Электричка задерживалась, как обычно. Тата с нетерпением поглядывала на часы: вот как раз сегодня и не надо бы опаздывать. И ехать всего-то одну остановку. Ну, наконец-то и поезд.
Через 15 минут она уже подходила к поселковому кладбищу.
Под ногами приятно шуршала листва. Всю неделю пригревало мягкое бабье-летовское солнышко, но для два назад зарядил дождь и вдруг, сразу, по- осеннему, похолодало. Вчера к вечеру дождь прекратился, и сегодня поутру распогодилось. Опять светит солнце и почти по-летнему тепло. Да и лужи подсыхают прямо на глазах.
Тата расстегнула плащ и вынула из сумочки черный шарфик, который остался ещё с похорон родителей, и повязала им голову.
«Вот и шарфик пригодился….. Да, Саня, в жизни тебе не везло, так хоть сегодня, в день твоих похорон, погодка хорошая выдалась. Только бы жить да жить» - думала Тата, старательно обходя лужи. Два дня она настойчиво отгоняла от себя печальную новость, которую ей позавчера совершенно спокойным голосом сообщила по телефону Мария Каминская, бывшая жена Саньки и бывшая лучшая Таткина школьная подруга.
«Да, зря я поехала, - мысленно корила себя Тата, подходя к кладбищу - не надо было обещать».
У ворот стоял автобус фирмы «Ритуал».
-Ой, тетя Тата, здравствуйте. Как хорошо, что Вы приехали. Мама говорила, что Вы обязательно будете, - окликнула её «младшая» Маша.
- Здравствуй, Машенька, - ответила Тата и поцеловала её в щёчку. - Я же обещала. А где мама и все родственники?
-А все наши уже в храме: и мама, и сестра, и дедушка, а меня оставили встречать всех приглашенных, вы – последняя.
- Извини, Машенька, электричка опоздала на 20 минут. А Вы и дедушку захватили? Как он?- спросила Тата.
-Да плохо, но держится. Мы уговаривали его, чтобы он не ехал на кладбище. Но уперся: «Как же я своего сына не проведу в последний путь!». Никакие уговоры не помогли. Вот наглотался лекарств, мама беспокоится, что б у него сердце сбой не дало,- печально отвечала Мария, широко шагая рядом с Татой.- Уже недолго. Скоро придем.
- Как Вы с мамой?- осторожно спросила Тата.
- Да ничего, устали только…. А так, конечно, неожиданно всё случилось… Хотя, как на это посмотреть.. . При папином образе жизни такой конец был давно ожидаем,- серьёзно сказала Мария, - хотя, последнее время он практически и не пил.
Они подошли к небольшой группе людей, скорбно стоящих возле входа в кладбищенскую церковь. Вышел батюшка из храма.
- Все пришли? Все крещённые? А крестики у всех на себе?- скороговоркой проговорил служитель культа, - входите в храм, поживее.
- Маша, здравствуй, прими мои соболезнования, - сказала Тата, передавая цветы своей бывшей подруге. - Как же твоя Машенька похоже на Саньку! - не удержалась она, изображая поцелуй, которым обычно задушевные подруги отмечают свою встречу.
-Да, да, она у меня красавица. Вся в Саньку. Но не дай Бог будет такая счастливая, как папаша! Уже ведь успела разойтись со своим.. .Да ничего, лучше сразу, не заводя детей, а не так как мать. Десять лет жизни ушло на пьяницу.
Подруга была по-деловому сосредоточена, следов особых переживаний на лице заметно не было.
-Маша, помолчи, хоть сегодня, - с раздражением сказала Тата.
-Ой, ты права, молчу, молчу. Я уже всё простила. Царство ему небесное, - зачастила, крестясь, старшая Мария.
В храме Тата, через силу заставила себя подойти попрощаться с покойником. Санька лежал в гробу какой-то маленький, щуплый, с провалившимся ртом и совсем не похожий на себя.
- Когда же я его видела в последний раз живым, - лихорадочно думала Тата, с трудом сдерживая слёзы.
«Не думала я, что будет так тяжело, и по-человечески жалко. А эта бессердечная дура, так ничего и не поняла. Ведь это она - главная причина его беспробудного пьянства, бесцельной жизни и преждевременной смерти,- Тата еле сдерживала себя, чтобы не сказать Машке в лицо эти слова, сейчас, у гроба её бывшего мужа.
После отпевания процессия неспешно двинулась по направлению к вырытой могиле. Погода начала портиться, набежали тучи, и стал накрапывать мелкий частый дождик. Невдалеке терпеливо стояли рабочие, ожидая, когда закончится «мероприятие» и они получат свою законную мзду.
