Вдарим по року? Мы поговорили с мужчинами, которых объединяет типичная «зизитоповская» внешность — зрелый возраст, борода и брутальный взгляд. Кто эти люди?
В семидесятых годах рокеры ZZ Top соединили в своей музыке, как тогда казалось, несочетаемые стили — блюз, буги-вуги, рок-н-ролл, хард-рок и диско. Но больше, чем музыка зрителю запомнилась внешность фронтменов Билли Гиббонса и Дасти Хилла — брутальный взгляд, густая борода… Название группы быстро стало нарицательным: «зизитопами» сегодня называют людей, внешне схожих с музыкантами.
В Екатеринбурге тоже есть группа людей — брутальных бородачей в возрасте. Они разные, на первый взгляд: один пишет картины, второй катается на сноуборде и продает испанские сапоги. У одного густая русская борода, в которую можно закутать котенка, второй носит аккуратное бальбо. Но объединяет всех этих людей творчество и свобода.
«Чтобы не обманывать ребенка, сказал, что я Дед Мороз»
Алексей Середенин, фотограф:
— В детстве у меня фотографировали родные. Я наблюдал, как печатали снимки, было интересно, поэтому тоже захотелось. Мы могли позволить себе плохенький фотоаппарат, типа «Смена-8». Сколько бы я им ни фотографировал — ни одной резкой фотографии так и не получилось. Когда я только начал выкладывать свои первые работы в интернет, ко мне стали обращаться друзья и знакомые, просили научить их фотографировать. А я ведь и сам ничего толком не знал. Но мне говорили: ты же делаешь такие классные фотографии — значит, что-то знаешь. Давай, учи!
Занимаясь фотографией, я очень часто контактирую с другими людьми, поэтому приходится быть еще и психологом. Однажды ко мне в фотошколу хотели отдать мальчика. Но у него сложная история: детдомовский, из приемной семьи, проблемы с общением. Если бы он начал серьезно заниматься фотографией, то совсем бы замкнулся в себе. Тут ведь как: сделал снимок, показал его, и все. Поэтому я не взял мальчика, зато провел беседу с родителями, посоветовал им чаще проводить время со своим ребенком. Надеюсь, сейчас у них все хорошо.
Когда я сбриваю бороду, люди перестают меня узнавать. Однажды я шел по лесу, а мне на встречу — отец с дочкой. Они ко мне подходят, спрашивают: «Скажите, а вы Дед Мороз?» Я, конечно, опешил. Как же, с одной стороны, обманывать ребенка, а с другой, если сказать правду, у него вся вера в чудо пропадет. Поэтому я сказал: да, Дед Мороз. Тогда девочка у меня спрашивает, приду ли я к ним на Новый год. Я подумал, что все равно какой-то Дед Мороз придет, поэтому сказал: «Приду. Только нужно учиться хорошо и слушаться родителей».
«Мальборо стало первым, что пришло мне на ум»
Игорь Нестеров: байкер, координатор Ассоциации Уральских Мотоклубов:
— С начала девяностых я работаю в Российском Союзе ветеранов Афганистана. У меня всегда был неформальный стиль одежды: ковбойские сапоги, косуха. Это мало кому нравилось. Году в 1996-м мне сказали: «Если тебе нравится так выглядеть, купи себе мотоцикл». А я подумал: «Ну ладно, куплю вам мотоцикл». Через два года взял и купил.
У моего отца когда-то тоже был мотоцикл, в детстве без спроса брал его и катался на нем. В девяностые было непросто купить такую технику — мало где была и дорого стоила. У нас в городе еще у трех парней были мотоциклы, как у меня. Мы так и катались вчетвером. В выходной день соберемся и ездим. Мне даже большие грузовики дорогу уступали, сигналили — всем нравилось посмотреть.
К 2002 году мотоциклы были у многих, тогда возникло желание организовать клуб. Появились «Черные ножи», в составе которого я был до 2009 года. Потом перешел в мотоклуб «Мертвая голова», и мы начали трудиться над созданием Ассоциации Уральских Мотоклубов. Хорошо, когда все вместе, встречаются, обсуждают мероприятия, инциденты, которые случаются в течение летнего сезона.
Мое хобби — это продажа ковбойских ботинок и сапог. Я их заказываю в Испании. Мне нравится испанский дизайн, я даже съездил к ним на фабрику, посмотрел производство. Их удивило: все по интернету заказывают, зачем приезжать? Но мне был интересен не бизнес, а станки, дизайн. Сапоги, конечно, очень красивые, но дорогие.
