Журналист «Площади Свободы» поговорил с научным журналистом Бориславом Козловским, написавшим книгу «Максимальный репост. Как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям».
Мир переполнен фальшивыми новостями. Они были всегда — некоторым теориям заговоров уже несколько веков, «письма счастья» приходили ещё Наполеону, а неверие в пользу прививок появилось в момент их изобретения. Технологии современного мира умножили количество всевозможных фейков в десятки, если не сотни раз. Главной средой обитания фальшивок стали социальные сети. Все мы окружены неправдой, маскирующейся под реальные новости.
О том, как жить в мире фейков, нам рассказал Борислав Козловский, который подошел к понятию, вооружившись исследовательскими методами естественных наук.
— Как так вышло, что вы написали книгу о науке, формально ученым не являясь?
— Большая часть хороших книг про науку пишется не учеными. По своей прошлой профессии я — научный журналист. Эта профессия предполагает написание статей и книг про науку лучше, чем это сделали бы ученые. В Штатах дают Пулитцеровскую премию за научно-популярные книги. Её довольно часто получают истории вот такого плана — журналисту становится интересно, что такое стволовые клетки. Или даже не так: становится интересен какой-нибудь биологический прием работы с клеточной культурой, на которой исследуют рак.
Книжку про это мог бы прекрасно написать ученый, если бы у него хватало времени. Он последовательно рассказал бы, почему мы вообще занимаемся клетками. В его книге была бы глава про микроскоп — про то, как его обнаружили и так далее. Человек, который обнаружит клеточную культуру, которую вывели из клеток чернокожей безымянной женщины в 50-е годы, восстановит всю историю и расскажет самые разные аспекты всего этого дела. Журналист поедет, чтобы пообщаться с родственниками этой женщины, которая умерла 60 лет назад, а в больнице взяли клетки без её согласия. Потом он поедет к биологам, чтобы узнать, что сейчас делают с этой линией клеток — как они помогают исследовать рак. Расскажет вообще, что такое молекулярная биология и как работает современная лаборатория. В итоге у него получится книжка «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс», которой какое-то время назад дали «Пулитцера».
— Почему темой книги вы выбрали именно фейки в интернете?
— Я не то, чтобы её выбирал — неожиданно для себя понял, что кружу вокруг да около этой темы довольно давно. На colta.ru выходили тексты, которые, казалось бы, не отвечают прямо на вопрос про фейки. Но, например, в этих статьях говорилось о том, как исследуют медиа-явления с помощью методов точных наук. При этом медиа-явления — необязательно фейки.
К примеру, кому-то в голову пришло посчитать, как обменивается смерть на смерть в теленовостях, то есть сколько времени в эфире занимают новости о катастрофах, которые происходят далеко и близко к зрителю, при учёте количества погибших. Насколько мы сочувствуем разным странам, культурам, людям пропорционально нашей межкультурной дистанции.
Довольно бесчеловечно звучит постановка задачи, но всё же это простое количественное исследование. Есть ведь сама постановка вопроса. Такая же простая, как у Пастера, который смотрит на больного в лихорадке и думает: «А нет ли у этой болезни какой-то эссенции, которую можно выделить и как-то оценить?».
То же самое примерно произошло с фейками. Я начинал писать книгу в 2015 году, когда слово «фейк» ещё не было настолько бешено популярным. Рабочим названием книги было «Это всё неправда». Но я понял, что есть разные типы неправды в интернете, которые хочется объединить, а объединив – объяснить. К примеру, теории заговоров, которые необязательно используются в виде каких-то новостных историй. Или биографии людей, комментарии к каким-то текущим событиям, споры вокруг того, летали американцы на Луну или нет. Это всё, в общем-то, не новости.
Но этого всего стало так много вокруг меня, что это побудило взять привычные мне инструменты естественных наук и посмотреть, какие есть исследования на эту тему. Не про содержание фейков, не про то, действительно ли летали американцы на Луну. А про то, что можно выяснить из этого факта.
Например, физик садится и говорит: «Предположим, что вокруг полета на Луну есть заговор. Предположим, что вокруг этого заговора есть люди, и каждый из них может проколоться — взять и рассказать правду». Например, как Сноуден рассказал про прослушку американцев правительством — заговор, в котором он участвовал. Выясняется, что если бы «лунный заговор» и мог бы существовать, то он вряд ли протянул бы больше года — 400 тысяч заговорщиков со своей человеческой природой довольно быстро бы рассказали намного больше подробностей, чем мы сейчас знаем про Петрова и Боширова. Такая примерно история.
— Какие ещё есть основные виды фейков, кроме информации о теориях заговоров? И как эти фейки появляются?
