2. Деревня
- Бонжур, Нат! - мы расцеловываемся с соседкой, и она спрашивает, - Скажи, Янко не у вас? Ему пора на работу!
- Да, он проходил, - киваю я, припоминая, - Если увижу, непременно передам ему!
Соседка уходит. А вот и Янко!
- Янко! - кричу я, - Поди сюда, как дам тяпкой по хребту!
Янко прижимает уши к голове и, недобро оглядываясь, убегает к себе домой, на ферму. Янко - большой лохматый пастуший кобель, который с парой других овчарок пасет коров на ферме. Подлец, облаял нас давеча, когда мы ехали на велосипедах.
В молодости и я, и мой муж сменили несколько десятков адресов, на самых разных географических координатах. Теперь же наша жизнь ограничилась с севера пастбищами Фабриса, с юга лесом, и вся вмещается в границы десятидомовой деревни. Социальная жизнь тут высоко-организована.
Утро первого мая. Первой с букетиком ландышей и обувной коробкой приходит соседка по имени Анаис.
- Бонжур, Маис! - вежливо здоровается Лиза.
- Глупенькая Лиза! Повторяй за мной, - назидательно говорит Антуан, - Бонжур, Ананас!
Мадам соседка (уж будем называть ее так) вручает ландыши и сообщает радостное известие: у ее трехногой кошки родились котята, и их можно будет отлучать как раз к Дню рождения Лизы, отчего их и не потопили. Вся деревня знает, что Лиза любит котят.
Деревня вообще очень сведущий организм. Давеча я делала покупки в лавке соседней деревни. Входящие покупатели общались с продавцом дословно так: "Горошка сегодня не беру...", задумчиво говорила пожилая мадам, перебирая овощи. "Неужто ваша старшенькая к вам в отпуск из Мехико?! - отзывался продавец, демонстрируя неожиданные логические выводы, в стиле Шерлока Холмса, - Помню, она с детства горошек недолюбливала!" Подойдя к кассе, я кратенько рассказала свою биографию, а продавец поделился своей - его прапрадед завел эту лавку еще до революции. Есть время узнать вкусы соседей.
Угадать вкусы Лизы можно чуть быстрее: "Какая миииииленькая!, - тянет Лиза, нежно поглаживая пальчиком дохлую прошлогоднюю муху на своей ладошке. "Мама, хочешь подарю тебе подарок! Он такой миииииленький!" - и Лиза раскрывает перед моим лицом кулачок, из которого - крайне не в духе - выбирается пятисантиметровый ногастый паук и грозит мне щетинистой лапой. А Лиза умильно склоняет голову, любуясь этим монстром, и повторяет, окончательно убедившись в этом (спорном) факте: "Очень миленький"!
В коробке копошатся несколько слепых котеночков.
Лиза, ни секунды не сомневаясь, уверенным движением выбирает котенка для себя - самого плохонького из всех! А главное, черного! Учитывая, что все местные бродячие коты, осаждающие наши сады (включая гордого отца) черные, я живо представила себе, как каждый вечер буду затаскивать домой разных котов: "Что-то наш Барсик отбивается и не хочет идти спать на свою подушечку!"
Мужа на церемонии выбора не было. Позже я демонстрирую ему фото на телефоне, немного опасаясь его прямолинейности. Котята выглядят несколько... эээ... скромно, и наш черненький лопоухий избранник в особенности.
- Они все очень красивые, - с достоинством, серьезно говорит мой муж, чуть склонив голову, и это первый раз за время отпуска, когда мне не хочется накормить его ужином по рецепту Терезы Дескейру.
И вот мы выбираем имя нашему котенку.
- Раз это подарок Лизе, пусть она сама выберет имя! - решает муж.
- Пипи-кака-будан! - не замедлив, предлагает Лиза.
- ...Впрочем, можем выбрать и мы, - продолжает муж.