Среди байкеров я больше известен как Мальборо. Был такой фильм — «Ковбой Мальборо», и к тому же раньше я курил финские сигареты с таким названием. На одном из мероприятий, в самом начале зарождения уральской мотокультуры, я раздавал призы, и меня должны были как-то представить на сцене. У меня спрашивают: как тебя заявить? «Ну, скажите: Мальборо». Это было первое, что пришло на ум.
«Одну яблоню я писал три года»
Анатолий Яговитин, театральный художник:
— Меня называют сказочником трех городов — Екатеринбурга, Шадринска и Верхней Пышмы. Я могу рассказывать какие угодно сказки. Вот, например, я родился через девять месяцев после смерти Сталина. Когда Иосиф Виссарионович узнал, что моя мама вышла замуж за моего папу, он потребовал ящик Киндзмараули, Саперави и Хванчкары. И от какого из этих напитков он умер? Историки до сих пор спорят.
В детстве я очень много рисовал. К палитре начал прикасаться раньше, чем научился ходить. У меня дядя писал копии, я подползал, размазывал палитру, а он воровал мои пеленки и натягивал их на холсты, рисовал на них картины.
Я много был связан с театром. 1957 год. Я сижу в первом ряду. В это время появляется аэроплан, выходит снегурочка. У детей спрашивают, мол, кто прилетел? Все отвечают: «Снегурочка!» А я кричу: «Мама прилетела!» У меня ведь мама играла в спектаклях.
Любой театральный художник должен великолепно владеть живописью, уметь рисовать и просто быть грамотным человеком. Хотя бы хорошо знать литературу и историю. Когда я делал спектакль-оперетту «Мадемуазель Нитуш», замучался искать французскую одежду второй половины XIX века.
Художнику нужно работать ежедневно. Еще Репин говорил: «Когда я не рисую один день — это чувствую только я, когда я не рисую два дня — это чувствуют мои родственники, когда я не рисую три дня — это чувствуют все». Три дня без работы — и качество сильно падает. В любом случае, один-два часа в день нужно рисовать, иначе удачи не видать.
«Со мной „Чайф“ чуть не превратились в панк-группу»
Владимир Привалов, бас-гитарист, ВИА «Друзья»:
— В музыку меня привела учитель пения. Однажды я услышал, как она играет на аккордеоне, и обалдел от звуков. Захотелось тоже научиться. Появилась цель — стать музыкантом. Семья не отговаривала, в меня поверили сразу, может, увидели потенциал, поняли, что это увлечение серьезное.
Я тогда жил на Дальнем Востоке. Закончил восьмой класс, дальше меня не перевели. Мы с сестрой учились в одном классе, и классная руководительница нас как-то сразу невзлюбила, отказалась принимать экзамен по немецкому языку, хотя я все сдал. Пришлось пойти в вечернюю школу. А я до этого занимался радиоэлектроникой. Однажды познакомился с музыкантами, стал им провода приводить в порядок, паять приставки для гитар. Один из них уехал в Ярославль, отдал мне свою бас-гитару и рабочее место. С 14 до 20 лет так и играл по ресторанам, и вот по-прежнему бас — это мой любимый инструмент. Можно взять любую музыку, переиграть ее на басе и барабане, и получится совершенно другой стиль: из попсы — рок.
В «Чайф» я попал случайно. У меня был друг — барабанщик из «Урфин Джюс», Саша Плясунов. В какой-то момент он предложил мне поиграть в этой группе. «Чайфы» тогда уже были известны в Свердловске, и у них как раз освободилось место басиста. Нужно было прийти на репетицию с инструментом, а у меня как раз был хороший «Фендер». Материала не знал, но за две недели выучил двухчасовую программу, и начал с ними гастролировать.
Эволюционный процесс происходит в каждой группе, я это понимаю. Однажды мне сказали: «Вова, все, у нас будет другой басист, спасибо тебе». Музыка, которую я люблю, на которой воспитывался — жесткий рок. И я их звучание делал жестким: со мной они почти превратились в панк-группу. А «чайфы» начинали с подъездов, гитары, все легкое, чтобы другие могли повторить.
Выходя на сцену, я всегда чувствую волнение. От того, что ты встречаешься с публикой, и каждый раз она разная. Нужно понравиться ей, найти контакт, обменяться энергией. Это важно для музыканта. Каждую вечеринку ты ждешь этого, и если контакт налажен, то ты взлетаешь, наполняешься силами и чувствуешь кайф.