Мы продолжаем публиковать историю Улугбека Бабакулова, независимого журналиста, который был вынужден уехать из Киргизии из-за давления властей и угроз местных националистов. Прожив год в Грузии, Улугбек вместе с семьей получил разрешение въехать во Францию. Проведя месяц в транзитном центре города Кретей, семья Улугбека была вынуждена переехать в другой город, где все оказывается совсем не так, как они ожидали. Начало истории Улугбека Бабакулова читайте здесь (часть первая) и здесь (часть вторая).
* * *
После того, как Марион (чиновница, опекающая жителей транзитного центра в городе Кретей. - Прим. «Ферганы») сообщила, что CADA (centre d'accueil pour demandeurs d'asile – центр приюта для просящих убежища) готова нас принять, потекли томительные дни ожидания. Пожалуй, это была самая долгая неделя за весь месяц нашего пребывания в транзитном центре. Я гадал, какое социальное жилье нам дадут: может, отдельную квартиру, а может, даже небольшой домик? В любом случае, это должно было быть что-то отличное от здешнего центра. (Забегая вперед, скажу, что я сильно ошибался).
В понедельник мне позвонил Джойс (еще один чиновник. - Прим. «Ферганы») и попросил зайти к нему в кабинет. Я поднялся в офис, и Джойс протянул мне большой конверт: «Здесь ваши билеты до пункта назначения, багажные бирки и сопроводительные документы».
– Эту бумажку отнесете в столовую, вам приготовят паек в дорогу, – добавил он. – Вот это – почтовое уведомление о том, что ваши документы отправлены в OFPRA (управление по делам беженцев). В среду в 10 утра я буду ждать вас в холле, потом отвезу на станцию.
Ни по-русски, ни по-английски
Наступил день нашего отъезда. В транзитном центре мы пробыли ровно четыре недели. До нового места жительства нам предстояло проехать более 600 км. Вначале из Кретея на RER (пригородной электричке) – до одного из железнодорожных вокзалов Парижа, затем на скоростном поезде до Лиона, а там опять пересадка на электричку.
Джойс довез нас до станции и предупредил: «Сойдете на следующей остановке и подниметесь вверх. Там уже сориентируетесь сами».
Легко сказать – сориентируетесь! Лионский вокзал Парижа оказался громадным. Выйдя из электрички, мы поднялись на эскалаторе и остановились. Куда идти? Через какой выход? Как и у кого спросить дорогу?
Я подошел к стоявшему неподалеку мужчине. Спрашиваю: «Do you speak English?» С таким же успехом я мог спросить его, говорит ли он на киргизском. Из всех мировых наречий он понимал только французский и испанский, и значит, помочь нам никак не мог. А между тем мимо безостановочно текла толпа: одни люди выходили через турникеты в самых разных направлениях, другие спускались и поднимались по эскалаторам. Голова у меня пошла кругом. Понимая, что так ничего не выстоишь, я громко сказал: «Кто-нибудь говорит по-русски?». На меня посмотрели удивленно, но никто не отозвался.
Мимо проходила женщина, я подошел к ней и говорю: «Экскюз муа, мадам, сильвупле…» - и протянул свой билет. Она бросила на него быстрый взгляд, потом что-то сказала и показала направление рукой. Я понял, что идти надо в указанном направлении. «Мерси, – церемонно поблагодарил я ее, а потом скомандовал своим, – катим чемоданы в ту сторону!»
Скоро мы оказались в большом зале ожидания. Тут уже легче было понять, куда и когда нужно идти. На мониторах высвечивались подробные данные, с какого пути отходит поезд в том или ином направлении.
До отбытия нашего поезда оставалось минут 40, и посадка еще не началась. Я подумал, что перед дальней дорогой надо бы сделать что-то полезное. По указателям дошел до туалета. Вход в сортир оказался платным – 80 центов. В уме я перевел эту сумму в наши киргизские сомы и решил, что в смысле цен на туалеты Киргизия куда демократичнее Франции. Впрочем, в том, что Франция не зря считается дорогой страной, я убедился еще не раз.
Наконец, объявляют посадку на поезд. Подносим наши билеты к турникету, проход открывается – и мы на перроне. Вот и наш вагон, теперь осталось только занести чемоданы и расставить их в багажном отсеке. Вход в вагон – вровень с перроном, так что закатить в поезд вещи любого объема не представляет никакой сложности.
