку, закрытую изнутри на вертушку, легко открыл, засунув руку через верх забора. И вскоре стоял перед обычной, деревянной и обшарпанной, входной дверью. Не решаясь постучать.
Постояв с минуту на пороге, он вдруг, будто подвергнутый гипнозу или ведомый странным, неожиданным наитием, повернул на девяносто градусов, пошел вдоль стены… И вскоре завернул за угол.
Последовало плотно занавешенное окно, и ещё одно; ряд деревьев слева: похоже, абрикосы, вишни и яблони. На краю клумб – вмерзшая в землю утварь: старый горшок для цветов, прохудившаяся кастрюля; вбитый в землю кол со старым, ручным рукомойником.
С другой стороны дома тоже была дверь; и сейчас она оказалась не запертой. Из щели этой двери на улицу проникал свет.
«Наверное, Петька переселился в эту часть дома; иначе, почему бы меня сюда повело?» - подумал Жорик.
Он, недолго думая, нажал на кнопку звонка у двери.
- Войдите, открыто, - раздался голос. Вероятно, Петькин. Очень, во всяком случае, похожий.
Пройдя небольшой предбанник - так почему-то называли в городе любой пристроенный к кирпичному помещению коридорчик, слепленный из фанеры, - Жорик отдернул пыльную ситцевую занавеску, и его взору предстала картина всеобщего разгрома: перевернутая мебель, криво повешенная на стене картина в рамке. Вернее, вырезанная из журнала репродукция: «Иван Грозный убивает своего сына». А также, грязный, ничем не застеленный матрас на железной кровати и старый столик у плотно занавешенного окна, устланный обычной газетой. Полы были обшарпанные, и с оторванным местами линолеумом, а розовые изначально обои в мелкий цветочек приобрели серый оттенок. Кое-где на обоях красовались скабрезные надписи и уродливые рисунки. Картину завершали следы пуль, кое-где продырявившие стену, битая посуда и некое, почти не осязаемое, а скорее тайно присутствовавшее зловоние этого места.
Посреди полосатого матраса, сбитого слегка в сторону: так, что была видна железная кроватная сетка, - сидел Петька. Он завернулся в старое ватное одеяло, и, похоже, это и всё, что было в данный момент на нём надето. Петька курил, выдыхая дым через ноздри. Под его ногами перекатывались три пустые бутылки из-под водки. Он потушил сигарету прямо об стену и приподнялся, пошатываясь. При этом одеяло чуть не упало. А Петька мрачно выругался.
- П-привет, - промямлил Жорик. – Т-ты… В порядке, Пётр?
- Хм, - одной рукой придерживая одеяло, прочистил Петька нос струей воздуха, и в сторону полетел сгусток зеленых соплей. – В полном. Я – не такой книжный червь, как ты… Давно надо было от тебя свалить, и вести нормальную жизнь нормального мужика: пить водку, баб приводить… Ты, Жорик, хоть знаешь, что такое секс? А, профессор? – Петька гигикнул. – Вот его-то тебе и не хватает, умник. А мы… ребята простые, работяги. Вкалываем, пашем, а потом – отдыхаем да расслабляемся. Как люди.
Посмотрев на мрачного Петьку, Жорик в момент попятился задом к двери, мысленно навсегда вычеркивая этого человека из разряда своих друзей. И при этом инстинктивно прижал к груди большую сумку, в которой находилась кошка. Мнемозина в ней тревожно забилась.
- Стоп! Чего стреманулся? Не уходи. У меня есть бутыль пива на опохмел. Не выпьешь с другом? Мужик ты или не мужик, в конце-то концов? Друга уважить – первое дело. За моё здоровье вздрогнем, профессор.
- Нет, я уже пойду, - белый, как стена, тихо, но твердо ответил Жорик.
Тогда Петька встал.
