Миша, потрясённый прочитанным, задумчиво, закрыл блокнот, это были последние строки, написанные подпоручиком Ремезовым, так как сам он и остальные каратели, были вскоре справедливо убиты “чёрными капюшонами”. Рассказ участкового Храпова и дневник Ремезова совпадали в главном, и он не сомневался, что речь идёт об одном и том селе. Фёдор Ипполитович поднял голову, совершенно гладкую, без единого волоска, и полностью оправдывающую его прозвище, от окуляров прибора, кашлянул, и записывая результаты экспертизы, проговорил. “И так, молодой человек, могу с полной уверенностью утверждать, что образцы совершенно идентичны, и отстреливались из одного оружия! Благодарю вас, Фёдор Ипполитович, сказал, вставая, Миша, эти сведения очень важны для нас, позвольте откланяться, и вышел на улицу.
Новые сведения давали тему для размышлений, и Миша сопоставлял на ходу факты. И так, прохожий за мотоциклом Селуянова, не известно кто он по паспорту, но будем именовать его Залесским. Малухины, по дневнику Ремезова, не являются наследниками похищенных раритетов из древнего захоронения, но кара коснулась их. Будем с этим разбираться, и условно, считать их родственниками урядника Малухина. Далее, там мелькнуло слово стремянной, а не является ли Стремянной из Пикушки потомком Тихарева? Надо ещё раз смотреть старые дела, не мелькнут ли фамилии Худояров и Седельников! Не выходят из ума “чёрные капюшоны”, мы совсем о них ничего не знаем, а стоило бы! Ведь голову можно отдать на отсечение, что разграбление могилы Драгомысла, является камнем преткновения! А вот и райбольница, Миша пришёл навестить своих раненых товарищей.
Медсестра в регистратуре, недовольным тоном, на просьбу Миши отвечала, “это возмутительно, так же как в полиции, у нас существует свой порядок, и есть определённое время посещений! У нас не дом свиданий, а больница! К Шашкову вообще никого не допускают, он в реанимации, в тяжёлом состоянии, находится в коме. А от Зыкина, только что ушла ваша сотрудница, пусть он ранен в ногу, но он тоже нуждается в покое!”
Мише, после обращения его к лечащему врачу Зыкина, по настоянию, в интересах следствия, было разрешено посетить больного, сроком не более пяти минут. Капитан Зыкин, увидев Мишу, как ни странно обрадовался, “о Кузменков, проходи скорее, садись вот на стул, и сам поднялся и сел на кровати, лежу тут один, как сыч, хоть волком вой со скуки! Здравия желаю, товарищ капитан, простите, а вам можно так садиться!? Ты это брось, мы не в строю, давай запросто, я Николай, а тебя как зовут? Миша назвался, ну вот и славно Миша, я с первого дня скакаю по палате, прошу принести мне костыли, так говорят рано, лежать положено! Видишь, как нас приласкали, Вене Шашкову, прямо в грудь, сволочь, пулю засадил, говорят, всё ещё без сознания, выжил бы! Ну, рассказывай, как там у вас дела продвигаются? Ко мне сейчас Верка заходила, наша “государева леди”, так какой с ней разговор! Миша, сосредоточился, помня о времени отпущенному ему, и спросил, “Коля, куда вы ездили? Как, стрелявший, мог об этом узнать? Никто посторонний не мог слышать ваш маршрут, чтобы устроить засаду? Меня это интересует потому, что в меня тоже стреляли, там, в Нениловом Скиту, и пульки наши выпущены с одного ствола! Неужели, кто-то окопался в нашем ведомстве, весьма не нужный? Да ты что, Миша, удивлённо промолвил Зыкин, и серьёзно задумался. Знаешь, что-то не припомню, посторонних даже близко не было! А ты прав, нападения на нас не похожи на случайность, кто-то очень не хочет, чтобы мы нашли убийцу! А ездили мы с Веней в Каменное урочище, на бывшую зону, старуха Малухина там срок отбывала, по пятьдесят восьмой, а после, будучи на вольном поселении, работала там, посудомойкой на кухне.