Попросили у меня сегодня в комментариях вот к этому тексту:
«Расскажите вкратце всю историю маленького мальчика 36 лет и злой тётеньки, его травмирующей морально, плиз!»
Вкратце получилось не очень. Ну, не моя сестра — краткость. Потому что талант из меня никакой.
В принципе-то, ничего особенного. История самая обыкновенная.
Жили себе мальчик и тётенька (вообще-то, мальчик на год старше, но будем считать, что это значения не имеет). Нравилось им проводить время вместе. По-разному. Отношения их перетекли в то, что называют «ооооочень серьёзными». У каждого были свои дети (не младенчики), своё жильё, своя родня, свои обязанности, своя работа и прочее. То есть были они примерно на одном уровне социальной лесенки и прочих других лестниц. И маячило у них впереди вполне совместное проживание, для которого нужно было всего-то продать кое-чего у мальчика, добавить материнский капитал и накопления мальчика и злой тётки. Без шика, но на четверых детей и мальчика с тёткой хватило бы.
И да, мальчик с тёткой не раз всерьёз разговаривали о совместных детях, а не только про жильё и возвышенности с чуфффствами.
И однажды они прикинули, что до жилья — один шаг. Родня, если что подстрахует. Где жить сейчас, у каждого есть, работа у обоих позволяет иметь свободный график, у каждого есть финансовая подушечка, небольшая, но на крайний случай несколько месяцев без шика продержаться можно.
Почему бы не перейти к проекту «общие дети» уже сейчас? В конце концов, не молодеем. И вообще, может, и двоих общих осилим.
А почему бы и не «да»?
Так однажды в правильный день получился крохотный набор клеточек, которые постоянно делились, перемещаясь при этом по внутренностям злой тётки.
И тут на горизонте возникла тень его. Белого и пушистого полярного зверя. Злая тётка перепугалась, говорит, мол, может, пока даже двух полосок нет, мы это... Ну, там же даже яйца в матке не видно. И до задержки ещё неделя. Мальчик сказал: «Ты что? Хочешь убить моего сына? Всё будет хорошо». Тётка была хоть и злая, да гормоны сыграли своё дело. А потом, когда человечку, который рос внутри злой тётки, исполнилось 11 недель. И мальчик 34 годиков заметил уже не просто тень, а самого дикого и злобного песца, причём не только того, который виделся злой тётке, а и того, который вполне реально готовится напасть на самого мальчика.
Тут-то мальчик и заговорил, что давай, мол, у нас будут общие дети, хоть десяток. Но не сейчас. Почему? Как «почему»? Там же песец!!!
«Два песца, — констатировала злая тётка. — но об этом надо было думать раньше, а сейчас, извини, мальчик, но того, кто растёт во мне, я убивать не намерена. Он там уже ручками-ножками двигает, пьёт и писает… Не могу я вот так. По мне, так гуманнее родить и отдать, чем вот так. Но ты, мальчик, если хочешь, то пока не поздно, иди своей дорогой». Только тут мальчик понял, насколько коварная и злая тётка ему досталась». Понял и пошёл. Своей дорогой.
А через пару месяцев объявился. Просил прощения, сваливал всё на злобных песцов, клялся злобной тётке в вечной любви и даже приготовил пюре из картофеля, ибо тётка все девять месяцев, к сожалению своему и старших детей, могла только лежать. Да, и лежать было, откровенно говоря, тоже плохо. Физически плохо.
Так шло время. У тётки был свой песец, связанный с возникшими, как из рога изобилия, всевозможными болячками, а соответственно, с невозможностью работать, поддерживать быт, кормить детей и просто ими хоть как-то заниматься. Спасала подушечка. Та самая. Финансовая. Спасали редкие заказы, когда было не совсем уж плохо физически. Иногда спасали подруги.
У мальчика песец имелся свой. В виде потери работы, вылезшего, как из ниоткуда немаленького кредита покойной давно супруги (и нет, отказаться никак, ибо это не его, это сына наследство: крохотная доля в жилище, где кроме мамы ещё много долей всяческих, а кредит, он в виде обременения). В виде смертей любимых и близких родственников, которые перед этим болели и мальчик за ними ухаживал. В виде разного.
И мальчик, вроде, и клялся в вечной любви, но всё чаще стал пропадать на неделю-другую и странно себя вести. Злая тётка наивно думала, что когда в гости заглядывает песец, да не один, а целая стая, — это нормально — хотеть иногда побыть одному. Тем более, он же мальчик.
Спустя какое-то время тётка заметила, что мальчик не просто прячется от всех, отключая телефон и прочие виды связи. Мальчик пьёт. Но побыв так однажды сутки у мальчика, застав его сильно во хмеле, тётка уходя, видела перед собой абсолютно трезвого человека, который через день ещё и спокойно на работу вышел.
