После номинированного на «Оскар» политического «Милка...», режиссер Гас Ван Сент вернулся к своей, кажется, любимой форме – маленькой, на самой себе замкнутой истории со свежей юностью в главных ролях. Другое дело, что неожиданно мелодраматичным и вслед за этим спорным оказался на этот раз сам предмет. Ведь совсем не сложно обидеть поэта,
а также придраться к истории, где главная героиня умирает, главный герой остается жить, а закадровый голос без обиняков объявляет, что любовь, она, сложнее смерти.
Возьмем, например, чрезвы- чайно здоровый вид Аннабель: выводя свою умирающую герои- ню живее всех живых, Ван Сент, безусловно, жульничает, и презрев указания медицинских справочников, жертвует лишь кудрями Васиковской, после чего выясня- ется, что мальчишеская стрижка ей невероятно к лицу. Да и вообще, после объявления героиней
о своей болезни, остальной фильм складывается по принципу чистого импрессионизма, когда практически каждый эпизод можно выкинуть без потери для сюжета, а значит, можно и с тем же успехом объявить лишним.
Например, ненужной, спорной и, вообще, кокетством может показаться и нарочитая «причудливость», какую фильм как будто бы подхватил у «Джуно» или «500 дней лета». Активно демонстрируя свою уникальность, герои начинают с натурально черной комедии: беседуют с покойными родителями, идут на экскурсию в морг и обрисовывают себя мелом на асфальте. Когда же обоим становится уже не до шуток, влюбленные переключаются на книги по орнитологии, учатся фехтовать и бесконечно переодеваются в пестрый винтаж. Причем, Ван Сент дает весь этот «разворот к жизни» совершенно ромкомовской нарез- кой, что можно рассматривать уже совсем как провокацию.
Тем не менее, все те же десять причин для ненависти одних непременно покорят сердца всех прочих, более впечатлительных, чувствительных или просто явившихся в кинотеатр в соответс- твующем настроении. Приятные молодые актеры (он – сын Денни- са Хоппера, она – новая надежда Голливуда), их мелкие чудачества и крупные планы, мягкий свет и хлесткие фразочки – все тут, по большому счету, ладно и красиво. В конце концов, чего бы там ни творилось у режиссера в голове, руки его по-прежнему остаются ловкими. И когда Инок бежит в ванную, чтобы там встать к камере неуклюже боком и пустить по щеке единственную за весь фильм слезу, становится как-то неловко а себя, уже час сражающегося с комом в горле.
Ведь на самом-то деле фильм Ван Сента совсем про другое: не зря Инок, по очереди преодолевающий все положенные стадии от отрицания до депрессии, в конце концов принимает случившееся со странной, неуместной улыбкой. И все это складывается в смыслы вполне очевидные, которые тем прекраснее, что герои их не столько проговаривают, сколько проживают: в этих своих дурацких нарядах, странных заигрывания и продолжительно разучивая латинские названия водных птиц, которые, как объясняет героиня, хороши исключительно тем, что ей самой нравятся.