В тени густого леса жил ручей. Он был очень сильным и очень гордым. Никому не позволял пить свою воду. "Эти дикие животные только топчут и мутят воду! Трясут и тычут своими грязными мордами!". Он брызгал в них и швырял камнями. "Моя вода слишком хороша, чтоб ее пил кто попало. Этот лес принадлежит королю и пить воду я позволю только ему!", - сердито журчал он вслед напуганным зверям.
Однажды, возвращаясь в свой замок, король проезжал через лес. Услышав неподалёку плеск воды он пожелал остановиться. Как обрадовался ручей, когда холёные руки в драгоценных перстнях потянулись зачерпнуть его воду. Наконец-то ручей дождался своего часа. Гордость так и бурлила, так и пенилась наполняя белоснежные ладони холодной влагой.
Королю понравилась вода и он приказал ежедневно доставлять ее к завтраку. Ручей вычистили, русло выложили гладкими камнями, чтоб вода всегда оставалась чистой. На том месте, где останавливался король построили беседку.
Каждое утро приходил из замка слуга и набирал воду в серебряный кувшин, украшенный королевским гербом. Ручей звенел, ручей пел и весь лес слышал его радостную песню: "Мою воду пьет сам король! Никто, никто не смеет пить мою воду - только он! Я принадлежу королю!". Теперь ручей еще больше злился когда кто-то другой подходил напиться. Он неистово брызгал ледяной водой в любого, посмевшего только нагнуться к нему, фыркал и пенился. И целые дни напролёт пел, пел, пел.
Так продолжалось целый год. Ручей поил водою короля и был счастлив. Но однажды королю наскучил этот ежедневный обряд и он решил устроить купальню. Лес вырубили, чтоб обустроить широкую дорогу, а на месте беседки вырыли водоём. Ручей был неимоверно горд. Теперь он тек по серебряным трубам, прямо в мраморную чашу огромного бассейна. Король по субботам приезжал купаться в целебной воде и никто другой не смел подойти близко к ручью - вдоль всего русла стояла стража. "Я самый важный из всех королевски ручьев в мире!", - пел ручей, собирая все свои силы, чтобы наполнить ледяной водою королевскую купальню. Он всегда очень сильно старался: только самые чистые, самые свежие, самые гордые струи. И ручей понемногу стал слабеть...
Прошло очень много лет. Ручей не погиб. Обессилевший он продолжал жить, никем не замечаемый, никому не ведомый. В глуши непроходимой чащобы струился тонкий бледный ручеек. Стараясь не шуметь, тихонько сочился под камнями, по дну самых глубоких оврагов.
Короли умирают, а гордыня - она остаётся...