«Уж не алкоголик ли мальчик?» — подумала тётка. Посоветовалась с опытными «душеведами». Повспоминала, как раньше, ещё даже до перехода к «осень серьёзным отношениям», мальчик мог пропустить бокал-другой по поводу и далее идти и заниматься своими делами. Никаких запоев. Ничего подобного. Да и сейчас. Он же, как только тётка пришла, уже через несколько часов был вменяем, а через полсуток, так и вовсе трезв. Ну, не мог алкоголик в минуту взять себя в руки. Видимо просто девочки (и злые тётки тоже) плачутся подружкам и ходят к «душеведам», а иногда и за таблетками «от нервов» к врачу, а мальчики, вероятно, стесняются (это ж не по-мужски), вот и снимают стресс, как могут. А стресса у мальчика, действительно, было очень много. Стаи песцов врывались в его жизнь.
А потом родился другой мальчик. Тот, который внутри злобной тётки рос. Здоровый родился. Хорошенький. Увы, большой мальчик (уже к тому времени 35 годиков от роду) этот момент пропустил. Но через пару дней поздравил злую тётку SMS-кой с рождением сына.
Злая тётка была зла и обижена. И за себя, и за маленького мальчика. Но большой мальчик пришёл к ним после выписки, принёс зелёнку и вату, физраствор для сына и сосиски для злой тётки (холодильник-то был пустой ко времени выписки).
Злая тётка сказала большому мальчику, что у него сейчас есть выбор: вписать себя в официальный документ папой мальчика или оставить в этой графе прочерк. О том, что первый вариант повлечёт за собой обязанности, тётка напомнила несколько раз. Не зря она злая. Лишь бы о неприятном напоминать.
Большой мальчик думал почти месяц. И решил, что не хочет никаких прочерков, а хочет сына, ради которого готов хоть в дворники, хоть луну с неба. Тётка предупредила, что финансовой подушки у неё нет больше, а выйдет ли работать полноценно с сыном, она не знает, поэтому папе неплохо бы нет, не помочь материально (злая тётка всё купила сама, понимая, что у мальчика ж песец в гостях, он не может), а предоставить со своей стороны справки, нужные для оформления выплат от государства. Дальше можно и с работой попробовать, и расходы сократить, и ещё что-нибудь умное придумать. А пока, хотя бы, просто бумажки принеси, а я всё оформлю.
Оказалось, что мальчику взять две бумажки — очень тяжело. Тянул он с ними полгода, пока злая тётка покупала коляску, взамен внезапно сломавшейся, пока ходила зимой в -20 в кроссовках с подошвой, что держится на суперклее, пока рыдала накануне Нового года перед пустым холодильником и не оплаченными квитанциями, в том числе за садик (благо, помогла подруга), пока работала ночами, качая сына в автолюльке ногой, чтобы не орал и не будил всех, но при этом и поработать дал. Тянул, пока у тётки не вылезли давние хронические болячки и не посыпались все зубы…
А потом у мальчика умер брат. В январе. Как раз тогда, когда мальчик пообещал с нового года новую жизнь, новую работу и вообще. И сначала мальчик стойко всё перенёс. Тётка даже восхитилась и перестала временно напоминать о том, что с сыном на руках много не удаётся заработать, что мальчик ничем финансово не помогает (но тётка понимает: у него просто чёрная полоса), перестала говорить про бумажки.
К началу марта тётка разболелась. Работать не могла. Сын требовал всё больше активного внимания. Сил не было. Тётка взяла сына и приехала к мальчику. Показала свою флегмону на пол-лица и остаток по карте — 7 рублей 23 копейки, а ещё последние два подгузника. И предложила что-то решать уже мальчику, потому как сама она не может уже ни решать, ничего. Может сдохнуть и нет, не закопаться. На «закопаться» сил уже не было.
Мальчик переехал к тётке. Собрав по карманам мелочь, свою и тёткину, а также детей тётки, и обналичив все бонусы Детского мира, наскрёб на упаковку самых простых подгузников.
И да, мальчик добыл все справки. За два дня. Два дня. Два. А тётка ждала полгода, не имея возможности оформить, хотя бы выплаты до полутора лет и возврат в виде 500 рублей части родительской платы за садик, а ещё субсидию за отопление, которая в марте уже и перестала быть актуальной.
И только тогда тётка поняла, что мальчик, он алкоголик. Только тогда. Потому как мальчик приходил в себя, по тому, как неделю ещё после прихода в себя не мог есть. Да и просто спросила мальчика, а тот не стал отрицать.
Как жить с осознанием этого, злая тётка не знала. Она, хоть и была злая, но мальчика любила. И решила дать последний шанс. Мальчик остался жить у них. Занимался сыном, помогал по хозяйству, иногда покупал что-то из мелочей. Но тётке стало чуть легче. Мальчика, конечно, дороже кормить, чем себя и детей, зато есть возможность заниматься иногда не только сыном, а и готовкой, и даже старшими детьми, и даже в душ ходить не на минуточку, а на пять, а то и на десять минут. Мальчик был хорошим папой. Иногда злой тётке казалось, что он даже гораздо лучше в роли родителя, чем она сама.
