Текст: Ермолаев Дмитрий
Мартин Андерсен Нексе, перу которого принадлежит одно из самых ярких описаний раннего Мурманска, побывал на Кольском полуострове осенью 1922 года. Приплыв, по пути на конгресс Коминтерна, в самый северный незамерзающий порт Советской России, датский писатель высадился на берег ночью. Спотыкаясь в кромешной тьме, валясь с ног от усталости, он долго бродил по городским окраинам, пробирался между вагонами, приспособленными под жилье, пока наконец не уснул прямо на улице. Даже не подозревая при этом, что ему крупно повезло. Если бы скандинавский литератор посетил Мурманск двумя-тремя годами позже, его ночные похождения могли кончиться куда более печально. А строки, посвященные молодой заполярной столице, возможно, никогда бы не появились.
Не попасть на рога
20-е годы минувшего века - время НЭПа, первых ударных строек и… хулиганства. Возникнув еще до революции, по окончании Гражданской войны оно расцвело махровым цветом. Мурманск, как ни грустно, был в этом плане «впереди планеты всей», точнее, впереди той ее значительной части, которую занимал Советский Союз. Вот характерный пейзаж середины десятилетия, увековеченный в местной периодике: «Иностранные матросы, проходя по Мурманску, видят картины пьянства, хулиганства и драки, а одному еще норвежцу поковыряли голову».
Так что Мартина Андерсена Нексе действительно можно считать счастливцем: он посетил Кольское Заполярье в разгар тяжелого кризиса, когда на кону стояло само существование губернского центра. Работа градообразующих предприятий - порта и железной дороги - почти замерла, а сократившееся до минимума население банально пыталось выжить. В этих условиях имевшиеся среди горожан криминальные элементы особой активности не проявляли. Но едва наметились изменения к лучшему, уровень преступности резко скакнул вверх.
О том, как развивалась ситуация, можно узнать, перелистав «Полярную правду» тех лет. 1925 год: «В Мурманске быстрым темпом стало развиваться хулиганство и поножовщина, которые… постоянно влекут убийство, поранение и прочие нежелательные явления в нашей пролетарской семье». 1926-й: «Участилось у нас в городе хулиганство. Одной, да еще женщине идти вечером прямо невозможно. На каждом шагу пристают пьяные хулиганы». 1927-й: «Хулиганство в Мурманске принимает угрожающие размеры. Хулиганы распоясались. Они держат в страхе значительную часть населения».
Формы этого явления варьировались от классических дебошей до совершенно экзотических происшествий. «Один из грузчиков (пьяных. - Д.Е.), - повествовал в «Полярке» от 28 мая 1924 года некий рабкор Блоков, - вооружившись рогами оленя и, нацепив их себе на лоб, стал бодать кого попало, и, надо отдать ему справедливость - нападал с изумительной храбростью. В конце концов получилась такая картина: по улице, идущей между бараками №№ 430 и 431, никто из смертных не решался пройти из-за боязни попасть на рога храброго оленя».
В целом все это совпадало с официальной статистикой, согласно которой в 1925 году в РСФСР на 10000 человек приходилось 3,2 официально зафиксированных случая хулиганства, в 1926-м 16,7, а в 1927-м - 25, 2. В Мурманске положение усугублялось начавшимся взрывным ростом населения и большим количеством сезонных рабочих, ежегодно приезжавших из других регионов страны, которые и совершали большую часть правонарушений.
Криминальная столица
В результате, как сообщалось на страницах газет, «Мурманская губерния по высоте преступности в 1924 году занимала 1-е место...» в Советском Союзе в расчете на душу населения. При этом «преступность самого гор. Мурманска превышала таковую же на периферии… в 100 раз».
В первом полугодии 1925-го заполярная столица, которую в свете всего вышеизложенного правильнее было бы именовать столицей криминальной, уступила пальму первенства Усть-Сысольску - нынешнему Сыктывкару, но вскоре вновь стала «самым преступным городом СССР». «По данным Наркомвнудела, - докладывал 20 октября 1926-го начальник административного отдела губисполкома Александр Меллер, - Мурманск по преступности стоит на первом месте (в % отношении)». Стоит ли упоминать, что основной объем криминальной статистики давало хулиганство.
В абсолютных цифрах оно выглядело, на первый взгляд, не очень серьезно. Ну, подумаешь, около 300 дел на регион за весь 1926 год. Капля в море по сравнению с Москвой и Ленинградом. Но если учесть, что львиная доля этих преступлений пришлась на заполярную столицу, насчитывавшую не более 9000 жителей, а во всей губернии проживало чуть более 23000 человек, приведенная цифра уже не кажется столь безобидной. Сопоставьте ее с численностью населения, и вы поймете, что 300 дел - это во много раз больше, чем в среднем по стране.
