Медицина — это не только комплекс знаний и средств, с помощью которых лечат людей. Медицина в широком смысле — это все возможные для данной эпохи практики и дискурсы, связанные с лечением.
Несмотря на стремительное развитие наук, медицина часто представляется сферой довольно консервативной. И именно такой взгляд (игнорирующий область «около-медицины», т.е. практики и дискурсы, строго не вписанные в медицинское знание) зачастую мешает увидеть то, как сильно изменилось понимание медицины и самого лечения за последние 100 лет.
Насколько глубоко проникла медицина в другие сферы жизни? Как ни странно, но ответить на этот вопрос с ходу довольно сложно. Просто потому что в большинстве случаев нам не с чем сравнить: повседневность привычна, а опыт других эпох если и дан, то только как история. Чтобы увидеть тектонические сдвиги, произошедшие за последние пару сотен лет в общем представлении о медицине, необходима археология знания.
Клиника как социальный институт и как конструкт сегодня имеет совсем иной статус, нежели в другие исторические периоды. Лечебные палаты и услуги врача появлялись в жизни каждого лишь в связи с определенной случайностью — болезнь, травма и т.п. Более того, ключевая фигура вплоть до середины XIX века — это врач частный или врач семейный, чья деятельность регулируется во многом моралью и репутацией, а не юридическими положениями.
Врач, работающий в большом учреждении, встроенном в огромную систему здравоохранения — это совсем другой тип мышления и другой этос. В наши дни клиника сопровождает нас неотступно на протяжении всей жизни: с момента рождения и вплоть до самой кончины (а также некоторое время после). Государственная система контроля, осуществляемая через клинику, призвана управлять и определенным образом формировать человека. Это происходит через присвоение государством права распоряжения телом всякого гражданина (об этом, в частности о современной клинике и о государственной системе надзора и наказания, пишет Мишель Фуко). Регистрация рождения и смерти, профилактика болезней, статистика заболеваний (и расходов, связанных с ними) — все это одновременно и рациональные инструменты управления массами, и способ организации материала таким образом, чтобы он лучше подходил под те самые инструменты.
Надо отметить, что эта организация может осуществляться и косвенным путем: современный человек, даже будучи здоровым, также связан с вездесущей медициной. Посредством идеи профилактики медицина стала в целом определять и предписывать не только проблемные, но и здоровые функции и явления в человеке. На протяжении всей своей истории медицина была практической дисциплиной, которая гораздо ближе к мастерству и искусству, чем к абстрактным теориям. Но в нашем обществе она уже претендует на универсально-этический статус, предписывая нам должный образ жизни.
Клиника и доктор-специалист становятся заменой и исповедальных институтов, и моральных катехизисов. Только современному обществу в столь сильной степени присуще неотвязное стремление к здоровью и физическому совершенству, а точнее, к их видимости.
Именно вполне здоровый человек в обществе потребления становится постоянным клиентом всевозможных клиник (стоматологических, косметологических, пластической и эстетической хирургии и пр.). Массмедиа активно пропагандируют «здоровый образ жизни» и призывают немедленно «сделать тело», «исправить природу», «вернуть/продлить себе молодость» и т.п. Едва ли не каждый товар в своей рекламе сулит покупателю всемерную эргономичность, безвредность материалов и соответствие идеалу «здоровье-красота-молодость».
Наша озабоченность здоровьем больше всего похожа на одержимость тревожного. Причем, это не обязательно какая-то конструкция в сознании, во многих случаях эта навязчивость воплощена в вещах и социальных явлениях: например, в ставшей едва ли не обязательной маркировке пищевых товаров с одобрением РАМН или другой научной/медицинской структуры.
Мы сегодня буквально больны здоровьем.
