Найти тему

Жизнь и необычайные приключения Улугбека Бабакулова, часть третья. Между лаптой и кальяном

 Поезд TGV. Фото с сайта Speedtrain.ru
Поезд TGV. Фото с сайта Speedtrain.ru

Мы продолжаем публиковать историю Улугбека Бабакулова, независимого журналиста, который был вынужден уехать из Киргизии из-за давления властей и угроз местных националистов. Прожив год в Грузии, Улугбек вместе с семьей получил разрешение въехать во Францию. Проведя месяц в транзитном центре города Кретей, семья Улугбека была вынуждена переехать в другой город, где все оказывается совсем не так, как они ожидали. Начало истории Улугбека Бабакулова читайте здесь (часть первая) и здесь (часть вторая).

* * *

После того, как Марион (чиновница, опекающая жителей транзитного центра в городе Кретей. - Прим. «Ферганы») сообщила, что CADA (centre d'accueil pour demandeurs d'asile – центр приюта для просящих убежища) готова нас принять, потекли томительные дни ожидания. Пожалуй, это была самая долгая неделя за весь месяц нашего пребывания в транзитном центре. Я гадал, какое социальное жилье нам дадут: может, отдельную квартиру, а может, даже небольшой домик? В любом случае, это должно было быть что-то отличное от здешнего центра. (Забегая вперед, скажу, что я сильно ошибался).

В понедельник мне позвонил Джойс (еще один чиновник. - Прим. «Ферганы») и попросил зайти к нему в кабинет. Я поднялся в офис, и Джойс протянул мне большой конверт: «Здесь ваши билеты до пункта назначения, багажные бирки и сопроводительные документы».

– Эту бумажку отнесете в столовую, вам приготовят паек в дорогу, – добавил он. – Вот это – почтовое уведомление о том, что ваши документы отправлены в OFPRA (управление по делам беженцев). В среду в 10 утра я буду ждать вас в холле, потом отвезу на станцию.

Ни по-русски, ни по-английски

Наступил день нашего отъезда. В транзитном центре мы пробыли ровно четыре недели. До нового места жительства нам предстояло проехать более 600 км. Вначале из Кретея на RER (пригородной электричке) – до одного из железнодорожных вокзалов Парижа, затем на скоростном поезде до Лиона, а там опять пересадка на электричку.

Джойс довез нас до станции и предупредил: «Сойдете на следующей остановке и подниметесь вверх. Там уже сориентируетесь сами».

Легко сказать – сориентируетесь! Лионский вокзал Парижа оказался громадным. Выйдя из электрички, мы поднялись на эскалаторе и остановились. Куда идти? Через какой выход? Как и у кого спросить дорогу?

Первый зал Лионского вокзала, Париж. Фото с сайта Mikhail.krivyy.com
Первый зал Лионского вокзала, Париж. Фото с сайта Mikhail.krivyy.com

Я подошел к стоявшему неподалеку мужчине. Спрашиваю: «Do you speak English?» С таким же успехом я мог спросить его, говорит ли он на киргизском. Из всех мировых наречий он понимал только французский и испанский, и значит, помочь нам никак не мог. А между тем мимо безостановочно текла толпа: одни люди выходили через турникеты в самых разных направлениях, другие спускались и поднимались по эскалаторам. Голова у меня пошла кругом. Понимая, что так ничего не выстоишь, я громко сказал: «Кто-нибудь говорит по-русски?». На меня посмотрели удивленно, но никто не отозвался.

Мимо проходила женщина, я подошел к ней и говорю: «Экскюз муа, мадам, сильвупле…» - и протянул свой билет. Она бросила на него быстрый взгляд, потом что-то сказала и показала направление рукой. Я понял, что идти надо в указанном направлении. «Мерси, – церемонно поблагодарил я ее, а потом скомандовал своим, – катим чемоданы в ту сторону!»

Скоро мы оказались в большом зале ожидания. Тут уже легче было понять, куда и когда нужно идти. На мониторах высвечивались подробные данные, с какого пути отходит поезд в том или ином направлении.

До отбытия нашего поезда оставалось минут 40, и посадка еще не началась. Я подумал, что перед дальней дорогой надо бы сделать что-то полезное. По указателям дошел до туалета. Вход в сортир оказался платным – 80 центов. В уме я перевел эту сумму в наши киргизские сомы и решил, что в смысле цен на туалеты Киргизия куда демократичнее Франции. Впрочем, в том, что Франция не зря считается дорогой страной, я убедился еще не раз.

Наконец, объявляют посадку на поезд. Подносим наши билеты к турникету, проход открывается – и мы на перроне. Вот и наш вагон, теперь осталось только занести чемоданы и расставить их в багажном отсеке. Вход в вагон – вровень с перроном, так что закатить в поезд вещи любого объема не представляет никакой сложности.

