Именно Кострома в свое время сделалась своего рода торговой столицей Верхнего Поволжья
Практически в каждом русском городе имеются старинные торговые ряды. У них есть адрес — улица и номер дома. Исключение — Кострома. Там тоже есть торговые ряды, но адреса, в привычном понимании этого слова, они не имеют. Здешние ряды — не отдельно стоящее здание, а целый город в самом центре Костромы. На карте города мы видим улицу Красные ряды, улицу Пряничные ряды, улицы Рыбные ряды, улицу Табачные ряды, улицу Мучные ряды. Все это — улицы, которые находятся на территории Костромских рядов. Самое интересное, что все это великолепие функционирует по сей день.
Текст: Алексей Митрофанов, фото: Андрей Семашко
Так уж сложилось, что именно Кострома сделалась своего рода торговой столицей Верхнего Поволжья. Это притом, что рядом, всего лишь в 80 километрах, гораздо более крупный, живой и парадный Ярославль. А может, как раз в этом и дело. Для солидной, неспешной торговли нужна такая же солидная и неспешная, несколько сонная атмосфера. А то, понимаешь, какая торговля, если в городе действует Демидовский лицей — одно из престижнейших высших учебных заведений страны, первый в России театр, чуть ли не каждый день дают балы. Там человек в традиционном купеческом костюме — сапоги бутылками, сюртук, картуз, — пожалуй, вызовет на улице насмешку. В Костроме же он прекрасным образом вписывается в ландшафт. Так и получилось, что в Ярославле развивалась жизнь общественная, а в Костроме — коммерческая, и оба этих города славно друг друга дополняли. Тихое провинциальное счастье.
РЯД ЗА РЯДОМ
Измерить площадь костромских торговых рядов практически невозможно. Некоторые дома и не знаешь, как назвать — то ли это еще ряды, то ли уже нет. Да что там дома — целые улицы. Строительство этого уникального градостроительного памятника началось в 1775 году, после большого пожара, и продолжается по сей день. Лучше бы уже остановиться, но, пока ряды используются по прямому назначению, это практически невозможно. Впрочем, подавляющая часть строительных работ — не бездумный передел в интересах нынешних торговцев, а вдумчи-вая научная реставрация. Всего — около 20 протяженных корпусов, непохожих один на другой. Фотограф-любитель, попадая в этот невообразимый мир, находит в себе силы выбраться отсюда лишь через несколько часов. Автор образцового проекта — ярославский архитектор Карл фон Клер. В центре — самые масштабные ряды, Большие Мучные и Красные, то есть торгующие "красным", красивым товаром — тканями, книгами, изделиями из кожи и меха. Размеры первых — 163 на 122 метра, а вторых — 160 на 110. Размер лавки стандартный — 7 на 4,5 метра. Это соответствовало одному арочному пролету. На первом этаже велась торговля, в подвале и на втором этаже были оборудованы складские помещения. Там же располагалась обычно и контора.
При возведении торговых рядов удалось успешно решить нешуточную техническую задачу: полностью сохранить церковь Спаса в Рядах. Хотя в то время этот храм ни в коей мере не был историческим памятником — его строительство закончилось в 1766 году.
ХРУСТЫ И ШЫШЛИ
Приемы костромских торговцев часто не соответствовали современным представлениям о торговой этике. Например, чересчур смело действовал здешний магазин под названием "Конфессия". Что означало это слово, разумеется, мало кто из покупателей знал. А торговали здесь штанами. И как торговали!
Окна "Конфессии" были завешены образцами товара. В темное время суток зажигалась слабенькая керосиновая лампа с голубым стеклом. Таким образом, оценить качество товара и днем, и вечером было крайне сложно.
Целевой клиентурой "Конфессии" были растерянные, малообразованные крестьяне, которых в торговых рядах всегда было с избытком. Такого недотепу чуть ли не силой затаскивали в магазин, где сразу же два или три приказчика наскакивали на него с разных сторон и навязчиво совали ему товар. Отказаться было практически невозможно. Если же крестьянину все-таки удавалось выскользнуть из лавки, вся эта компания бросалась за ним следом, хватала за руки и тащила обратно.
