Мы не виделись с подругой все лето. Взрослые уже были, лет по семнадцать. И вот поздним вечером спешим друг к другу навстречу, будто знали, что прилетели в один день, будто по невидимому телефону договорились, выскочили и опрометью по знакомой тропинке, точно зная, что не ошибешься, не свернешь, все правильно. Это сейчас принято при встрече обниматься, целоваться, а тогда просто радостное «привет!» и, не имея в голове никаких подходящих тем, мы просто шли рядом и быстро-быстро друг другу рассказывали все, что произошло за лето. Наверное, прошло много времени, мы оказались на другом конце города, наступила ночь, ноги устали, мы разулись и дальше пошли босиком. Не останавливаясь, не оглядываясь, просто шли быстрым шагом вперед и разговаривали обо всем на свете. Я ничего из того разговора не помню сейчас. И тогда, сразу по окончании разговора, ничего не помнила, ни что сама рассказала, ни о чем мне рассказали, но я точно знала, мы обе это знали, что мы друг другу очень важны. И никого тогда не было важнее нас. Это была действительно настоящая дружба. Хотя и пакостили друг дружке мы иногда, и по многим вопросам не соглашались, а когда была возможность перейти в один класс, мы выбрали разные. По собственному вкусу. И не было обид. И после школы разбежались по разным институтам в разных городах, а теперь уже странам. Но мы приезжали в гости, писали письма и всегда были в курсе, что и как происходит в наших жизнях. Без анализа ситуации, без осуждения принятых решений, без болезненной тяги быть вместе и делать все одинаково, без обид, без обсуждений за спиной и никто из нас никогда не был стопроцентно прав или виноват. Мы принимали друг друга такими, какими мы были. Такими, какими нас не принимали наши родители, с помощью нас, достигая свои цели. Принимали нас вместе и мои другие друзья, у меня, помимо этой близкой, было еще четыре любимых подруги, как позже выяснилось, все они терпеть не могли мою личную подругу, но никогда не показывали виду, что им она не нравится. Надо было назвать ее по имени, чтобы не исключить тавтологию, но нет. Есть она, моя подруга, и есть они, мои подруги. Так вот, они принимали ее, как мою часть, прощали ей ее наглость и, порой, высокомерие, и никогда не исключали из общей компании. Я, наверное, понимала это и не всегда звала свою подружку вместе с нами на веселые вечеринки, на опасные вылазки, на приключения, в виде ночного похода на базу отдыха и многое другое, что было увлекательным и интересным, но прошло мимо нее. Не было обид. Мы умели уступать друг другу понравившихся мальчиков. Иногда шантажом, если не уступишь этого, уйду. Глупо сейчас выглядит. И легко говорили: ладно, забирай, но в следующий раз выберу я. А еще мы отбивались от напавших на нас двух пьяных мужиков. Мы дрались как звери, как каратистки, и мы их побили. Нам было по семнадцать, но мы не могли позволить обидеть подругу и дрались до конца, до крови, до победы. А еще мы ночью пошли на дачу, а ключи забыли. И фонарей там не было. Мы шли пешком, дачу нашли, залезли на крышу отдохнуть и поняли, что назад по темноте мы не доберемся. И мы лежали на крыше, глядя в темное небо, пили вино и слушали Цоя, потому что он уже умер, а песни еще нет. И было боязно уснуть. Мы ждали рассвет. И вдвоем нам не было так страшно. Как-то нас затащила в квартиру компания обкуренных придурков и под угрозой причинения вреда подруги, пыталась изнасиловать. А мы выстояли. Мы не умоляли, не взывали к совести и жалости. Она в одной комнате, а я в другой, мы схватили стулья-табуретки и разбили в той квартире окна. Шум заставил их испугаться, они отступили, а мы вылезли в окна и увидели друг друга на подоконнике, благо первого этажа, взялись за руки и спрыгнули. Если бы это был не первый этаж, в тот момент было не важно, мы спрыгнули бы хоть с десятого. Мы могли понять друг друга по глазам, по невидимым нитям в воздухе, мы чувствовали друг друга на ментальном уровне. Еще и поэтому нас было невозможно обыграть в «Козла», когда мы играли с ней в паре. Мы не смотрели друг на друга, не делали знаков, мы были уверены одна в другой, что мы все делаем, как надо и у нас все обязательно получится. Вот бы и сейчас чувствовать, что где-то есть такой же близкий, понимающий и понятый, человек. Но теперь такого не может быть. Психоанализ, самокопание, взрослое сомнение, оглядка, опаска, оценивание и все то, что усложняет жизнь взрослых людей.