Операция по изъятию лишних денег у пенсионеров обрела силу и респектабельность закона. Ну, не нашлось у нас легальных методов против Кости Сапрыкина. Что же, получается, правы анархисты: вся юриспруденция - лохотрон не в пользу бедных?
Чтобы проверить гипотезу, обратимся к историческому опыту людей, которые сталкивались со схожими проблемами.
”Римский народ” был изначально разделен на первый и второй сорт: на патрициев и плебеев. Судопроизводство осуществляли, естественно, первые - на основе преданий старины глубокой и священных заветов, оставленных предками. Поскольку переспросить что-либо у покойных предков было затруднительно, заветы оказывались каждый раз в пользу тех, кто ближе к власти.
Сравните с Россией, которая при Ельцине фактически вернулась к обычному праву. Легче ли жилось тогда простонародью? Вряд ли. Пенсию и зарплату могли просто не платить, заодно отключив электричество для полного счастья, могли и убить среди бела дня, и если убийца принадлежал к правящему классу или к неофициальным отрядам, осуществлявшим силовое сопровождения ”реформ” (т.н. ”бандиты”), он легко избегал наказания.
Римские плебеи требовали, чтобы законы, по которым их судят, были четко сформулированы и доступны любому грамотному гражданину: подходи и читай. Многих патрициев тоже не радовал произвол. Поэтому в середине V века до н.э. было сформировано чрезвычайное правительство ”децемвиров” - десяти законодателей. И появились на свет те самые знаменитые ”12 таблиц”, с которых начинается любое изучение истории права.
Были эти законы справедливы? Нет. Например, как будто нарочно, чтобы указать низшему сословию его место, в одну из последних (дополнительных) таблиц включили запрет на браки между патрициями и плебеями. Наши современные ”отцы отечества” до такого все-таки не доходят (видимо, полагают, что экономического неравенства достаточно). Закон был не просто антиплебейский - антигосударственный, поскольку подрывал единство гражданского коллектива. Вот комментарий народного трибуна Гая Канулея:
”Нам от права на законный брак с вами нужно только одно: чтобы вы видели в нас и людей, и сограждан. У вас нет никаких доводов в этом споре, кроме разве желания нас унизить и обесчестить… В самом деле, почему вам тогда не запретить браки между богатыми и бедными? То, что везде и всюду было частным делом каждого - кому в какой дом приводить жену, из какого дома приходить за женой мужу, - вы забиваете в колодки надменнейшего закона, грозя расколоть граждан…
Возможно ли большее и столь откровенное глумление над согражданами?..”
Теперь посмотрим, какое уважение проявили дисциплинированные римляне к ”глумлению” сверху. Децемвиров просто смело народным возмущением, из них двое, запятнавшие себя откровенной уголовщиной, покончили самоубийством, не дожидаясь суда, у других было конфисковано имущество. Еще через несколько лет угроза очередной забастовки плебеев (с отказом от воинской службы) привела к официальной отмене злополучного закона. Впоследствии граждане второго сорта добились полного равноправия. А общий принцип - руководствоваться в делах не туманными образами добра и зла, а четкими правовыми формулировками, - сохранился и стал одной из несущих конструкций необычного социального организма. Напомним, что Рим - редчайший, если не уникальный пример полиса, который сумел перестроиться из города-государства в великую державу. Ни Афинам, ни Спарте этого не удалось.
Отдадим должное патрициям: в критический момент они шли на уступки. И плебеи сдерживали справедливое негодование, чтобы не развалить общий дом. Как говорил тот же Канулей: ”Мы - их сограждане, и хоть разный у нас достаток, но отечество - то же самое”.
История - не сказка, следовательно, не ложь, но в ней тоже заключен урок добрым молодцам (и красным девицам). Правовой нигилизм и правовой фетишизм одинаково бесплодны. Конечно, закон выражает прежде всего господские интересы и амбиции (а при отсутствии сопротивления - еще и капризы). Все остальные представлены в правовом поле постольку, поскольку сумели настоять на своих правах.
Илья Смирнов, историк