В последние минуты прощания с Санькой ещё раз ненадолго выглянуло из-за туч солнце, и опять зарядил дождь. Все почему-то заторопились… Дочки, Маша и младшая Катя - вылитая мать, поддерживали отца Саньки под руки; старый Вячеслав Константинович горько и безутешно плакал. Слёзы катились потоком по его морщинистым старческим щекам. Татка вдруг с удивлением увидела, что Санька очень похож на своего отца. “Эх, какая же несправедливость: отец провожает сына. Как же тоскливо. Почему не сын - отца. Почему?»
Речей над могилой никто не произносил
Народ потянулся к автобусу, Маша и Катя, вытирая слёзы, тщательно опекали дедушку.
-Таточка, - Маша открыла зонтик и взяла Тату под руку,- ты, конечно, пойдёшь на поминки?
Тата строго посмотрела на Машу и ничего её не ответила.
Тата, так Наташу ласково назвали дома родители, подружилась с Марией, Машкой, в девятом классе. Они учились вместе с шестого класса, даже не замечая можно сказать, друг друга, а потом вдруг, сблизились. И подружились так, как могут дружить только девочки в подростковом возрасте – делились всем, честно, откровенно, до самого донышка своей девичьей трогательной неопытной души.
Вряд ли можно было найти двух более непохожих девочек, чем Маша и Тата.
Одна - Маша, плотно сбитая, здоровая, немного полноватая, рано сформировавшаяся, как все восточные женщины, черноволосая, со слегка раскосыми глазами, ярко выраженной сексуальностью, обещала буйно расцвести в своё время. Она была скрытна и недоверчива, немного «себе на уме». Училась неплохо, но звезд с неба не хватала, да и никакими талантами судьба её не отметила. Однако силу воли и упорство проявляла уже в раннем детстве.
Маша родилась в простой рабочей семье. Её отец работал на стройке и в благословенное советское время «получил» в военном городке трехкомнатную квартиру – на себя с женой и троих детей. Он был простой, не очень образованный человек, кажется по национальности казах. Любил своих детей и занимался ими, как умел.
Маша была младшей в семье после сестры и брата. Они были значительно старше её и, конечно, никаких близких отношений, в силу разницы в возрасте между ними не было. Сестра и брат рано обзавелись своими семьями. Вскоре, когда Машке было лет 12, отец умер. Она жила с мамой, постоянно испытывая эмоциональный голод, потому, что с родительницей теплых отношений, какие обычно возникают между любящей матерью и дочерью, не было. Мама так и не оправилась от смерти отца, ушла в себя и особенно не вникала в жизнь своих детей; ни старших, ни младшей, Маши. Её воспитанием, после смерти отца фактически никто не занимался. Девочка была практически предоставлена сама себе. Постоянное одиночество скрашивали подружки, книги, которых в отцовской библиотеке было, слава Богу, достаточно, да подростковый дневник, который она пристрастилась вести в седьмом классе.
Вторая, Татка, была её полной противоположностью. Белокурая, голубоглазая, тоненькая, как балерина, с изящной как у Золушки ножкой. Татка была поздним ребёнком своих уже далеко немолодых родителей. Семья была благополучная и с хорошим достатком по тем, советским временам. Отец – лётчик, полковник в отставке, образованный, с широким кругозором, очень любил и баловал Таточку, которая, надо сказать, не блистала здоровьем. Все силы родителей были направлены на укрепление Таточкиного здоровья. А болела она постоянно - и летом и зимой.
Каждое лето родители с Таточкой ездила «укрепляться» на Черное море. Ехали на своей «Волге» дня два, не спеша, с длительными остановками. Отец ещё с весны начинал готовить свою «волжанку» в длительную дорогу. Как-никак путь неблизкий, почти 2 тысячи километров до моря, а с ребенком всякие незапланированные остановки из-за поломок были совсем ни к чему. Нагружались в Москве продуктами, запасались впрок бензином. Отдыхали исключительно «дикарями». По большей части в Крыму на побережье, часто в небезызвестной своими песчаными пляжами Поповке, под Евпаторией. Море, солнце, фрукты и родительская любовь делали своё дело. Правда, по возвращении домой, через месяц-другой вновь начинались бесконечные хвори. Но без моря, было бы, пожалуй, ещё хуже.