Во многих лавочках существовал свой тайный язык, с помощью которого торговцы прекрасно объяснялись между собой, в то время как клиент ничего не понимал. Хозяин, например, хотел сказать приказчику, что можно цену на товар снижать до 5 рублей, но так, чтобы клиент не услышал. "Пяндом хрустов!" — кричал он через весь амбар. И служитель все прекрасно понимал — в отличие от покупателя. Если же надо было срочно соглашаться на предложение клиента, купец кричал: "Шышли салы!" И лавочник сразу останавливал торг.
Один был недостаток у этого метода — некоторые посетители, особенно богатые и из глубинки, думали, что продавцы таким оригинальным образом договариваются ограбить и убить денежного клиента. Такие паникеры убегали, так ничего и не купив.
Гораздо безопаснее была система двойных ценников. На каждой табличке писались крупные цифры — первоначально запрашиваемая сумма, а рядом — мелкий набор букв и цифр. Последние обозначали — в зашифрованном виде, конечно, — цену настоящую, до которой можно было уступать.
С шифром чаще всего не мудрили. Брали какое-нибудь десятибуквенное слово, где первой букве соответствовала цифра 1, второй — 2, третьей — 3 и так далее. Таким образом, если ключом было слово "Представил", то буквы РА-СЛ обозначали сумму 27 рублей 50 копеек...
А мимо торжественной поступью шел, к примеру, специальный курьер из губернаторского дома. Он направлялся в сторону городской больницы, и по бокам у него висели две огромные бутылки из-под водки, на дне каждой из которых плескалась желтоватая жидкость. На первой значилось: "Утренняя моча ея превосходительства госпожи костромской губернаторши", а на второй "Вечерняя моча ея превосходительства госпожи костромской губернаторши".
Что поделаешь, супруга губернатора Шидловского некстати захворала, консилиум докторов распорядился провести лабораторные исследования...
У подножия памятника Ивану Сусанину, возвышавшегося над городом в центре площади, прозванной за свою форму "Сковородкой", то и дело устраивали веселые ярмарки. Самой яркой была Федоровская ярмарка. Один из современников писал о ней: "Четырнадцатого марта ежегодно праздновался день Федоровской Божьей Матери, "явленная" икона которой помещалась в кафедральном соборе. В этот день открывалась Федоровская ярмарка. На Сусанинской площади, на "плац-параде" выстраивались легкие балаганы, покрытые от непогоды парусиной, и начинался торг, продолжавшийся несколько дней. Продавалось все для крестьянского хозяйства, вплоть до телег, много дешевой мануфактуры, обуви, фуражек. Обязательно была торговля Лопатина из Ярославля всякими сладостями и дешевыми паточными карамелями; большим спросом пользовался постный сахар, изготовлявшийся для более успешной торговли всех цветов радуги. Большим спросом пользовались всевозможные свистульки, морские жители, опускавшиеся в банках при нажиме пальцем на специальное отверстие, покрытое резиной, а также умирающие черти и тещины языки. Все это визжало и свистело в большом количестве, нарушая великопостную тишину. Обычно в это время появлялись первые признаки весны, дороги чернели, днем на солнце немного таяло, прилетали жаворонки, в честь которых пекли их изображения в виде пряников с глазками из изюма. Вероятно, этот писк и шум был связан с далеким прошлым язычеством, отмечавшим радостное проявление первых шагов весны. А впоследствии христианство приспособило это к своим праздникам; аналогичное явление наблюдалось в Москве на Вербном базаре на Красной площади. Но вот ярмарка кончалась, балаганы разбирались, площадь пустела, оставляя до лета кучи грязи и шелухи от семечек, истреблявшихся в огромном количестве, исчезали свистульки и тещины языки, и снова воцарялась тишина. Только раздавался заунывный звон многочисленных церквей, призывавший верующих на великопостные вечерни и всенощные с чтением ирмосов, коленопреклонением при чтении молитвы Ефрема Сирина "Господи Владыко живота моего", и тянулись богомольные фигуры в черных одеждах по своим приходам. И так продолжалось до самой Пасхи".
