продолжение.....
Как маленький ребёнок, радовался моим движениям Фёдор Михайлович, как будто щенка разрешили принести родители.
Он первым заметил, а нам всем было не до того, все были на работе. Кормили, относили, подносили, он же приходил гостем, чтобы дать иногда передохнуть маме и брату, на нём была работа, дом, школа, Света да в придачу тёплые клюквенные кисели с утра.
Он так радовался, что визжал, кричал, в пляс пустился, притопывая и прихлопывая, что даже все больные не замедлили в реакции и поддержали его, человека хорошего, радующегося искренне и вдохновенно.
Чем и разряжал непростую больничную атмосферу. Когда есть такой человек, то и дышится легче, и жизнь не такая уж, оказывается, и страшная.
А больные в нейрохирургии непростые, все со своей бедой. Он первый из нас почувствовал победу настоящую, для меня историческую.
И всё-то он улавливает у нас первым, это ему Богом дано, чувствует и предугадывает, к цыганке не ходи - спроси у Феди, какая-то связь с космосом, с отцом природы существует у него от рождения. Его любили больные, они его ждали больше, чем я, если сказать по правде.
Но посиделки вечерние, шум, прибаутки и смех нужны были и мне. Они отвлекали от дум тяжёлых, согревали душу, и человеку становилось легче. Микроклимат в палате - дело тонкое. Рассказы про свою далёкую уже целину, про молодые годы, когда всё было нипочём, вброд зимой, как в кино, переходили, были очень даже кстати.
Где без огромного терпения русских людей и их личного мужества было не одолеть огромный масштаб подъёма целинных земель, да и просто выжить.Там, где тараном шли на природу, наперекор здравому смыслу, распахивая веками нетронутую, покрытую естественной растительностью землю вдоль и вширь, невзирая на суховеи не предполагая, что подхватит степной сильный ветер вспаханный, драгоценный для человека верхний слой земли, её сливки, и унесёт, не зная куда.
И не привыкать Феди было к трудностям: кто прошёл целину, тому и больничная палата была по плечу.
Не раз в кино видели целинников, и энтузиазм их не мог нас не поражать. Мы, школьники, хотели быть похожими на героев.
Слово целинник стало символом мужества. Эпопея освоения ковыльной степи началась в 1954 году, всего лишь после девяти лет после окончания ужасной Великой Отечественной войны, и покорение нетронутой равнины с вековой дерниной, пронизанной, словно поволокой, корневищами, которая была так плотна, что едва поддавалась плугу.
Степь с сурками, непредсказуемостью времён года, когда не отличишь весну и лето, оказалась более крепким орешком, чем представлялась вначале, которую мог осилить лишь человек высоконравственный, одержимый, железный, кем и был целинник тех моих детских лет.
В палате в такие часы происходили чудеса, словно сам Бог сходил с небес в виде живого героя целинника с медалью, которому повезло с годами - был довоенным по рождению и успел там отличиться.
И вселялась надежда, всем в палате было несладко, у каждого своё горе, которое на телеге не объедешь.
Сочувствовали, смеялись над тем, как несмышлёные молодые не так козла заварили, но ели, мёрзли, с пути сбивались - всю азбуку выживания нам докладывал.
Равнодушных к эпопее освоения новых залежных земель в непостижимо огромной нашей стране не было. Люди понимали: хлеба не хватало - в огромных очередях за ним стояли.
Хоть с экологическими ошибками, которые сразу не признавали, но хлеб стране молодыми был подарен. Затем, учась в институте, впитывали дух героизма первооткрывателей уже другой целины, нефтяной, на которую мне, к счастью, повезло.
Как целинники шли к своей победе на таран, так и моя команда шла напролом, без необходимых знаний - на ура. Как все русские. Твердолобые.