Несмотря на свое хлипкое здоровьишко, Татка росла веселой, любознательной девочкой, успевая и проказничать, и учиться, и спортом заниматься. И все с одинаковым успехом. Природа наделила болезненного ребенка разнообразными талантами: у девочки был хороший музыкальный слух и неплохой голосок, она была пластична и гибка как «гуттаперчевый мальчик», а её способности к рисованию и каллиграфический почерк часто эксплуатировались школьной редколлегией. И что немаловажно, Татка с детства была чертовски упорна и чрезвычайно трудолюбива. Незаконченное дело раздражало её как невымытая посуда в раковине на кухне.
Она была безотказным человеком, и все одноклассники беззастенчиво пользовались этой её чертой характера. Впрочем, в школе её любили и одноклассники и учителя за прямой и отзывчивый характер.
Родители добросовестно занимались своим ребёнком. В музыкальную школу дочку водила мама. Надо сказать, что это был образец заботливой мамаши времен развитого социализма. Семья могла себе позволить жить на одну зарплату отца, а мама все свои силы сконцентрировала на воспитании любимой дочки. А у неё, у Таточки, за внешним послушанием и покладистостью скрывался достаточно самостоятельный характер, который и не замедлил проявиться во время переходного возраста.
И вот эти две девчушки Маша и Тата, такие разные и внешне и внутренне, вдруг так крепко подружились к 16-ти годам, что затасканное определение «не разлей вода» относилось к ним как нельзя более точно, чем к кому-либо другому.
Таткина мама внутренне не одобряла этой дружбы, но внешне старалась особенно не демонстрировать свое негативное отношение. Она справедливо рассуждала, что её умная доченька, несмотря на свою хрупкость и безотказность не позволит подруге манипулировать собой.
Мать прожила большую и трудную жизнь, и в человеческих отношениях разбиралась отлично, понимая, что в дружбе двоих обязательно кто-то играет второстепенную роль, или подчиненную. Да и сильные эмоциональные переживания, пусть даже и положительные, которые возникают при чрезмерной взаимной симпатии молодых неокрепших душ, могли только навредить неустойчивой, по сути, ещё детской, психике. А её Таточке это было совсем ни к чему….
Дружба особенно окрепла, когда Машка влюбилась в Сашу Каминского и Тата стала её доверенным лицом и единственным надёжным человеком, которого можно было посвятить во все перипетии их отношений.
Бурный роман начался, когда девочки учились в десятом классе и протекал на глазах Наташи.
Санька был на год младше Марии и учился в техникуме, по-современному – в колледже.
Чем практичная и земная Маша привлекла романтичного и немногословного, задумчивого светло-русого паренька – осталось тайной за семью печатями. Они жили в одном доме, только в разных подъездах, и в детстве часто встречались и играли вместе со сверстниками во дворе в разные замечательные игры, впрочем, не обращая друг на друга совершенно никакого внимания.
Ну а потом, когда чуть-чуть подросли - вдруг незаметно как-то подружились. Но разве возможна длительная дружба между мальчиком и девочкой в подростковом возрасте! И оглянуться не успели наши «голубки» как их отношения перешли ту грань дозволенного, о которой матери девочек думают всегда с ужасом и почему-то никогда не могут определить по своим дочечкам- было, или не было?
Машка отдалась первому чувству со всеми вытекающими…. Слава Богу, наступил просвещенный век, и за любовь никто уже никого не осуждал. Даже старые сварливые пенсионерки на лавочках у порога подъезда, светлели лицами и замолкали, когда Машка и Сашка здороваясь, проходили мимо них. Дело плавно шло к свадьбе. И ребята так и планировали.
-Вот отслужит Саша в армии, вернётся через два года, и сразу же поженимся, - рассуждала Маша.
Но жизнь внесла свои коррективы.
И угораздило же Санька, как-то поздним летним вечером, подвыпив хорошенько со своими «корешами», такими же легкомысленными 18-19 летними лоботрясами взломать продуктовый киоск. Ну, мало им, понимаешь, показалось. Хотели ещё добавить. Денег ни у кого не было и, недолго думая, так как думать уже было нечем - в голове вовсю резвились только алкогольные пары, троица закадычных дружков вскрыла киоск, вытащив несколько бутылок вина и водки, а также несколько пачек сигарет, и прихватив на закуску шоколадку «Алёнка» устроила недалеко от места преступления «продолжение банкета».
«Повязали» их тут же, на месте кражи, у киоска. Воры были неопытные, пьяные, очень шумели и привлекли внимание прохожих. А народ в советское время был внимательный и неравнодушный к государственному добру.
На суде Санька взял всю вину на себя, сказав, что идея обворовать киоск пришла именно ему, грабил он один и отвечать по закону за содеянное, только ему одному.