Сегодня первопричиной резкого всплеска хулиганства в Стране Советов специалисты считают потрясшие государство в начале ХХ столетия исторические катаклизмы, приведшие к смене общественного строя, уничтожению традиционного общества и распаду крестьянской общины. Ну а в ту пору хулиганство, напротив, трактовали как наследие проклятого прошлого. Главным его источником у нас на Мурмане называли пьянство. «Развитие хулиганства возрастает прямо пропорционально открытию новых буфетов», - пояснялось в информационной сводке Мурманского отдела ОГПУ за первую половину апреля 1924 года, хранящейся ныне в Государственном архиве Мурманской области. Среди других причин значились беспризорность, неграмотность, безработица.
Поколение с гнилью
Хулиганство стало отвратительной, но, увы, привычной частью мурманской жизни, въелось в повседневность, как ржавчина в железо. У него имелись свои приверженцы среди разных слоев населения. Пьяными «бандами», по свидетельству очевидцев, бродили тогда по городу мурманские грузчики. «6 апреля (1926 года. - Д. Е.) около 6 час. веч., - зафиксировала типичный для того времени случай губернская пресса, - на вагон № 285687 напали 6-8 грузчиков. Хулиганы с кольями в руках пытались избить двух граждан, которые отчаянно защищались».
Не отставали и моряки. Вот весьма характерная для тех лет заметка: «В доме Рослякова в Верхней портовой нахаловке была устроена драка неизвестными матросами. Хулиганы в пьяном виде выбили стекла». Свою лепту вносили и железнодорожники. «Хулиганство на линии железной дороги цветет таким же пышным цветом, как и в городе», - утверждал все в том же 1926-м сотрудник ОГПУ 2-го района Мурманской железной дороги Рейнгардт.
Впрочем, что там железная дорога, когда по всему Кольскому полуострову происходило одно и то же. Вот, так сказать, картинки с выставки. «Кольская молодежь, за малыми исключениями, безобразит по вечерам… нельзя пройти спокойно по улице… вас столкнут с тротуаров и покроют матом. Особенно достается барышням, за которыми устраивают целые облавы». «В Кузомени… судили восьмерых человек, которые в пьяном виде ломились в клуб во время спектакля». «На ст. Хибины… драки устраиваются почти ежедневно… Председатель месткома… член ВКП (б) т. Варламов обратился в раймилицию с просьбой о выдаче ему огнестрельного оружия для самозащиты при разнимании пьяных во время драк».
Собственно, в Мурманске, как и во всем регионе, не было в ту пору ни одной более или менее значительной категории населения, которая хоть чем-нибудь не отличилась на ниве хулиганства. Существовал и отдельный пласт завсегдатаев, гордившихся многочисленными задержаниями и судимостями, как наградами.
Совслужащие, партработники, творческая интеллигенция. Даже дети… «Среди учеников полный развал, полная разнузданность, хулиганство, педагогов не слушают, разбивают чернильницы об стену - все стены облиты чернилами; во время урока свист, крик, друг друга «дерут», - повествовал 6 февраля 1929 года корреспондент «Полярной правды» Добров, посетивший одну из городских школ. - В перемену некоторые озорники вбегают в учительскую и начинают «бузить». Педагоги просят детей выйти из комнаты, но они не слушают и отвечают подчас таким образом, что взрослые краснеют. Это поколение «с гнилью».
«Хулиганили и хулиганить будем», - заверяли чуть позже журналиста Бориса Феймана учащиеся Мурманской советской школы II ступени.
Шухер на бану
Повсеместное проникновение хулиганства в мурманскую жизнь доходило до курьезов. В клубах губернского центра, по изначальному замыслу являвшихся очагами культуры, происходили сцены, подобные следующей, описанной в «Полярке», типичной, с точки зрения современников тех событий, для клуба водников. «Собрание. Ведется организованно: председатель (Вася Чумовой), секретарь (Манька Шкица). Вопрос дебатируется существенный…
- «От Капутина» (широко известный в Мурманске частный ресторан. - Д. Е.) грузчики сегодня идут в Нижний порт к Лельке Шибзику. Как встретим их там и будем лупцевать.
- Во! Это дело. Тут к этому времени и с буксиров ребята подоспеют.
На сцену залез Федя Тухлое Яйцо:
- По роже, ребята, не бить. Норовите лучше под левый сосок.
- Дайте слово против, - заблажил Коля с Дровяного, - самое любезное дело по харе.
- Правильно.
- Врешь!
- Самому по харе.
- Даешь перышками!
- Без мокрого!
Председатель поднялся:
- Эй, шухер на бану кончайте! Постановление: по роже не бить, перышко больше 2 сантиметров между ребер не всаживать. Собрание закрыто. Предлагаю спеть «Марш налетчиков».