Там была целина, и здесь была целина, без определённого опыта, с надеванием своих шишек. А чтобы что-то понять, разузнать, научиться - ума не хватало. Вперёд - и точка, на авось, по-русски. Словно просто ямы зарывали. С некоторыми ошибками с годами на целине разобрались, как с почвозащитной системой земледелия, которую с Божьей помощью всё-таки внедрили, и она защитила целину от ветровой эрозии, и плуг стал переворачивать пласт непокорной земли. Научились многому. Пройдёт время, и я разберусь со своими ошибками.
А медаль за освоение целины у Фёдора Михайловича имеется, где-то вдалеке от Никиты Сергеевича Хрущёва, вдохновителя этого освоения, стоял. Только, правда, утеряна, стащили. И стоит у меня задача: после этой работы в государстве сопредельном медаль эту разыскать и облегчить жизнь Федору Михайловичу. В автобусе в эти непростые годы демонстративно не платит за проезд, обижается на дадь. Я ругаюсь, но в душе его поддерживаю.
В больнице же Федя мог себе позволить всё: у него не задерживалось, раз надо было постоять за меня. Мог запеть, отругать, как это и случилось однажды. Думали, всё, кончилось моё лечение, но с годами поняла: мало ещё тогда досталось медикам.
При каждом посещении внеплановой больной, скорее всего, это было потребностью русской души, а не служебного долга, Владислав Михайлович отмечал что-то новенькое у меня, радовался и приходил всегда с подсказками из его обширной медицинской практики, за что и были мы ему благодарны.
Рассказ же про женщину с далёкого севера напугал меня в невозвратимости судьбы, что остался в моём сердце навсегда. Бедняжка держала после операции руки на груди неподвижно, и никто ей не подсказал беды. Руки закостенели в суставах со временем, хоть суставы меняй, сетовал доктор. и это замечание было взято мною на вооружение. Я впитывала в себя всё, переваривала, приспосабливалась. Но возвращаться с того света было нелегко и далеко не просто.
Чтобы вернуться, надо знать, как хорошо вернуться. У каждого дорога своя, особенная. Как ты к ней подготовился, находясь на ногах, каков твой интеллект, какова твоя поддержка, в какой ты команде, как тебе повезёт на людей хороших, а для этого надо быть и самому неплохим.
И выходит словами математики, а жизнь - это и есть математика, твоё здоровье зависит от x,y,z... и даже от Солнца ясного и единственного спутника Земли - красавицы Луны.
Но всё-таки важная составляющая - это ты, твоя Вера, Надежда и Любовь!
В чём и находишь силы смести все преграды, выжить, а уровень твоей потенциальной энергии безграничен, если есть для кого жить, рано или поздно всё станет на круги своя, только надо верить. Выходит, что самое сильное на свете - это вера.
Михаил Николаевич всегда меня успокаивал: "Это могло произойти с каждым...". Психологическую поддержку в первое время я получала от всех.
А если говорить по-книжному, как пишет Лиз Бурбо, известный психоаналитик из Канады, моё то далёкое положение выглядело так: "То, что со мной произошло, происходит и с другими людьми, это лишь инцидент в моей жизни, это не конец света"- правильно, не конец.
Но тогда, в тот печальный отрезок времени моей жизни, так оптимистически и верно, а главное, спокойно я не думала. Страх присутствовал во мне, жизнь иную я не принимала, как сказала бы баба Луша, "обуял", если б хоть чуточку была поспокойнее, увереннее, было бы как куда лучше. Больше энергии бы дополучила. Вот почему людей, попавших в непростую ситуацию, жалеть нельзя, опасно давать им раскисать.
И послал мне Бог Веру Пелевину, что вместе с ней хлебали щи производственные, а та отругала меня, лежачую, которой головой даже двигать не разрешали, и что серёжки не одеты, и самостоятельно есть не могу,и, мол, чем тут занимаешься, и что волосы могла бы уж и сама расчесать. И так далее и тому подобное. Холодные мурашки прошлись по спине, голос сковался от обиды нешуточной.