Не очень приличный анекдот, очень прилично описывающий сложившуюся ситуацию.
Один приятель спрашивает другого:
- Слушай, а что такое нюанс?
- Как тебе объяснить? Представь, что я занимаюсь анальным сексом с тобой. У тебя член в заднице, и у меня член в заднице. Вроде бы мы с тобой в одинаковом положении, но есть нюанс…
В последнее время сложившуюся в стране ситуацию сравнивают попеременно то с революционным 1917-м годом, то с развалом СССР в 1991-м. Схожести, действительно, есть, только вот и нюансы есть. В корне меняющие всё дело.
В 1917 году народ не просто устал от непонятной изнурительной войны. Ключевым вопросом всей русской жизни на протяжении нескольких столетий был вопрос о земле. Большинство считало, что она должна принадлежать им, а не кучке снобов, отродясь ни пахавших, ни сеющих, ни жнущих. И вот когда у этого большинства в лице крестьянства оказалось в руках оружие, данное Первой мировой войной, и когда это большинство уверовало в свою силу, решение вопроса оказалось делом времени. Очень небольшого промежутка времени.
Как замечал Троцкий в «Истории русской революции», несмотря на то, что активисты большевистской партии находились – кто по каторгам и ссылкам, кто по эмиграциям, улица с первого дня восстания говорила по-большевистски. Требовала земли и мира.
В 1991 году казалось, что все были движимы смутным неясным чувством, что так больше жить нельзя. Словно в монологе Жванецкого или фильме Говорухина. Но были и те, кто руководствовались отнюдь не чувствами. Партийно-хозяйственная номенклатура, мечтавшая из управленцев народной собственностью превратиться в её полноправных собственников. Передавать по наследству, продавать, отнимать друг у друга.
Для остальных же была запущена легенда, что рынок всё решит. В итоге мечта осуществилась, но не у всех. Далеко не у всех.
В обоих случаях был образ будущего, пусть смутный и неясный, но, всё-таки, был. Была цель создать кардинально другое устройство общества и социальной структуры. Есть и другие нюансы. Протест концентрировался в столице, петроградцы и москвичи были застрельщиками изменений. На последних же выборах последние показали один из самых высоких уровней конформизма в стране, проголосовав за Собянина. Кому-кому, а им перемены точно не нужны.
А пока народный гнев не будет клокотать под боком власти, она его не особо опасаться станет. Это всё там, где-то далеко на окраине, там всегда всё плохо в любой стране…
Будущее есть, но его не предлагают те, кто взял на свои плечи бремя изображать оппозицию. Выбор будущего ещё сто лет назад сформулировала Роза Люксембург: «социализм или варварство». И до тех пор, пока не появится общественная сила, которая будет стремиться создать более справедливый порядок, всё будет напоминать бесконечный кислотный бэд-трип. Плохое – на смену худшему, худшее – на смену плохому. Путешествие по замкнутому кругу.
Пока такой силы нет. Пролетариат за минувший век доказал свою неспособность возглавить перемены. Остаётся надеяться только на подлинный креативный класс, создающий идеи и материальные ценности. В классическом марксизме таких звали национально ориентированной буржуазией, но сюда нужно включить программистов, инженеров, учёных и других творцов.
Если Кремлёвская камарилья в ближайшее время рухнет, это будет Февралём без Октября 17-го. Жалеть о её падении, конечно, не стоит, но и радоваться приходу новой илитки тоже нет смысла. Большой разницы в том, кто сидит на царствие, условный Порошенко-Ельцин-Навальный или Путин-Янукович-Лукашенко, нет.
Потому что нужно не просто ныть, что так жить нельзя, а отчасти понимать, как жить можно.
Вот такой нюанс.