Продолжение, часть 1 ,
― …три, ― услышал Женька, и понял, что стремительно падает вниз.
Ударившись о твёрдый склон, Женька взвыл от боли, но падение не прекратилось. Его то подбрасывало, то жестоко било о какие-то выступы, причиняя невыносимую боль, и парализуя дыхание. Внезапно, верёвка, стянувшая на щиколотках горловину большого мешка, за что-то зацепилась, и Женька, резко дёрнувшись, повис вниз головой. Рывок был такой силы, что вспышка боли в ногах снова едва не лишила его сознания. Женька в отчаянии закричал, чувствуя, как слёзы брызнули из глаз, и едкими ручейками потекли по вискам. И, как «святая вода», касаясь ссадин, слёзы вызывали неприятное жжение. Впрочем, эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что пульсировала в ногах, подобно всплескам раскалённого металла под кожей.
Женька прикусил губу, чтобы немного сосредоточиться на чём-либо, кроме нестерпимой боли в сломанных ногах. Минуту он покачивался вниз головой, словно живой, точнее полуживой, маятник. Покой принёс недолгое облегчение, но пульс в висках начинал биться всё громче и яростней. Голова болела, а глаза вспухли и норовили вылезти из орбит. Женька понимал, что просто висеть нельзя, иначе он потеряет сознание от прилива крови к голове, и больше никогда не очнётся.
Прикусив губу ещё крепче, до крови, Женька принялся дёргаться, раскачивая «маятник». Голени вновь полыхнули пульсирующим огнём, но Женька лишь крепче стискивал зубы, заходясь в мучительных стонах, и продолжал дёргаться всем телом, в отчаянных попытках вырваться из подвешенного состояния, которое грозило ему в самое ближайшее время мучительной смертью. Женька не хотел превратиться в агонизирующий фонтан крови, которая будет струями вытекать из его глазниц, ноздрей и ушей. Он хотел, пусть небольшой, но шанс на жизнь, а потому продолжал извиваться, с натужным стоном раскачивая свой мешок.
Наконец, сверху послышался звук, похожий на треск рвущейся ткани. Треск повторился, и Женька камнем скользнул вниз, не успев даже вскрикнуть от новой порции боли, волком вцепившейся в ноги. Недолгое падение закончилось в холодной воде, которая стремительно хлынула в распахнутый для крика рот, наполнив его резким привкусом железа и гниющей тины. Поняв, что вот-вот захлебнётся, Женька в отчаянии попытался порвать мешок. Плотная ткань не поддавалась, но Женька почувствовал, что ноги выскользнули из мешка. Сообразив, что часть мешка вместе с верёвкой осталась висеть на том суку, где только что раскачивался маятником он сам, Женька принялся хватать пальцами намокшую материю, и стягивать её с себя, словно старый свитер.
Почти теряя сознание, он освободился от мешка, и стал, что было сил, грести руками, норовя вытолкнуть своё тело к поверхности. И когда лица коснулся прохладный предрассветный туман, Женька принялся жадно, словно мальчишка сахарную вату, глотать его влажную, бодрящую свежесть. Отдышавшись и осмотрев то, что позволяли увидеть сумерки и туман, по островкам слипшейся тины и грязи, по затхлой вони стоячей воды, Женька догадался, что сбросили его в болото. Только теперь до него дошёл смысл услышанных слов о «мёртвой воде, поганой земле». Вот уж действительно – везёт, как утопленнику. Святой водой лицо облили, а в мёртвую подыхать бросили. Святые братья, сволочи!
Женька не стал дожидаться, пока боль, усталость и нервное истощение окончательно лишат его скудных остатков сил, и стал судорожно перебирать в воде руками, стараясь плыть в сторону огромной тени, матово черневшей в клубах болотного тумана. Именно там должен быть обрыв, с которого только что падал Женька. Он не знал, сможет ли вскарабкаться наверх, но слишком плотные клубы испарений, не пускавшие к поверхности слабые лучи ещё не родившегося рассвета, исключали возможность оценить размеры болота. Женька не знал, сумеет ли добраться до твёрдой земли, если будет плыть в другую сторону. А так есть надежда, цепляясь за дно и выступы грунта на стене обрыва, добраться до более пологого участка берега.
Очень скоро, вяло всколыхнувшаяся боль в ногах известила о соприкосновении с дном. Потом и руки коснулись склизкого ила, при малейшем нажиме увязая по самые локти. Насколько можно было видеть стену обрыва – она была слишком крута, чтобы по ней выбраться из трясины. К тому же, подобраться вплотную к берегу мешала широкая полоса вязкого, зловонного ила. Женька, старясь не опираться на студенистое дно, стал медленно, сберегая силы, двигаться вдоль обрыва, осматривая его влажные стенки в поисках пути к спасению.