Ноги Жорика будто вмерзли в пол, хотя в комнате было относительно тепло. А в голове ритмично зазвенело. Оцепенев, он смотрел на приближающегося Петьку. А тот, подходя всё ближе и ближе, наконец, и вовсе вцепился в сумку рукой. А её Жорик по-прежнему прижимал к своей груди, и потому рука Петьки оказалась почти у его носа. Но это… Была вовсе не Петькина рука… Нет! Во всяком случае, раньше у него были не такие руки. Здоровенная лапища, покрытая черными волосками, с квадратными грязными ногтями, была Жорику явно не знакома. К тому же, лапища эта имела слегка зеленоватый оттенок.
Голая лампочка на потолке вдруг стала мерно раскачиваться из стороны в сторону, порывисто освещая полутемную комнату с единственным маленьким окошком, плотно задернутым сейчас шторой. Вправо – влево, вправо – влево… Жутко, совсем не по-кошачьему, взвыла в сумке Мнемозина.
И тут… Жорик понял, что… Скорее всего, это был не совсем Петька. Или, совсем не Петька. И тогда он, следуя посетившему его вдохновению, продолжая левой рукой придерживать сумку, правую резко высвободил - и тут же перекрестил субъекта, пытающегося отобрать у него Мнемозину. «Ом мани падме хум», - пролепетал он при этом почему-то. Мнимый Петька, однако, тут же выпустил сумку и отступил на шаг.
- Гад, - пробормотал он гневно, и… Растаял в воздухе, оставив лишь облачко перегара и зловония. И только малиновое ватное одеяло осталось валяться на полу.
Жорик поспешно ретировался на улицу – вышел на свежий морозный воздух. Вдохнул его полной грудью.
Снова завернул за угол, миновал длинную стену дома с окнами, занавешенными шторами в цветочек. Вышел, минуя новый поворот, на тропинку, ведущую к калитке. Повернул на калитке вертушку…
- Привет! А ты что здесь делаешь? – раздался сзади голос. Он обернулся. На порог дома только что выскочил Петька, в майке и спортивных шортах. И, несмотря на холод, прямо в домашних резиновых шлепках, он направился к Жорику. – Я увидел, как ты сейчас прошмыгнул мимо окна. Ты что, в пристройку, что сзади ютится, заходил? И чего это тебя туда понесло? – спросил он весело.
«Вот это – настоящий Петька, - подумал Жорик, но не слишком уверенно.
– Да вот… Решил тебя навестить. И почему-то подумал, что ты живешь там, в пристройке. А здесь – твоя бабушка, - отвечал он, озираясь вокруг и внимательно изучая лицо друга.
- И откуда… Ты вообще знаешь о пристройке? Гм… Ну, я сейчас именно с бабушкой и живу. А в пристройке ещё ремонт требуется. Заколочена она сейчас наглухо. Ну, ты сам, наверное, видел. Просто орки какие-то там обитали. Квартиранты, типа. Бабушку мою напугали было до полусмерти…
- Кроме ремонта, наверное, потребуются свечи, ладан церковный, вода крещенская, - пошутил Жорик. А сам еще подумал о том, что пристройка эта вовсе не заколочена, как считает Петька. Кто-то её открыл.
- Ага, - не в шутку, согласился Петька тем временем. – Слушай, а ты просто так ко мне зашел, или дело есть?
- Было дело. Но, пожалуй, отложим его на потом. Задержался я слишком, пока забрел не туда… Теперь пора бежать на лекцию, - Жорик не решился и у Петьки оставлять Мнемозину.
- Ну, тогда… Во сколько сегодня заканчиваешь? – поинтересовался Петька.
- В три с небольшим.
- А… В это время меня здесь не будет. Но приходи к нам в Будда – бар. Это – наше кафе в центре города. Новое; там будут йогины тусоваться. Адресок запиши, и найдешь там меня и Семён Семёныча. Заглянешь? Там и поговорим.
- Постараюсь. У меня в восемь встреча, а до этого времени я буду свободен. Приду, - ответил Жорик, пожимая руку Петьке.
Рука была обычная, розовая и тёплая. И Петька был трезв, как йог в понедельник.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите Ольгу Манскову подарком с пометкой "Для Ольги Мансковой".