"Калечина - Малечина" бьется в эпилепсии
Катя катится-колошматится... Роман Евгении Некрасовой начинается с детской считалки, которая помогает маленькой девочке справиться с бытовыми травмами, такими, как расчесывание, плетение косы, воспитательные меры отца. Катя – не вундеркинд, не отличница и не хорошистка, может быть, она могла бы держаться на плаву троечников, если бы в мучительные минуты у школьной доски страх не блокировал базовые знания. Она не лезет в любимчики к учителям, не лезет с дружбой к другим девочкам - и из-за этого окружение Кати провозгласило ее дебилкой. Хороший ход заполучить на свою сторону сердобольного читателя. Но конечно дело не в жалости к главной героине…
Некрасова рассказывает о взрослении, о переходе человека из мира «невыросших» в мир «выросших» - это символический и метафорический обряд инициации. Стать выросшей Кате помогает кикимора (привет Мамлееву), которая спасает ее от самоубийства и от похотливого дяди Юры (привет Сорокину). Коротко о приветах. Не заметить отсылок к метафизическому реализму Мамлеева в мрачном сюре Некрасовой невозможно. Кто не согласен, попробуйте безошибочно определить, где «Крах» Мамлеева, а где «Калечина-Малечина Некрасовой».
«Катя почувствовала, что сейчас прольётся.»
"Последние дни Катя стала очень много потеть, всем телом; поэтому часто уходила в уборную обтирать пот.
«Катя смотрела на него, и от мысли, что и она может быть такой же великой, медленные и смачные, как навоз, капельки пота выделялись у нее на лбу.»
«Каждый вечер, когда все живое в комнате засыпало, Катя долго и исступленно молилась.»
«Катя проснулась, приподняла голову и увидела обслюнявленный бумажный комок, валяющийся в проходе.»
«Когда поезд вёз Катю на второй полке домой, она глядела в исцарапанный и наседающий на лицо потолок.»
«Домой Катенька возвращалась совсем отключенной. Она даже не различила, когда шла пешком, когда ехала в троллейбусе.»
Перечитала отрывок из «Тридцатой любви Марины» Сорокина, который вспомнился сразу при прочтении сцены домогательства «Калечины»:
«Дядя Юра подвёл Катю к своему стулу, сел на него и усадил Катю себе на колени.<…> От него пахло пивом, курицей и чем-то ещё незнакомым. Дядя Юра протянул руку за марлей и обтёр всё ещё лоснящийся жиром рот.<…>
Она оставалась в школьном платье и шерстяных колготках. Дядя Юра обнял Катю и совсем крепко прижал к себе. Она вспомнила, что давно мечтает об обниманиях. Ей почему-то не захотелось больше требовать денег, успевать что-то сделать до вечера, добиваться прощения родителей, Лары, Вероники Евгеньевны. Её потащило в мягкий, укачивающий сон.»
«От него оглушительно пахло вином, горячие руки дрожали. Он сел на кровать, приподнял Марину и посадил к себе на колени. Его тело, как и руки, было горячим и напряженным. Он стал гладить ее между ног, Марина замерла в полусне, положив тяжелеющую голову ему на плечо. Ей стало приятно, сон быстро возвращался, нежный прибой шевелился между ног.»
Я придираюсь? Может быть. В конце концов, кто его знает, что чувствуют маленькие девочки, когда взрослые пьяные дядьки залезают им под колготки. Может быть, действительно, их тянет в сон. Но надо отметить, что у Сорокина эта сцена носит предрешенный характер, тогда как у Некрасовой читатель испытывает саспенс и все же надеется на помощь извне от доброй нечистой силы. Хотя эта сцена и сцены с попытками самоубийства оставляют вопрос, так ли нужны они были в романе? Есть послевкусие шокинга ради шокинга.
Помимо саспенсов и гротескных персонажей, отмечу язык Некрасовой, которым она безусловно «рисуется», как по мне, так вполне обоснованно:
«видела только бьющиеся в эпилепсии строчки»
«вся состоящая из прямых углов Татьяна Романовна»
«принялся слушать огромными жадными глазами»
«дверь выдохнула и впустила маму»
«запах принялся выкорчёвывать глаза».
Что происходит в финале? В лучших традициях сказки – плохие стали хорошими, предатели уехали в другую страну; ну и не обошлось без привилегированного конца всех русских романов – свадьбы, рождения, смерти.