Обыватель в ужасе отшатывается всякой ненормальности, любого порицаемого отклонения, но еще более страшит его болезнь. Болезнь, само это слово пугает уже по двум причинам: во-первых, всякая болезнь кажется заразной (а стало быть, пугает обыденное сознание возможностью стать тоже не «как все») и, во-вторых, болезнь — всегда угроза смерти, недвусмысленное напоминание о ней. Наше общество — это сообщество невротиков, а потому многое в нем устроено на отрицании, избегании даже мысли о смерти.
На этом фоне само «здоровье» как навязанный идеал выступает в роли серьезного внутреннего ограничителя. Вполне возможно, что сегодня здоровое, т.е. развитое, взрослое сознание — это сознание, «вылечившееся» от здоровья. Еще Паскаль в свое время отвечал на укоры своей сестры: «Вы не знаете всех бед здоровья и всех благ болезни». Похожее рассуждение есть и у Кьеркегора. Оба они понимали, что представления о здоровье/болезни, одиночестве, тоске и т.п. — это фантазмы «общего пользования», иногда совершенно не подходящие конкретному человеку в конкретных обстоятельствах.
В каком-то смысле именно один из таких фантазмов (можно сказать, ключевой в самоописании медицины) является главным препятствием, из–за которого сложно увидеть исторические сдвиги в развитии медицины. Представляя врача в образе вечного борца со страданием и смертью, мы по сути выбрасываем из сферы медицины все, что не касается прямых результатов — удач и неудач лечения. За рамками понимания остается и то, как формируется врач, и то, как людские разговоры и пересуды преобразуют то, что было словом врача. Труд врача, как говорил еще Гиппократ (а точнее, тот, чьи слова приписываются Гиппократу), благороден и во многом схож с философией, однако нужно помнить, что врачи — не боги, а часть общества. Со всеми плюсами и минусами, вытекающими из влияния общества.
Многие эпохи считалось, что главной целью человека является Благо, оно является в разных формах, в т.ч. и в форме здоровья. А медицина - лишь одно из средств по его достижению в ряду прочих (спорт, кулинария и т.п.). Однако в период после XVIII века это отношение переворачивается с ног на голову.
Благо больше не играет никакой роли, все отсылки к нему не более чем ритуальные формальности. А вот в отношениях Здоровье - Медицина доминирующим становится последняя. Получается, что медицина и есть единственное воплощение здоровья, бессознательно ссылающееся на идею Блага.
В этой логике медицина вынуждена сама определять что есть здоровье (и более того, неявно подавлять другие варианты понимания), а также сама обосновывать свою необходимость. Идеалы и высшие цели больше не могут работать противовесом внутренним целям и нуждам медсообщества, т.к. общество утеряло способность вырабатывать свои определения. В качестве экспертов по здоровью заранее назначены те, кто могут скорректировать свои суждения ради цеховых интересов.
Субъект на этом уровне теперь жестко задан и не отличим от объекта (причем чисто статистического, а не привилегированного). Но, увы, даже самые сложные и причудливые дефиниции не могут ухватить всего. Определить что же такое здоровье — задача нетривиальная (ВОЗ до сих пор смогло предложить лишь набор негативных определений на уровне здравого смысла).
И само собой медицина, присвоившая и забывшая в себе идею Блага, становится сферой, очень некритично воспринимаемой как изнутри, так и снаружи. Сферой, очень близкой к религиозно-культовой. Стремительная гомогенизация внутри современной медицины лишь в еще большей степени подрывает возможность обращения к взгляду со стороны. Не удивительно, что по ту сторону этого несостоявшегося диалога бурно развиваются формы лечения, принципиально игнорирующие медицинское и научное знание. Возможно именно для таких тупиков и подошла бы формулировка «конец истории», однако я придерживаюсь иной трактовки диалектики, согласно которой никаких триумфальных финалов человеческая мысль не знает. Но когда кажущийся тупик обернется новой перспективой неизвестно. Нам же пока остается уповать на почти маргинальные сферы, имеющие свой альтернативный доступ к Благу: искусство, философию, нравственность…
Полный текст статьи: https://syg.ma/@ivan-kudriashov/dialiektika-mieditsiny