Мы все учились понемногу, говаривал классик. Тот самый, который – наше всё! И если зеркалом русской революции был граф Лев Толстой, то зеркалом нашей учебы в моем детстве, безусловно, являлся дневник.
Допускаю, что и для нынешних школьников он также продолжает являться зеркалом, правда, уже не бумажным, а электронным, и которое хранится не в ранце или портфеле, а в интернете на далеком и мощном сервере. И вполне возможно, что произнесенная одним из родителей фраза: «Покажи дневник!» и сегодня кого-то может привести в трепет.
В моем далеком доисторическом детстве, проходившем, как известно, в эпоху развитого социализма, дневники были на бумажных носителях. Более того, они были одинаковые для школьников всего СССР. На их обложках отсутствовали машинки, человеки-пауки, черепашки-ниндзя, куклы Барби и прочие детские радости эры недоразвитого отечественного капитализма, которые, как считается, развивают в ребенке индивидуальность. Вопрос это довольно спорный, но что было, то было.
У нас, у нынешних динозавров, в детстве, по части школьных дневников, кстати, тоже имелась вполне себе альтернатива: белый или серый. Как те два веселых гуся, что жили у бабуси.
Белая обложка была потверже, а, значит, долговечнее. Серая помягче, но зато смотрелась прикольнее. Стоили дневники одинаково: 14 копеек. Наиболее продвинутые мои знакомые покупали в начале года сразу два дневника. Зачем? Правильно: по мере надобности заменять в основном дневнике страницы с плохими оценками, страницами из дневника резервного.
За учебный год без специальной дополнительной обложки в лохмотья мог превратиться любой дневник. Поэтому советская промышленность и выпускала специальные обложки для дневников. Они были разного цвета, на некоторых даже было так и написано: ДНЕВНИК. Стоило это добро даже больше самого дневника – 20 копеек. Правда был и эконом-вариант: всегда можно было обернуть дневник в простую полиэтиленовую обложку для тетради за 5 коп.
Дневников начальной школы у меня не сохранилось. Помню только, что в первом классе заполняли мне его родители, главным образом, мама. Это продолжалось до тех пор, пока я не научился уверенно писать самостоятельно. Дальше функция родителей свелась к еженедельной проверке оценок, поставленных в дневнике учителями. Оценки у меня были чаще хорошие. Хотя встречались и разные. И довольно часто. Об этом свидетельствуют сохранившиеся у меня со школьных времен дневники 5,6,7,9 и 10 классов.
Каждый учебный год предсказуемо начинался с ритуала заполнения дневника. Под диктовку классного руководителя мы записывали в нем имена и фамилии учителей, у которых нам предстояло перенимать бесценные знания и опыт. Далее наступал черед расписания на первую четверть.
Учителя пытались донести до нас, что дневник является главным документом советского школьника. Ну, почти как серпасто-молоткастый паспорт или, не приведи Господи, партбилет. А посему дневник должен быть на любом уроке при себе и выглядеть аккуратно и опрятно. Выходить отвечать домашнее задание к доске нужно было с дневником. На фразу: «Забыл дома», обычно следовал ответ: «А голову ты дома не забыл?».
Более того, не реже одного раза в месяц ( а то и чаще) классный руководитель собирал дневники на проверку. Проставлял оценки из журнала (те, что не поставили на уроке, поскольку «дневник забыл»), ну и собственно выставлял оценку за ведение дневника. На пятерку вести дневник у меня не получалось, а вот единиц и двоек – хоть отбавляй. Короче, в целом 4, то есть «хорошо».
А еще в дневниках учителя имели нехорошую привычку (кроме выставления плохих отметок) писать всякие гадости. В основном это были замечания о неподобающем поведении на уроках или переменах. На следующий день автору этих трактатов требовалось предъявить дневник с подписью родителей. Мол, ознакомились и приняли меры. Кстати, вызывали родителей в школу также посредством записи в дневнике.
В моих дневниках замечаний было полно. Однажды это надоело даже моим родителям. Мой папа, увидев очередное замечание: «На уроке ботаники не работает», ни секунды не сомневаясь, тут же написал вежливый ответ: «Прошу не марать такими записями дневник моего сына». Правда, следует отметить, что в тот вечер он был, как бы это тактично сказать: слегка уставшим. Но от мамы тогда нам досталось обоим.
Самые приличные оценки в моем дневнике случились в 6 классе. Тогда я зачем-то решил стать отличником. Фокус не удался. Но зато удался личный рекорд.
Среди годовых оценок у меня были лишь три четверки, остальные – пятерки. Четверка была по русскому языку. Наша учительница по этому предмету – Валентина Васильевна Ковригина слыла женщиной строгой и авторитетной. У нее не забалуешь. Она принципиально не ставила пятерок за четверть, если в текущих оценках оказывалась хотя бы одна тройка. Этого мне избежать никак не удавалось. Нет-нет, а проскакивала троечка за диктант или домашнюю работу. Так, что приходилось довольствоваться твердой четверкой.
С английским языком также приключилась засада. Оказалось, что я к нему совсем не приспособлен. С грехом пополам удалось вытягивать на четверку. Говорить по-басурмански, в итоге, я так и не научился.
А учительница пения и вовсе считала меня отъявленным хулиганом и нарушителем дисциплины. И получить у нее четверку для меня уже равнялось прыжку выше головы.
Самая важная запись в дневнике, то, ради чего все и затевалось, должна была находиться на его последней странице. Под годовыми оценками. Запись должна была сообщать хозяину дневника переведен ли он в следующий класс, или оставлен на второй год. Странно, но именно эту запись в главном документе советского школьника классные руководители делать забывали.
Судя по моим дневникам, я та и застрял в седьмом классе. А восьмой, девятый и десятый окончил нелегально.
p.s. Хотя школьный дневник и являлся документов, а для его ведения даже существовали определенные правила, напечатанные на самой первой странице, они все же оставляли нам массу возможностей для самовыражения. Особенно художественных.