Однако, отвесный берег не желал становиться ни более низким, ни более пологим, скрывая свой верхний край в плотных слоях тумана. Измученный, покалеченный парень продолжал продираться сквозь склизкие и липкие облака тины, которая норовила опутать и утянуть несчастного пленника в гнилую бездну болота. Женька, чтобы не потерять сознание от усталости и боли, старался вспомнить, с чего начались все его злоключения. Ему казалось, что прошлый вечер остался где-то в прошлой жизни, в той, где беззаботная праздность толкала его на сомнительные приключения. Идиот! Пожелал стать создателем городской легенды, породить чудовище в массовом сознании горожан и селян.
Возомнил себя творцом, демиургом, властителем ночных кошмаров. А теперь сам оказался в кошмаре, но просто дать болотной грязи пролиться в измученные, свистящие лёгкие, чтобы проснуться в своей постели, он не может. Это явь, которая хуже кошмара. Женька понимал, что отчасти сам виноват в своём теперешнем положении – если бы не перепуганный до смерти турист, он не набрёл бы на этих безумных маньяков-сектантов. Он понимал это, и злился – на палачей-сектантов, на качка со слабым сердцем, и…на себя. Эта злость придавала ему сил, чтобы продолжать безуспешный заплыв в вонючей грязи.
Женька двигался, откликаясь стоном на всплески боли в ногах, и туман вторил ему эхом, жутко подвывая в ответ. В очередной раз скользнув пальцами по стенке обрыва, рука увязла в тёплом иле, нащупав там нечто, совсем не похожее на тину или болотную траву. Сжав пальцы, Женька вытянул край мешка, такого же, в котором только что его самого бросили в болото. Грязная мешковина навела его на мысль, что он каким-то невероятным образом вернулся к месту своего падения, зря потратив столько сил и времени. Однако, правда оказалась гораздо страшнее – подняв мокрую ткань выше, Женька с отвращением увидел, как над водой показались полуистлевшие человечьи ноги. Бледные, разбухшие лодыжки и стопы были изрыты глубокими язвами, в которых копошились лоснящиеся чёрным глянцем пиявки и суетливые личинки насекомых.
Женька с воплем отвращения отбросил мерзкую находку. Минуту ему казалось, что плотоядные черви и личинки просыпались с мёртвого тела ему в рукава, и стали быстро расползаться по телу. Женька принялся лупить по своей одежде, с чавканьем расплёскивая грязь, и крича до хрипоты. Туман отвечал ему разноголосыми стонами и зловонным дыханием душного ветерка, досыта наевшегося гнилостных испарений. Несколько минут потребовалось Женьке, чтобы справиться с приступом тошноты и, немного успокоившись, насколько это вообще возможно в подобных обстоятельствах, продолжить изучение берега болота.
Одна мысль раскалённым гвоздём царапала мозг: «Значит, я не первый «бес», брошенный фанатиками подыхать в трясине». Он чувствовал, как страх и отвращение постепенно уступают место дикой ярости, необузданному желанию, во что бы то ни стало поквитаться с полоумными «бесогонами». Теперь он просто обязан выжить и выбраться из этой гнилой ямы. Он ещё не знал как, но верил, что непременно разорит гнездо этих набожных психов. Даже боль немного утихла, будто испугавшись жгучей ярости человека.
Будто сама судьба откликнулась на резкую смену его настроя – редеющий туман открыл взгляду пологую промоину в стене обрыва. Видимо, берег подмыло сильным дождём или потоком талой воды, и получилось что-то вроде наклонного канала, по которому массы размытого грунта скатывались в болото. Получившаяся горка имела довольно крутой склон, но это было намного лучше, чем отвесная стена обрыва. Без промедления Женька подплыл к этой куче и, вцепившись расцарапанными пальцами в мокрую грязь, стал натужно вытягивать своё покалеченное тело вверх.
Женька не знал, сколько времени занял этот путь. Он полз, карабкался, до крови закусывая губы от боли. Не раз соскальзывал вниз, ломая ногти на ослабших пальцах, но цеплялся снова и продолжал тянуть себя прочь от гиблой трясины, зловонных испарений, и странного эха, которое мерзкими стонами сопровождало каждую его неудачу, каждый приступ боли в ногах и сломанный ноготь.
Когда, совершенно измученный, Женька уцепился за густую траву и вытянул себя из грязной ложбины на твёрдую землю, туман уже окончательно рассеялся. Прежде чем отправиться дальше, Женька решил передохнуть и взглянуть на болото, которое могло стать его могилой, без плотной завесы туманных испарений. Он хотел усмехнуться напоследок в заляпанное тиной лицо смерти, которая не удержала его в своих вязких, душных объятьях. Однако, то, что он увидел, напрочь лишило его желания усмехаться. Он смотрел в настоящую преисподнюю - сырую и липкую обитель мучений и ужаса.
Он насчитал не менее пяти мешков с телами внутри, которые недвижимо, словно замшелые пни торчали в трясине. Но не это было самое страшное...
Продолжение следует...