Занимаем свои места. Старшая дочь говорит, что в поезде есть вай-фай, к которому можно подключиться. Помогает нам всем «законнектиться» в интернете. Поезд трогается. На специальном сайте можно было отслеживать движение транспорта в онлайн-режиме, и я был поражен, когда поезд за какие-то несколько минут разогнался до 300 км/ч. За окном стремительно проносились пейзажи, пастбища чередовались с лесами, мелькали фермы с французскими буренками. Я с грустью подумал о наших медленных допотопных поездах, с неизменным амбре из туалета, высокомерными проводниками и шумными пассажирами.

Путь в 600 километров от Парижа до Лиона наш скоростной поезд пролетел за два часа. Для пересадки на электричку у нас было 16 минут. Не так уж много, если не знаешь местности и языка. Оглядевшись, я увидел поблизости мужчину, к которому обратился на английском: «Sir, can you help me, please?» (Сэр, не могли бы вы мне помочь?) – и протянул ему свой билет.

Жестом он предложил нам следовать за ним. Мы подошли к монитору с расписанием. Найдя нужное мне направление, он сказал примерно следующее: «Вам надо спуститься вниз, найти там указатель к выходу F и затем подняться через этот выход». Вся инструкция сопровождалась весьма выразительными жестами, так что мы не запутались и к своей электричке поспели вовремя.

Плохое отношение к блохам

Станция наша оказалась небольшой, да и сам городок, в который мы приехали, был крохотным. Домики прятались тут среди деревьев на холмах. Из всех немногочисленных пассажиров с чемоданами из вагона на этой станции вышли только мы. К нам тут же подошли две женщины и спросили: «Бабакулов, CADA?» Я кивнул, и они попросили идти за ними на стоянку.

Благополучно погрузив в микроавтобус чемоданы, мы тронулись в путь. Женщина за рулем сказала, что ее зовут Амандин, она социальный работник CADA и станет опекать нас, пока мы будем находиться в центре.

Здание, к которому нас привезли, внешне было похоже на то, в котором мы жили в Кретее, только корпусов тут было несколько.

Корпус CADA. Фото Улугбека Бабакулова
Корпус CADA. Фото Улугбека Бабакулова

Как и в транзитном центре, нам сразу показали кабинеты сотрудников. Амандин дала небольшую брошюру, в которой имелись контактные данные сотрудников CADA (с переводом нам помогала армянка Лия, ожидающая вместе с семьей решения своего вопроса о статусе), лист с расписаниями наших рандеву с различными специалистами и карту города.

«Наш центр находится здесь, – Амандин обвела кружочком квадратик на карте. – Это центральная улица, здесь продуктовый магазин, а здесь – школа».

Амандин сказала, что в течение недели с нами встретятся и побеседуют все сотрудники: директор центра подпишет контракт о соблюдении условий проживания в CADA, юрист – встретится для подготовки документов для OFPRA, кроме того, с нами поговорит психолог, а преподаватель французского проведет тестирование для определения уровня владения языком. А в конце недели водитель центра провезет нас по городу и покажет, где находятся административные здания.

Общий коридор. Фото Улугбека Бабакулова
Общий коридор. Фото Улугбека Бабакулова

«И перед заселением одна не очень приятная процедура, – перевела нам Лия. – В центре стараются не допускать распространения блох и вшей…» «Может быть, тараканов?» – уточнил я. «Нет, именно блох и вшей. Сейчас вам надо будет все свои вещи из чемоданов сдать на стирку, а что нельзя стирать, отдать для заморозки в холодильной камере».

Меня покоробило, требование показалось унизительным. Но я промолчал, понимая, что имею дело с уже отработанным алгоритмом действий. Тем более, Амандин подчеркнула, что это процедура, обязательная для всех новоприбывших. Надо так надо. Мы покатили чемоданы за социальным работником. Она дала нам несколько больших пакетов: «В эти пакеты – вещи для стирки, в эти – на заморозку. Одежду на себе постираете потом».

Затем нам показали корпус для проживания и наши комнаты. Сказать, что я был разочарован, значит ничего не сказать. Передо мной был точно такой же коридор, как в кретейском корпусе, и такие же комнаты – только поменьше размером.

«Вот эти четыре комнаты будут вашими, – сказала Амандин и протянула нам ключи. – Чипы для замка от входной калитки, маленький ключик – для почтового ящика. Вот душ, вот туалет, а это – кухня. Уборку коридора и других помещений проводит каждая семья, живущая на этаже, по очереди».