Занимаем свои места. Старшая дочь говорит, что в поезде есть вай-фай, к которому можно подключиться. Помогает нам всем «законнектиться» в интернете. Поезд трогается. На специальном сайте можно было отслеживать движение транспорта в онлайн-режиме, и я был поражен, когда поезд за какие-то несколько минут разогнался до 300 км/ч. За окном стремительно проносились пейзажи, пастбища чередовались с лесами, мелькали фермы с французскими буренками. Я с грустью подумал о наших медленных допотопных поездах, с неизменным амбре из туалета, высокомерными проводниками и шумными пассажирами.
Путь в 600 километров от Парижа до Лиона наш скоростной поезд пролетел за два часа. Для пересадки на электричку у нас было 16 минут. Не так уж много, если не знаешь местности и языка. Оглядевшись, я увидел поблизости мужчину, к которому обратился на английском: «Sir, can you help me, please?» (Сэр, не могли бы вы мне помочь?) – и протянул ему свой билет.
Жестом он предложил нам следовать за ним. Мы подошли к монитору с расписанием. Найдя нужное мне направление, он сказал примерно следующее: «Вам надо спуститься вниз, найти там указатель к выходу F и затем подняться через этот выход». Вся инструкция сопровождалась весьма выразительными жестами, так что мы не запутались и к своей электричке поспели вовремя.
Плохое отношение к блохам
Станция наша оказалась небольшой, да и сам городок, в который мы приехали, был крохотным. Домики прятались тут среди деревьев на холмах. Из всех немногочисленных пассажиров с чемоданами из вагона на этой станции вышли только мы. К нам тут же подошли две женщины и спросили: «Бабакулов, CADA?» Я кивнул, и они попросили идти за ними на стоянку.
Благополучно погрузив в микроавтобус чемоданы, мы тронулись в путь. Женщина за рулем сказала, что ее зовут Амандин, она социальный работник CADA и станет опекать нас, пока мы будем находиться в центре.
Здание, к которому нас привезли, внешне было похоже на то, в котором мы жили в Кретее, только корпусов тут было несколько.
Как и в транзитном центре, нам сразу показали кабинеты сотрудников. Амандин дала небольшую брошюру, в которой имелись контактные данные сотрудников CADA (с переводом нам помогала армянка Лия, ожидающая вместе с семьей решения своего вопроса о статусе), лист с расписаниями наших рандеву с различными специалистами и карту города.
«Наш центр находится здесь, – Амандин обвела кружочком квадратик на карте. – Это центральная улица, здесь продуктовый магазин, а здесь – школа».
Амандин сказала, что в течение недели с нами встретятся и побеседуют все сотрудники: директор центра подпишет контракт о соблюдении условий проживания в CADA, юрист – встретится для подготовки документов для OFPRA, кроме того, с нами поговорит психолог, а преподаватель французского проведет тестирование для определения уровня владения языком. А в конце недели водитель центра провезет нас по городу и покажет, где находятся административные здания.
«И перед заселением одна не очень приятная процедура, – перевела нам Лия. – В центре стараются не допускать распространения блох и вшей…» «Может быть, тараканов?» – уточнил я. «Нет, именно блох и вшей. Сейчас вам надо будет все свои вещи из чемоданов сдать на стирку, а что нельзя стирать, отдать для заморозки в холодильной камере».
Меня покоробило, требование показалось унизительным. Но я промолчал, понимая, что имею дело с уже отработанным алгоритмом действий. Тем более, Амандин подчеркнула, что это процедура, обязательная для всех новоприбывших. Надо так надо. Мы покатили чемоданы за социальным работником. Она дала нам несколько больших пакетов: «В эти пакеты – вещи для стирки, в эти – на заморозку. Одежду на себе постираете потом».
Затем нам показали корпус для проживания и наши комнаты. Сказать, что я был разочарован, значит ничего не сказать. Передо мной был точно такой же коридор, как в кретейском корпусе, и такие же комнаты – только поменьше размером.
«Вот эти четыре комнаты будут вашими, – сказала Амандин и протянула нам ключи. – Чипы для замка от входной калитки, маленький ключик – для почтового ящика. Вот душ, вот туалет, а это – кухня. Уборку коридора и других помещений проводит каждая семья, живущая на этаже, по очереди».