— Это неважный для меня вопрос. В биологии когда-то было два подхода. Классификаторский подход перебирал все основные виды существ, живущих на земле: вот утконос, вот жираф. Мы можем очень долго перечислять все виды. Весь XVIII и XIX век до Дарвина ученые этим занимались. Хорошо знать, что в одном мире живут утконос, жираф и долгоносик. Но хочется за всем этим многообразием увидеть какую-то систему и структуру. Собственно, моя задача состояла в том же — увидеть структуру фейков, не составляя подробного списка всех «жирафов и долгоносиков», которые на планете живут.
Мне захотелось поговорить в том числе и о слухах, которые существовали задолго до интернета. Или, например, про «письма счастья», которые люди пересылали друг другу ещё в XVIII веке. В неизменном виде они перекочевали к нам в соцсети: «Перешли это письмо четырём друзьям, и тебе будет сопутствовать большая удача». Наполеон такое письмо проигнорировал — и умер на острове святой Елены. Проходит два столетия, и люди пишут: «Перешли этот месседж, иначе то-то и то-то».
Меняется технологичность передачи сообщения, но фейк остается. Он обладает той же самой вирусной природой — точно так же играет на нашем доверии и недоверии, чувстве страха, психологическом желании заменить абстрактную тревогу конкретным страхом. Всё это как раз интересно исследовать. Или интересно узнать, как, к примеру, во время Второй мировой войны слухи превратились в Штатах в конкретную новость о том, что японцы уже высадились и уже маршируют по Нью-Йорку. Это понятное состояние. «К нам идут враги» — это страх. Общее чувство, что мир рушится, что нам чего-то недосказывают, неизвестно, когда эта война кончится — со всей этой тревогой тяжело бороться. И слухи оказываются спасительными для тех, кто с ними соприкасается. Они будто бы дают ответ.
Интересно разбираться в мотивах, а не перебирать сотни и тысячи видов слухов, хотя и этим тоже занимаются люди. Есть, например, группа антрополога Александры Архиповой, которая честно ходит на странные мероприятия наподобие митингов НОДа («Национально-освободительное движение» России — прим.ред.), находит там пенсионеров и спрашивает, против чего они несут плакаты. Пенсионеры начинают рассказывать про мировую закулису, про вертолеты, которые летают над митингом, чтобы читать их плакаты, или про то, что их плакаты с вертолета вообще читает лично Путин, поэтому надо поднять их лицевой стороной к небу. Антропологам есть смысл собирать полную коллекцию подобных слухов и фейков. Для меня такой задачи никогда не стояло.
— Надо ли, на ваш взгляд, повышать гигиену потребления информации обычному обывателю?
— Есть скучная часть вопроса: «Хорошо ли всем чистить зубы по утрам?». Конечно, да, ведь меньше людей будут болеть кариесом. Но почему-то, видимо, не все это делают. Возникает вопрос: «А надо ли человека, который не чистит зубы по утрам, как-нибудь дискриминировать? Или, может быть, издать закон о обязательной чистке зубов?».
С фейковыми новостями первый вопрос довольно быстро превращается во второй: «Хорошо ли отличать фейки от правды? Да, хорошо. Но при этом хорошо ли с ними централизовано бороться?». Скорее всего, не очень. Мы знаем, что первые государства, которые начали говорить про борьбу с фейковыми новостями — это какие-то среднеазиатские страны, которые собираются ввести наказания и штрафы за фальшивые новости. Понятно, что это значит. Под этим предлогом будут бороться с любыми независимыми новостными медиа.
Каждому обывателю по отдельности хорошо бы отличать фейк от не фейка. Но это чрезвычайно трудоемко. Сотни новостей в нашей френдленте остаются даже неоткрытыми. А для того, чтобы узнать, фейк перед нами или нет, нужно кликнуть по заголовку, прочесть текст и подумать, насколько и чем он отличается от хорошего новостного текста. Это уже неосуществимая задача — вы же вряд ли станете кликать по четырем сотням заголовков. При этом какое-то впечатление о том, что происходит вокруг, они у вас оставят.
Параллельно с прочтением заголовка вы обращаете внимание на юзерпик человека, который эту новость расшарил. Конкретные количественные эксперименты показали, что это сочетание уже вызывает доверие или недоверие. Всё зависит от портрета человека, рядом с которым вы увидели новость. Это может быть хороший знакомый или телеведущий, которому вы симпатизируете. Очень быстро оказывается, что неважно, кто разместил новость изначально, даже если это был совершенно неизвестный сайт. Скорее всего, вы не кликнули на новость — прочли заголовок и приняли ее суть к сведению.
Самое обидное, что централизованная война с фейками не поможет, а личная проверка может занять всю жизнь. Такая дилемма.
— У вас есть любимая фейковая новость?
— Люблю отвечать на этот вопрос каждый раз по-новому, потому что фейки появляются постоянно. Летом появился пример, который очень долго не может уйти из моего личного рейтинга.