Конечно, он оговорил себя, так как не хотел подставлять ребят под статью. Дело в том, что только Саньке на момент совершения кражи не было ещё 18 лет и его осудили по щадящей статье условно, дав 1 год, как несовершеннолетнему. Друзей оправдали.
А дружбаны его могли загреметь уже по-серьезному, так как они были совершеннолетние парни и должны были бы, по идее, соображать, что такое «хорошо, а что такое плохо», как писал замечательный советский поэт Владимир Маяковский.
С непогашенной судимостью в советскую армию не призывали. Да к тому же, до истечения срока наказания, надо было примерно вести себя, чтобы, не дай Бог «не оступится» и не совершить какого-нибудь противоправного поступка. Хулиганство? Ни-ни. Драка? Боже упаси. При любом приводе в милицию, условный срок плавно перерастал в реальный. Такая была судебная практика.
И правильная вообще-то практика была. Давала возможность умным ребяткам задуматься над будущей своей судьбой и не превращаться в закоренелых преступников.
Одним словом, планы планами, а жизнь - жизнью. Друзья ушли служить, а Сашка остался на свободе, чтобы перевоспитываться, и доучивался в техникуме на автослесаря.
После суда он изменился. Не внешне, а внутренне: что-то в нем надломилось. Конечно, он хорохорился и вообще был героем в глазах одноклассников и собутыльников, которые к тому времени уже у него появились. Но, как неглупый мальчик, прекрасно понимал, что совершил скверный поступок и теперь на его биографии лежит очень нехорошее пятно. Как-то там дальше будет в жизни с карьерой?
А соболезнующих вокруг было немало. И все, как один, предлагали залить досаду и внутреннюю неудовлетворенность – вином.
Парень начал плавно спиваться.
- Тата, ты такая умная, посоветуй, ну что нам с Санькой делать, - спрашивала каждый вечер Маша, которая к тому времени уже тоже училась в техникуме, - представляешь, я его уже устала отлавливать по дружкам. Никакая любовь не спасает. Может женить его сейчас, чтобы оторвать от этих проклятых мужиков, пока они его окончательно не споили водярой?
- Ведь, не дай Бог, нажрется как-нибудь и по пьяни опять потянет на подвиги? Кто остановит? Так и до второго, реального срока недалеко. Ну что, что мне делать?
Тата молчала. Ну что она могла сказать своей подруге? Что посоветовать?
Но не одна Маша думала о будущем.
Как-то вечером Санькина мать, Клавдия Степановна, остановила Марию возле дома,
- Машенька, зайди, поговорить надо,- тихо, чтобы не слышали бабки на скамейке у подъезда, сказала она Маше.
-Садись. Чаю хочешь, - спросила её уже на кухне Клавдия Степановна, внимательно оглядев девушку.
- Нет, спасибо. Что-то случилось?- не поднимая глаз, спросила Маша.
-Случилось, - и вдруг Санькина мать не удержалась и беззвучно заплакала. И так горестно, что и у Марии неожиданно тоже брызнули из глаз слезы.
- Машенька, спасай Саньку! Только ты можешь удержать его. Ты сильная, спокойная, практичная, любишь его, да и спите вы уже давно.
- Знаю, знаю, не отпирайся, не в укор тебе, - утерев слезы, говорила Клавдия Степановна Маше, заметив, что та покраснела, - ты девушка здоровая, крепкая, да и он уже взрослый парень. Не слушает он меня, выпивать часто стал. Думала в армию этой осенью уйдет, поумнеет, а тут видишь, какое дело. И дружки эти, черт бы их побрал, с пути сбивают.
Она немного помолчала.
- Женитесь, а? Он тебя любит, глядишь, от дружков отойдёт. Семья будет. Там дети появятся, новые заботы. Он парень у меня умный, но бесхарактерный.
- Клавдия Степановна, да я хоть завтра в ЗАГС, - смущенно сказала Маша, - так ведь Саша не предлагает больше. После суда-то. Может, опасается, что я передумала, так я, так я ….
Маша задумалась.
-Я сегодня же ему скажу, сама скажу, что хватит от родителей и людей прятаться. Пойдем заявление подавать.
Свадьба была через три месяца. Домашняя, веселая, суматошная, с выкупом, как положено, невесты, с куклой на капоте черной «Волги», с дружками и подружками, с посаженными отцом и матерью.
Платье невесте шили девочки сами. В основном шила Тата, она к тому времени уже стала приличной портнихой. Невеста была хороша, жених красив как принц, только немного задумчив; это отметили все гости.
Продолжение следует...