«Жесть, – подумал я. – В Кретее хотя бы было три туалета и душа, а тут – по одному на этаж». Ожидания и реальность расходились слишком уж чувствительно. Ладно, поживем – увидим. Я успокаивал себя тем, что у нас хотя бы есть крыша над головой. А сколько таких, которые скитаются по ночлежкам?
Зачем меня гнала секира президента
Одна из четырех наших комнат выходит окнами во двор, где постоянно шумит ребятня. Гоняют мяч, играют во что-то, напоминающее лапту. Бородатые мужики в традиционных афганских и пакистанских платьях сидят под деревом и смолят кальян. Иногда по дорожке проходит какая-нибудь женщина, закрытая сверху донизу… Это помещение мы переделали под столовую: кровать отсюда перенесли в другую комнату, которая предназначена для женской части семьи. Одна комната будет моей спальней и рабочим кабинетом, а еще одна достанется сыну.
На другой день мы пошли на встречи, которые были расписаны заранее. Вначале Амандин провела для нас небольшую экскурсию: показала швейную мастерскую, классы для анимации, тренажерный зал с несколькими кардио-тренажерами и боксерской грушей (я подумал, что спортзал мне будет как раз кстати – в Грузии я поднабрал лишнего веса).
Я поинтересовался, как будет решаться вопрос с питанием. Амандин ответила, что каждый вторник мы будем получать набор продуктов, из которых можем готовить себе еду. Дополнительно нам дали сковороду и сотейник, чайные и столовые ложки, вилки. Из продуктов пока дали два килограммовых пакета с мукой и сахарной пудрой, упаковку спагетти, литр масла, соль и спички. Да, не разгуляешься. Значит, до вторника придется закупать продукты в магазине.
Мне сказали, что если у беженца нет денег, CADA может выдать некоторую сумму, которую придется вернуть из полученного пособия. У меня с собой были небольшие деньги – поддержка от Еврокомиссии, так что от предложения взять в долг я отказался. Но зато лишний раз убедился в дороговизне жизни во Франции. За один поход в магазин за продукты пришлось выложить больше 100 евро: мясо 12-16 евро за килограмм, овощи – от 1,5 евро, средства гигиены – 7-8 евро. В общем, стоять придется до последнего и экономить на чем только можно. Главная задача сейчас: продержаться неделю до вторника, когда нам выдадут бесплатные продукты. Интересно, что дадут и в каком количестве?
Во второй половине дня мы встретились с Элоиз. Официально ее должность называется chargèe de procèdure, что дословно можно перевести как «процессуальное должностное лицо», хотя по сути это скорее юрист-адвокат. Она будет помогать нам совершать процессуальные действия и готовить документы для предоставления в OFPRA.
Элоиз рассказала о видах защиты, которые предоставляются Францией. Всего их три: статус беженца, субсидиарная (вспомогательная) защита и статус апатрида. Последний статус касается лиц без гражданства, так что рассказывать о нем отдельно не буду.
На статус беженца человек имеет право, если на родине он может стать жертвой преследований из-за своей национальности, политических взглядов, вероисповедания, гражданства и принадлежности к какой-либо социальной группе, например, ЛГБТ. При этом гонения должны исходить от государственных структур или больших организованных группировок, а не от отдельных граждан.
Субсидиарная или вспомогательная защита предоставляется человеку, который не соответствует требованиям для предоставления статуса беженца, однако не может вернуться в страну исхода, поскольку там ему может угрожать смертная казнь или пытки, а государство не в силах предоставить ему защиту из-за, например, вооруженного конфликта. Именно поэтому здесь так много сирийцев, афганцев и других граждан, прибывших из «горячих» точек.
Я рассказал Элоиз о том, что спецслужбы Киргизии преследуют меня из-за моей журналистской деятельности, и о том, что, еще будучи президентом, Алмазбек Атамбаев лично инициировал гонения на меня и спровоцировал травлю. Юрист посетовала, что ранее ей не доводилось представлять интересы беженцев из Киргизии, поэтому ей нужно время, чтобы изучить информацию о нашей стране и глубже вникнуть в ситуацию.
Я посоветовал ей набрать в поисковиках мои имя и фамилию – можно на английском или французском языках – и там наверняка будут статьи обо мне и моем деле. Элоиз так и поступила и удивилась, что материалов достаточно много. «Мы распечатаем и отправим все эти публикации в OFPRA, – сказала она. – Я изучу ваш случай, а потом мы опять встретимся». На этом мы распрощались.
Улугбек Бабакулов