Мы (в моем лице) составляем список , удаляем все, что не нравится кому-то из нас (в лице соседей, булочника, почтальона и друзей по интернету), и наконец выбор сокращается до двух имен. Мы выбираем между Миша и Люцифер.
(Тут по ватсаппу вмешалась мама моего бывшего однокурсника и до сих пор друга, по имени Миша, и сказала, что этот выбор стоит и перед ней).
Муж склонялся в сторону Люцифера, и я было согласилась, полагая называть малыша Лучик, но потом представила себе, как оживится жизнь деревни, когда в полночь мы будем выходить в сад и громко звать нашего котенка: Люцифееер! Люююцииифееееер! и вернулась к своей первоначальной версии Самурай:
- Длинновато! - сказал булочник.
- А что это? - спросила будущая хозяйка кота.
- Не, - сказал муж.
- Отлично! - сказали друзья в интернете.
Узнав мнения всех важных лиц, я решила, что имя коту вообще необязательно, и переместилась мыслями на другие, столь же существенные вопросы. К тому же в дверь постучали.
На крыльце (ну, на том месте, где оно когда-нибудь будет) стоит фермерша, хозяйка Янко. В руках у нее большая сумка.
Соседи частенько приносят друг другу овощи со своих огородов в подарок, и сейчас я ожидаю увидеть картошку или кабачки или зеленую голову салата... Сумка полна разрозненных непарных ботинок!
- Янко наворовал, - сокрушается соседка, подпихивая сумку мне поближе к лицу, - Посмотри, тут вашего чего нету?
Нашего там ничего нет, но соседке так хочется сбыть поскорее обузу, что она пытается навязать мне какой-то стоптанный дамский башмак 1989 года выпуска:
- Это вот не твоего ли мужа?!
Потом она уныло уходит, волоча свой контрабандный груз.
А нам уже пора идти к другой соседке, Мари, на полдник.
Мари встретила нас радушно. Таща за уши дохлого черного кролика (я как-то иначе представляла себе полдник), она пригласила нас в дом. Там уже был накрыт яблочный пирог, шоколадные маффины - все домашнее, и ликер.
- А вот посмотрите-ка, что я приобрела на пятничной ярмарке! - Мари удалилась и вскоре вернулась с брошюрой "Лунный календарь огородника". Я кратко помолилась о даровании моему мужу дара смиренного молчания ("Господи, дай ему заткнуться!")
Этот полдник надолго запомнится мне незапечатленным кадром: Мари и мой муж - седая бретонка в черном платье и искушенный инженер, гностик и скептик (и зубоскал!) - соприкасающиеся головами над страницами Лунного Календаря Огородника. Мари листала страницы, и мы дивились на черную луну, и хором запоминали дни, благоприятствующие корнеплодам. Это был второй раз за время каникул, когда мне перехотелось убить моего мужа. Сдается, моя душа еще не полностью погрязла во грехе - за три недели все-таки были, были два раза по полчаса, когда в сердце своем я не нарушала заповедей и УК.
На следующий день я наверстываю упущенное вчера в огороде. Мимо меня в кузове соседского трактора проехали чумазые дети в трусах и резиновых сапогах - мои, с гордостью подумала я. На ладонях у меня волдыри от мотыги. Мои руки покрылись тройным слоем мускулов.
- И все это ради подсолнуха? - у мужа расширились глаза, но он поспешил уточнить, - Я горжусь тобой! (вероятно, с человеком с горой мускулов и мотыгой в руках лучше не спорить).
Трактор проехал в обратном направлении, на этот раз им рулил Антуан, а на загорелом лице хозяина трактора, разливалась некоторая бледность.
Как прекрасно материнство, когда дети у соседей!
Спустя еще какое-то время безмятежного труда по выкорчевыванию камней из глубин культурного слоя, я заметила вдалеке, на поле, кряжистую широкоплечую фигуру Фабриса, фермера. За ним, как негритята за Бонифацием, змейкой вились собаки и дети. Фабрис, решительно шагающий вперед, ничем не выражал осведомленность о своем довеске позади. Проезжая мимо его полей, я всякий раз гадаю, замечает ли он проливной дождь или заполночный час: во всякое время и в любую погоду Фабрис одинаково сосредоточенно шагает по своим пастбищам, справляя очередную работу.