КУПЕЧЕСКИЕ НРАВЫ
"Ехавши утром в лавку, я обогнал одну даму, идущую по тротуару, очень прилично одетую и недурную собою, но так как она мне показалась новая личность, то ею заинтересовался. После обеда мы поехали в город втроем: я, Миша и Дмитрий Михайлович. Эта дама опять нам встретилась, долго вглядывалась в меня, я намеревался поклониться, но незнакомой даме я кланяться не решаюсь, а тем более в кругу своих. Я тотчас же восторгнул любопытством, кто она, и находчивость Миши решила мне, что это жена Игната Петровича Дружинина; видевши я ее раз в день брака, не мог запомнить хорошо, но только она мне показалась очень красивою".
Этот юноша с манерами застенчивого гимназиста — костромской купец Иван Михайлович Чумаков. В сравнении с жизнью столичной здесь все сокровенно и трепетно. Незнакомкам не кланяются, инициативу в общении не проявляют. Спросят у родственника — кто такая? И все, на этом успокаиваются, замужних дам смущать не станут. Снова к амбарным книгам, счетам и безменам.
Показательна история, происшедшая с гостинодворским купцом Галаниным. Однажды после особенно выгодной сделки он поехал в ресторан — обмыть ее. Настроение было хорошее, познакомился с двумя девицами, заказывал шампанское и апельсины — кутил. А девицы утащили у купца бумажник, а в нем — 2 тысячи рублей. Через несколько дней тех девиц повязали — они сами расхвастались, деньги показывали. Так Галанин, когда ему сообщили эту радостную новость, отказался признавать девиц. И в ресторане якобы он не был.
Воровок пришлось отпустить, притом со всеми украденными деньгами. Галанин бы и больше заплатил — только чтобы не надо было под присягой да при всем честном народе рассказывать о своих похождениях.
Тем не менее проявить свою купеческую смекалку, обойти товарища на повороте считалось делом вовсе не зазорным. Вот, например, случай, происшедший со здешним купцом Третьяковым. В 1877 году он прибыл в Нижний Новгород на ярмарку. Зашел в трактир, пьет чай. А за соседним столом два купца обсуждают дела. Дескать, идет война с Турцией, а значит, в ближайшее время медь должна сильно подняться в цене. А тут как раз пришли две баржи с медью с Уральских гор. И эту медь надо б купить по дешевке — пока продавец не узнал про грядущее подорожание.
На этих словах Третьяков вскочил, быстренько расплатился, добежал как мог до пристани, разбудил хозяина тех барж и предложил купить оптом всю медь. Не до конца продрав глаза, хозяин согласился — очень уж выгодной показалась цена. Ударили по рукам, Третьяков дал аванс и, покидая палубу, увидел двух своих соседей по нижегородской чайной. Они степенно приближались к барже, явно предвкушая выгодную сделку. Парочка, разумеется, ушла ни с чем. А Третьяков через несколько месяцев сделался одним из крупнейших в городе домовладельцем.
* * *
...А вечером все костромское общество перемещалось на городской бульвар.
Здесь обсуждались городские новости. Да и не только городские — политические, светские, даже литературные. Некто Нил Колюпанов так писал о Костроме середины XIX века: "В каждом доме, имеющем претензии на образование, получалась "Библиотека для чтения", книжка которой ожидалась с нетерпением и обходила целый кружок: Сенковский (О.И. Сенковский — ученый-востоковед, журналист, писатель. — Прим. ред.) отлично сумел приноровиться к требованию публики — все в журнале, и беллетристика, и критика, и даже научные статьи — изготовлено было на вкус людей, желающих веселиться. Серьезные журналы вроде "Телескопа", "Телеграфа" и позже "Отечественных записок" мало проникали в провинцию тридцатых и сороковых годов; ими интересовались там "ученые" по профессии или по личному вкусу, но последних было очень мало".
Следовало расслабиться и отдохнуть, набраться впечатлений, чтобы на следующий день, как следует выспавшись на жаркой пуховой перине, вновь приступить к трудам праведным в старом добром амбаре.