«Жесть, – подумал я. – В Кретее хотя бы было три туалета и душа, а тут – по одному на этаж». Ожидания и реальность расходились слишком уж чувствительно. Ладно, поживем – увидим. Я успокаивал себя тем, что у нас хотя бы есть крыша над головой. А сколько таких, которые скитаются по ночлежкам?

Зачем меня гнала секира президента

Одна из четырех наших комнат выходит окнами во двор, где постоянно шумит ребятня. Гоняют мяч, играют во что-то, напоминающее лапту. Бородатые мужики в традиционных афганских и пакистанских платьях сидят под деревом и смолят кальян. Иногда по дорожке проходит какая-нибудь женщина, закрытая сверху донизу… Это помещение мы переделали под столовую: кровать отсюда перенесли в другую комнату, которая предназначена для женской части семьи. Одна комната будет моей спальней и рабочим кабинетом, а еще одна достанется сыну.

Внутренний двор. Фото Улугбека Бабакулова
Внутренний двор. Фото Улугбека Бабакулова

На другой день мы пошли на встречи, которые были расписаны заранее. Вначале Амандин провела для нас небольшую экскурсию: показала швейную мастерскую, классы для анимации, тренажерный зал с несколькими кардио-тренажерами и боксерской грушей (я подумал, что спортзал мне будет как раз кстати – в Грузии я поднабрал лишнего веса).

Я поинтересовался, как будет решаться вопрос с питанием. Амандин ответила, что каждый вторник мы будем получать набор продуктов, из которых можем готовить себе еду. Дополнительно нам дали сковороду и сотейник, чайные и столовые ложки, вилки. Из продуктов пока дали два килограммовых пакета с мукой и сахарной пудрой, упаковку спагетти, литр масла, соль и спички. Да, не разгуляешься. Значит, до вторника придется закупать продукты в магазине.

Общая кухня. Фото Улугбека Бабакулова
Общая кухня. Фото Улугбека Бабакулова

Мне сказали, что если у беженца нет денег, CADA может выдать некоторую сумму, которую придется вернуть из полученного пособия. У меня с собой были небольшие деньги – поддержка от Еврокомиссии, так что от предложения взять в долг я отказался. Но зато лишний раз убедился в дороговизне жизни во Франции. За один поход в магазин за продукты пришлось выложить больше 100 евро: мясо 12-16 евро за килограмм, овощи – от 1,5 евро, средства гигиены – 7-8 евро. В общем, стоять придется до последнего и экономить на чем только можно. Главная задача сейчас: продержаться неделю до вторника, когда нам выдадут бесплатные продукты. Интересно, что дадут и в каком количестве?

Во второй половине дня мы встретились с Элоиз. Официально ее должность называется chargèe de procèdure, что дословно можно перевести как «процессуальное должностное лицо», хотя по сути это скорее юрист-адвокат. Она будет помогать нам совершать процессуальные действия и готовить документы для предоставления в OFPRA.

Элоиз рассказала о видах защиты, которые предоставляются Францией. Всего их три: статус беженца, субсидиарная (вспомогательная) защита и статус апатрида. Последний статус касается лиц без гражданства, так что рассказывать о нем отдельно не буду.

На статус беженца человек имеет право, если на родине он может стать жертвой преследований из-за своей национальности, политических взглядов, вероисповедания, гражданства и принадлежности к какой-либо социальной группе, например, ЛГБТ. При этом гонения должны исходить от государственных структур или больших организованных группировок, а не от отдельных граждан.

Субсидиарная или вспомогательная защита предоставляется человеку, который не соответствует требованиям для предоставления статуса беженца, однако не может вернуться в страну исхода, поскольку там ему может угрожать смертная казнь или пытки, а государство не в силах предоставить ему защиту из-за, например, вооруженного конфликта. Именно поэтому здесь так много сирийцев, афганцев и других граждан, прибывших из «горячих» точек.

Почтовые ящики. Фото Улугбека Бабакулова
Почтовые ящики. Фото Улугбека Бабакулова

Я рассказал Элоиз о том, что спецслужбы Киргизии преследуют меня из-за моей журналистской деятельности, и о том, что, еще будучи президентом, Алмазбек Атамбаев лично инициировал гонения на меня и спровоцировал травлю. Юрист посетовала, что ранее ей не доводилось представлять интересы беженцев из Киргизии, поэтому ей нужно время, чтобы изучить информацию о нашей стране и глубже вникнуть в ситуацию.

Я посоветовал ей набрать в поисковиках мои имя и фамилию – можно на английском или французском языках – и там наверняка будут статьи обо мне и моем деле. Элоиз так и поступила и удивилась, что материалов достаточно много. «Мы распечатаем и отправим все эти публикации в OFPRA, – сказала она. – Я изучу ваш случай, а потом мы опять встретимся». На этом мы распрощались.

Улугбек Бабакулов

Международное информационное агентство «Фергана»