В довершение ко всему и блюстители общественного порядка тоже не всегда отличались примерным поведением. К лету 1929-го в следственном аппарате мурманской прокуратуры «накопилось большое количество дел о нарушении общественной тишины и порядка… милиционерами». «Рекорд хулиганства» побил милиционер Хромов, - изобличала «Полярка» деяния служителя закона, ставшего его нарушителем. - Ночная пьянка… намерение на почве ревности застрелить из нагана находившегося в общей компании неизвестного грузчика, беганье по улицам с наганом в руках и с угрозами пристрелить встречавшихся по пути незнакомых людей; неоказание помощи и глумление над избитой мужем гражданкой; каскады нецензурных ругательств; оскорбление доставлявшего Хромова в Адмотдел милиционера, - все это тяжелым камнем висит на шее находящегося в настоящее время под судом милиционера Хромова».
Самых рьяных - на Кильдин
Боролись с хулиганством беспощадно. И это опять же совпадало с тем, как развивались события по всей стране. В ноябре 1926 года вторая сессия ВЦИК приняла новый Уголовный кодекс РСФСР - самый суровый за всю историю советского законодательства. Наказание за хулиганство было в нем ужесточено, а само понятие стали трактовать расширенно, включая в него и другие преступления. Вскоре в Ленинграде начался суд над бандой «чубаровцев» (18 из 26 привлеченных по делу проживали в Чубаровом переулке. - Д. Е.), совершившей групповое изнасилование, - самый знаменитый «хулиганский» процесс в СССР, закончившийся казнью пяти осужденных.
Мурманская пресса регулярно информировала северян о его ходе и итогах. Почти одновременно с «чубаровцами» в Мурманске показательно судили и приговорили к реальным срокам своих хулиганов. Власти разных уровней издали множество обязательных постановлений, направленных на поддержание спокойствия в регионе.
Создавались КОПы - комиссии общественного порядка. Наиболее опасных «клиентов» компетентные органы, сколь смешным сегодня это ни кажется, высылали из пределов края на юг. Возник даже проект, правда, так и не реализованный, отправлять хулиганов на остров Кильдин. Это, не считая ликвидации безграмотности, культурно-просветительной работы и других, более гуманных форм воздействия на хулиганские массы.
Никто не поможет милиционеру
Однако, несмотря на все усилия, ситуация не улучшалась. Отчасти из-за того, что рост населения, в том числе и неблагонадежной его части, продолжался быстрыми темпами, отчасти потому, что многие мурманчане той эпохи вовсе не стремились поддержать милицию. Скорее наоборот. «Идут по улице 2-3 пьяных хулигана, задевающих прохожих, - свидетельствовал очевидец. - Когда милиционер начинает их усмирять, пьяные начинают с ним драку. Моментально собирается толпа зевак, среди которой попадаются иногда красноармейцы и военморы. Никто из толпы не поможет милиционеру… Все следят, не вынул ли он оружия, не нарушил ли чем-нибудь правил».
«Задержать пьяного или хулигана и отправить его в милицию зачастую для милиционера является почти неразрешимой задачей, - жаловались представители правоохранительных органов в июне 1929 года на пленуме Мурманского горсовета. - Проходящие граждане вместо помощи стараются отбить пьяного, образуют скопление, вмешиваются в работу милиционера. Еще до сих пор есть факты, когда мы возмущаемся тем, что милиционер, выведенный из терпения, связывает пьяницу и тащит его в милицию, и смеемся, когда бьют милиционера». Уголовная хроника той поры пестрит фразами наподобие «драку… с интересом наблюдала большая толпа зевак, которые не приняли никаких мер к прекращению безобразия».
Спокойствием даже не пахло
Нормализовалась обстановка далеко не сразу. В Москве, Ленинграде, других крупных городах хулиганство давно уже пошло на спад, а в заполярной столице спокойствием даже не пахло. «В связи с колоссальным ростом г. Мурманска, часть которого пополняется и за счет социально чуждого и враждебного нам элемента (беглого кулачества, репрессированных и др.) с одновременной организацией 2-х отделений ББК (Беломорско-Балтийского комбината НКВД СССР. - Д. Е.), - докладывал 28 мая 1934 года начальник Мурманского окружного отдела ОГПУ Малинин первому секретарю Мурманского окружкома ВКП(б) Абраму Абрамову, - значительно повысился и рост организованных ограблений, краж, избиений и др. хулиганских проявлений, требующих принятия решительных мер… для поддержания революционного порядка в городе».
В итоге хулиганство на Мурмане удалось окончательно обуздать только накануне Великой Отечественной. Потом были новые всплески, например, в 50-х и 70-х годах. Многие мурманские старожилы до сих пор помнят и красочно рассказывают о молодежных баталиях двор на двор, улица на улицу, которые порой превращались в настоящие побоища. Правда, довоенного размаха все это не достигало. Но корнями уходило туда, в далекие двадцатые.