Во время чемпионата мира по футболу появилась новость о том, что задержаны два московских жулика. Преступление заключалось вот в чем: в аэропорту Шереметьево один из них подходил к прибывающим иностранцам. Далее он говорил: «Знаете, я могу показать вам главную достопримечательность России — Ленина. Вы думаете, что он в мавзолее лежит. А его в 90-е годы пришлось эвакуировать. Теперь настоящее тело Ленина хранится в обычной квартире в Чертаново». Затем поверивших иностранцев первый преступник привозил в квартиру, где в стеклянном гробу, загримированным под Ленина, лежал его подельник. За это, естественно, брались деньги.
Это новость прекрасна всем, особенно своей внутренней драматургией — в неё даже хотелось поверить. Но, как все фальшивые новости, она содержала в себе чересчур много литературности.
— Анализировав эту новость, вы не пытались понять, откуда растут корни этого фейка?
— Обычно я всегда стараюсь представить, как те или иные литературные сюжеты, которые нас трогают, могли бы дойти до нас в виде новостей. Например, шекспировские драмы. Они были бы очень скучными: «В центре Москвы убит неизвестный», «Обнаружены два тела — молодого человека и девушки» и так далее, и так далее. Вся история, которая за этими заголовками стоит, весь бэкграунд и вся драма появились бы после долгого журналистского расследования, если бы кому-то пришло в голову его провести.
Вряд ли бы двое жуликов, попавшись, поехали бы на явочную квартиру, чтобы разыграть спектакль перед безымянными милиционерами. Вряд ли бы новость о задержании мошенников так быстро обросла настолько цветастыми подробностями. К тому же понятно, что новость не существует в вакууме, а я не увидел её в больших СМИ. Соответственно, ясно, что люди, которые её репостят, делают это исключительно из-за забавного содержания. Они не занимаются фактчекингом.
— А ещё эта новость похожа на анекдот.
— В этом и есть особенность фальшивых новостей — они пытаются переизобрести знакомые нам жанры, пытаются тронуть нас своей литературностью, маскируя в нашем сознании тот факт, что этого не было на самом деле. Есть такой эффект — «подвешенное неверие». Его ввел кто-то из английских поэтов. Мы на время «подвешиваем свое неверие», забывая, что персонажи художественной литературы придуманы. Мы начинаем им сопереживать, но вместе с этим, нам не надо бросаться в театре на сцену, спасая короля Лира.
Фейки избавляют нас от подвешенного неверия — мы смотрим на них как на новости. Понятно, что анекдот, рассказанный как новость, трогает нас больше.
Авторы фейков переизобретают этот литературный жанр, и этим они хороши. Идёт мимикрия под литературу.
— Вы формулировали для себя будущее фейкотворчества и методов его распространения?
— Этот процесс, как погода, неуправляем. Фейковые новости расходятся не из-за того, что где-то сидит какой-то координационный совет, решающий сколько тысяч или миллионов фальшивок выдать. Это завязано на саму структуру нашего восприятия. Предсказывать появление таких новостей — то же самое, что предсказывать погоду.
Фейковые новости стали такими массовыми только в 2010-х годах, благодаря расцвету соцсетей. А поскольку соцсети никуда не собираются деваться, мы, скорее всего, просто научимся жить в мире, переполненном обманом. Мы научимся понимать, что большая часть информации, которая нас волнует, не имеет под собой фактической основы. Что будет с фальшивыми новостями, зависит не от каких-то внешних сил, а от нас самих.
Нет никакого повода считать, что фальшивые новости, теории заговоров и слухи исчезнут. Надо помнить, что теории заговоров в прошлом уже становились причиной серьезных политических событий. «Протоколы сионских мудрецов» пусть косвенно, но стали причиной Второй мировой войны. Фашисты считали, что борются с мировым еврейством. Люди, которые называют прививки «заговором врачей», тоже никуда не денутся. Все они будут продолжать жить вокруг нас.
Как пишет Роб Бразертон (автор книги «Недоверчивые умы» — прим.ред.), если взять 100 человек, живущих в США, 90 из них верят в какую-нибудь теорию заговора. Они могут не верить в бред про прививки, но будут опасаться готовить еду в микроволновке, потому что микроволны убивают жизненную энергию еды. Живя в России, можно считать, что Есенина убили спецслужбы.
— Какой вид фейков самый любимый в России?
— В России верят про мировое правительство. На тему содержания российских фейков много писал лондонский исследователь российского медиапространства Илья Яблоков. Он утверждает, что огромное количество фейков у нас сконцентрировано вокруг истории. Почти все они ориентированы на объяснение противостояния России и мира: Ротшильды, Рокфеллеры, всесильные западные спецслужбы, которые до сих пор рулят почти всеми, кто, так или иначе, руководит Россией.