Тётка же дала себе зарок, что мальчик живёт у неё до второго срыва. Потому что слишком много морального ресурса выжирает у неё эта «пороховая бочка» с принюхиваниями, угадываниями настроения, считываниями изменений в голосе…
В первый срыв тётка мальчика вытащила всего за три дня и привела в чувства. Почти никто ничего и не заметил, только у тётки осталось пара синяков на руках. Нет, мальчик не дрался, не подумайте. Просто повалил на асфальт, намекнув, кто тут сильнее.
Тётка простила. Тётке была понятна причина срыва. Тётка, вообще, очень хорошо понимала мальчика. И мальчик, как ни странно, лучше всех понимал злую тётку. Понимать-понимали, а поддержать…
Второй срыв не заставил себя ждать. Благо, мальчик ушёл в свою берлогу, поэтому ни дети, ни тётка это всё не наблюдали.
Так тётка осталась одна. Одна злая тётка и трое детей, младший из которых требовал всё больше и больше внимания, занимая 100% времени, настолько, что о старших пришлось забыть, а полы в доме мылись раз в две недели. Мальчик кормился грудью, мама (то есть тётка) — печеньем, а девочки теми полуфабрикатами, что сами найдут и приготовят в холодильнике.
А мальчик продолжал говорить про вечную любовь к сыну, злой тётке и даже её девочкам. Теперь уже по телефону. Прийти к сыну времени не было. Помочь иначе не было ресурсов. Даже ремонт небольшой на балконе, который мальчик обещал сделать, как-то не случился.
Так тётка и жила. С виду, вполне нормально. Даже хорошо, если совсем издалека смотреть.
А потом злая тётка взяла, да и сломалась. Из вредности, видимо.
Совсем сломалась. Чинить — долго, больно и затратно. Но можно.
И тётка поняла, что если сын занимает 100% её времени, даже в туалет за ней заползая и требуя при этом не просто пребывания рядом или на руках, а активного участия, то никогда ей не починиться.
И мальчик, поняв, что сыну светит приёмная семья, согласился взять ребёнка себе. Пока тётка не подлечится. Но оказалось, что взращивание младенца — задача для сильного мужика непосильная, даже если рядом бабушка с мужем и старший сын. И папа решил спрятаться от этой невыносимости бытия в бутылке. Но да, мальчик сына любит. И ещё месяц назад писал и тётке о любви и светлом будущем.
Но тётка ему не верит. Наверное, потому, что она злая и вредная. И намедни тётка поставила перед всеми вопрос ребром: или она и мальчик заботятся о сыне на равных, то есть 50/50. Или тётка готова отказаться от мальчика, потому как починиться и подлечиться до нормального состояния ей так и не дали, и двоих детей она кое-как вытянет, а вот одного малыша — никак. Никак, даже если не будет старших. Потому что на малыша нужно гораздо больше энергии. Как крайний вариант тётка рассматривает для малыша нормальную приёмную семью. Хотя, если мальчик готов вносить свои 50%, к примеру, в виде оплаты услуг няни, чтобы тётка могла работать и кормить себя, сына, дочек, тётка согласна. И на любые другие варианты. Ведь время можно перевести во всё, что угодно. Но 50/50. Потому как и 50% свои сейчас тётке не по силам. И не их вредности. А потому что слишком долго вытягивала все сто. И теперь не может даже 50%, но про свои 50 она что-нибудь придумает. На няню заработает, договорится с кем-то как-то. А больше — это для тётки либо верная смерть, либо такой сдвиг по фазе, который никакими таблетками не вылечить.
Сегодня в семье у мальчика большой семейный совет. Во главе с мамой. А во вторник у мальчика будет что-то там ясно с работой. Но тётка не готова ждать, пока мальчик наладит жизнь. Она на то и вредная. И никто же не ждал, пока жизнь наладит она, чтобы нормально воспитывать младенца.
Такая вот злая тётка. Такой вот травмированный мальчик.
И ведь, действительно, тётка, которая даже отдав сына, чтобы прийти в себя, при этом проводящая с ним ежедневно больше времени, тратящая на него больше денег, занимающаяся с ним, она плохая. А мальчик? Он, мало того, что травмированный, так он ещё и герой, потому что раз в месяц готов купить сыну яблочко или даже йогурт и взять погулять на выходные в то время, когда ему удобно, он герой. Ну, логично же.
И да, герой не хочет отдавать сына ни в какие приёмные семьи, где у него есть шансы на счастье, но и вкладываться реально даже на 10% из ста он не готов. Ну, не может. Наверное от того, что травмирован? Но настоящим отцом быть готов. Только чтобы все процессы чужими руками, на чужих плечах и за чужой счёт. Хммм... Тётка тоже на таких условиях будет суперидеальной матерью.
Помидоры можете оставить при себе для борща. Через виртуальные сети, всё равно, не долетят ни до кого.
Вроде, всё. Хотя, это, конечно, далеко не всё. Но надо же хоть как-то стремиться к краткости.
