В настоящее время местоположение Начальной Руси на севере признается большинством исследователей. Правда, многие ошибочно называют ее Верхней Русью, исходя из движения славян вверх по Днепру, и размещают ее в Приильменье и Поволховье, оставляя открытым вопрос, откуда русь сюда пришла.
Более того, какие такие веские основания позволяют историкам из поколения в поколение трактовать население Приильменья в качестве славянского начиная с VIII века, причем положение это принимается каждым последующим поколением исследователей как аксиома? Самым авторитетным аргументом в пользу этого является сообщение автора «Повести временных лет» о том, что новгородцы говорят на славянском языке. Но ведь оно фиксирует языковую ситуацию в регионе через 2— 3 века после утверждения здесь руси. Два столетия — срок более чем достаточный для смены языка.
Вторым основанием для причисления новгородских словен к славянам является сходство этих этнонимов. Но ведь никому и в голову бы не пришло утверждать, что в Ливонии, Ливане и Ливии говорят на ливвиковском диалекте карельского языка, хотя во всех приведенных названиях присутствует единый корень с одинаковым значением. Поэтому данный тезис представляется нам весьма ненадежным.
О неславянском происхождении руси свидетельствует и сочинение писателя XI века Аль-Бекри, и труд еврея Ибрагима, относящийся к середине X века, в котором говорится: «племена севера завладели некоторыми из славян и до сей поры живут среди них, даже усвоили их язык, смешавшись с ними». Отсюда следует, во-первых, что кроме руси в завоевании славян принимали участие какие-то другие народы, что подтверждает высказанную нами ран версию. Эти племена известны из русских летописей. Например, Новгородская летопись сообщает: « седе Игорь, княже, в Кыеве; и беш у него Варязи мужи Словене, и оттоле прочие прозвашася Русью».
По крайней мере еще одно северное племя, а именно словене, участвовало в завоевании Среднего Поднепровья. Таким образом, косвенно подтверждается высказанное выше положение о близком родстве руси и приильменских словен, которые в качестве младших союзников участвовали в военных предприятиях руси в Восточной Европе.
Таким образом, каких бы то ни было достоверных данных о славянском характере населения так называемой Верхней Руси не существует. В данном случае мы имеет дело с еще одним мифом, которыми так богата наша история.
Подробнее остановимся на особой близости новгородских словен к варягам, неоднократно подчеркиваемой в «Повести...». Так, под 862 годом сообщается: «Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были славяне». Это место, одинаково непонятное как с позиций славянской концепции образования Древнерусского государства, так и с норманнской (скандинавской), становится достаточно прозрачным, если за ним видеть языковую близость словен и варягов. Оснований для этого более чем достаточно.
Во-первых, выражения «одного рода» и «одного языка» тождественны в русских летописях.
Во-вторых, в новгородской округе существует мощный пласт балтско-финской топонимики, свидетельствующей о неславянском характере населения этого района на ранних этапах его истории.
В-третьих, о языковой близости варягов и словен свидетельствует сходство, доходящее до идентичности, личных имен. Так, под 1024 годом ПВЛ сообщает, что Ярослав для войны со своим братом Мстиславом, на стороне которого выступали хазары и касоги, получил помощь от варягов во главе с князем Якуном. Но в той же летописи под 1140 годом упоминается новгородский посадник под тем же именем. Нет никаких оснований полагать, что посадником новгородцы избрали варяга, тем более к этому времени имена варягов исчезли из русских летописей.
Наконец, в-четвертых, широко известен факт нахождения на раскопках в Новгороде огромного количества берестяных грамот. Однако менее известным является то обстоятельство, что значительная их часть написана, как полагают, на карельском языке. Мы рассматриваем «карельские грамоты» как проявление билингвизма» на территории Приильменья, где в течение значительного времени сосуществовали «новый» государственный славянский язык и "старый" народный балтско-финский, близкий известному нам карельскому.
О том, что русскому языку на севере Восточной Европы предшествовали финские языки, предполагал еще В.Н. Татищев. Однако он считал, сначала западные славяне, «пришедшие из Вандалии морем на север , народами сарматскими (т. е. финскими), руссами и другими овладали, сами руссы назвалися которое на их сарматском языке значитит чермный, а притом из языка многое в свой включили. И как колено словенских княжей Гостомыслом м пресеклось, взяли к себе князя Рюрика из варяг, или финов, немало их языки употребляли, как то в древних наших летописях таких речей находим, что разуметь не можем.
Но блаженная Ольга, бывшая из рода князей славянских, прияв владение паки славянский язык нечто возобновила. И хотя уже давно начали речение исправлять и к словенскому приближаться, однако ж доднесь еще многие употребляем».
Причину вытеснения финских языков славянскими, которое Татищев относил к середине X века, он видел в субъективном желании Ольги, что само по себе уже вызывает недоверие. К тому же летописи сообщают, что княгиня Ольга была варяжского корня (это дополняется сведениями немецких источников, говорящих о том, что она была из рода ругов, то есть русов или варягов).
В другом месте Татищев пишет: «...ныне руссы язык словенский употребляют или славяне русскими назвались, оное бесспорно; однако... тогда руссы от славян были разны, ибо руссы были языка сарматского, как он сам (Нестор. — В. П.) на многих местах различает».
Таким образом, направления развития Русского государства и распространения господствующего в нем языка были диаметрально противоположны: первое шло с севера на юг, а второе, с некоторым запаздыванием, — с юга на север. При этом в формировании государства четко прослеживаются три этапа.