Фабрис стал полноправным хозяином фермы в 12 лет, оставшись де факто сиротой (де юро опекуном стала бабушка, которая проживала на соседней ферме и спустя два года умерла), взяв шефство над двумя младшими братьями и сестрами и над 30 коровами. Сейчас коров у них с женой уже 100, и ферма процветает.
Пока я размышляла о детстве двенадцатилетнего главы семьи и хозяина фермы, процессия во главе с Фабрисом удалилась за горизонт.
- Жереми, смотри, менгир! - я позвала мужа на помощь и, вдвоем (я держала тачку), пользуясь ломом как рычагом, мы перевалили на тачку удлиненный, пирамидальный камень килограмм в стопятьдесят - двести, который на диво походил на типичный бретонский менгир.
Вокруг нас, в доме и саду, раскинулось то самое непаханое поле срочной работы, когда мы с мужем занялись воздвижением Менгира на нашей земле (главное, правильно расставить приоритеты). Мы заработали обезвоживание и пару грыж, и были уже близки к тому, чтобы установить менгир с почестями и пасть у его подножия. Родным даже не пришлось бы тратиться на могильную плиту - выгода несомненна.
Рядом крутился одинокий сосед, хозяин яблоневых садов, пожалованных его предкам Людовигом 14-ым. Даниэль перессорился со всей деревней, считая соседей мужланами (с одним из соседей он не разговаривал уже почти 40 лет ни одним словом - вызывая во мне живую зависть к тому счастливчику), и одаряет своей дружбой только нас, "интеллектуалов". Он пытался даже ухаживать за моей мамой, в конце концов заставив ее ходить на прогулку с детьми другой дорогой (что характерно, облюбованной кабанами для набегов на кукурузное поле).
Узнав, что мы трудимся над установлением менгира, он не удивился и кивнул понимающе:
- Ну конечно, вы же интеллектуалы. Я не равняю себя с вами, интеллектуалами, куда мне, но, знаете ли, как сказано в романе "Доктор Живаго"....
Жереми хрипел, наполовину придавленный менгиром, что дало Даниэлю редкую возможность вести свой рассказ без помех. Он нагнулся поближе к пунцовой голове Жереми и продолжил повествование.
Когда подошло время обеда, я припомнила, что, кажется, у меня были дети. Краткий обход деревни привел меня к груде резиновых сапог около дверей соседского дома. Увидев среди сапог с ежиками и вишенками сапоги с грязевыми окаменелостями, я успокоилась - дети тут. Я не стала стучать, чтобы не обеспокоить соседей (зачем же беспокоить людей, которые уже обеспокоены восемью детьми, из которых как минимум шесть для них совершенно лишние). Тихо ступая (чтобы случайно никого не обеспокоить!), и пригибаясь, чтобы меня не заметили из окон, я ушла доделывать обед. Как, оказывается легко резать морковку, когда ее никто не грызет с другой стороны, как привольно варить суп, когда никто не стремится надеть себе кипящую кастрюлю на голову...
Когда все было готово, я крикнула мужу:
- Сходи, пожалуйста, приведи детей, пора обедать. И наругай их, что без спроса полезли в гости.
Муж ушел... и тоже исчез.
Я закипала как мои кастрюли! Часы тикали, отмечая святое для француза, полуденное время обеда, когда непрошенные гости из простой невежливости переходят в ранг проклятых вероотступников!
К тому времени как они пришли, я собиралась ругаться, но муж обрадовал меня сообщением:
- Там шоколадки предлагали, я сказал, нет, не перед обедом!..
Это было благоразумно и немного утишило мой гнев. А муж продолжил:
- ...Я отказался, а дети съели.
...................................
Часть 3 продолжение и конец: Английский ужин