Во второй части краткой (очень краткой) биографии Вадима Туманова – несколько эпизодов. О том, как вдруг жесточайшие враги превращаются в задушевных друзей. О том, как Туманов создал из заключенных ударную бригаду золотодобытчиков. О том, как встретил свою любовь. И о том, как получил хрустальную перчатку чемпиона...
В жизни Вадима Туманова было множество всяких нестандартных, комических и трагических ситуаций, в которых он был зачастую действующим лицом, реже – просто невольным свидетелем.
(Продолжение. Начало материала читайте здесь).
ДРУЗЬЯ – ВРАГИ…
Вот одно из печально-забавных происшествий, о котором он рассказывает в своей книге.
Приходят в «малую зону», то есть на сусуманскую пересылку, весёлый лейтенант и надзиратель. «Так, шофера есть? Нужно шестьдесят человек».Желающих нашлось много, понимали, что это не шахта, работа легче.Их под конвоем привели на центральный склад, каждому выдали по колесу от грузовика, и теперь от Сусумана до прииска «Мальдяк» – это больше пятидесяти километров – они должны были катить колёса. Все шофера,конечно же, попали на шахты…»
А иногда то или иное действие людей, с которыми приходилось встречаться неугомонному горняку-зэку на своём жизненном пути, не поддавалось логике мышления. Вадим Иванович рассказал нам с Михаилом о «дружбе» с человеком, поведение которого трудно понять, да и объяснить. Об этом человеке, за чашкой чая, вспоминая Колыму, я напомнил собеседнику сам:
– А знаете, у меня есть фотография хорошего вашего знакомого, грузина по национальности…
– Неужели Мачабели! – то ли радостно, то ли удивлённо восклицает собеседник, опуская на стол кружку с чаем. – Это действительно мой хороший знакомый, но не в хорошем смысле. Хотя, как сказать.
– А можете хоть что-то о нём рассказать?
– Расскажу. Наше знакомство с Заалом Георгиевичем произошло в сусуманском районном отделе милиции году в 1950-51-ом, когда он был начальником райотдела по борьбе с бандитизмом. Меня доставили к нему после действительно совершённого мной преступления: вместе с двумя лагерниками мы ограбили золотоприёмную кассу управления, находившуюся километрах в трёх от лагеря на окраине Берелёха. Взяли лишь наличные деньги в сейфе, не более – в золоте просто не нуждались. Наше знакомство с капитаном милиции началось с настоящего издевательства. Мачабели сначала сам решил проводить экзекуцию, но я сильно сжал его руку и отстранил от своего лица. Тогда на меня надели смирительную рубашку – это такая брезентовая рубаха с длинными рукавами. Рукава завязывают за спиной узлом, и палкой начинают закручивать… Потом было следствие и закрытый суд в Сусумане. Итог – 25 лет лишения свободы…
Из всех моих лагерных судимостей я считаю себя виноватым только в ограблении этой кассы. Но с Заалом Мачабели наши встречи не прекратились. Он всегда старался меня в чём-то уличить и наказать, и это у него неплохо получалось. Но случалось и необъяснимое. На прииске «Широкий» я находился в камере после операции. Однажды во время одной из проверок в камеру вместе с начальником тюрьмы входит Мачабели. Задаёт заключённым обычные вопросы, увидев меня перебинтованного, спрашивает, в чём дело. Узнав о недавней операции, вытаскивает из кармана сто рублей и говорит начальнику тюрьмы: «На эти деньги возьмите для Туманова четыре «ларька». Все сокамерники удивлены. Я – больше всех. «Ларёк» – это булка чёрного хлеба, кусок маргарина и полмиски голубики, возможно, с сахаром…
Но самое необъяснимое произошло лет через двадцать. К концу 1970-х годов я был довольно-таки известным старателем. Вместе с женой Риммой поехали как-то в отпуск на «материк» своим ходом, то есть на машине. Отдыхали в Пятигорске, потом махнули в Тбилиси.
Я знал, что Заал Георгиевич Мачабели живёт в Тбилиси и работает заместителем директора Академии художеств Грузинской ССР. Вот это да! На своём месте – после таких «художеств» на Колыме. Захотелось мне повидаться с ним. Римма удивлённо спрашивает: «С каких это пор ты интересуешься грузинской живописью?» А я говорю, мол, хороший колымский знакомый там работает.
В кабинет нас не пускают – идёт совещание, и секретарь не может сказать, когда оно закончится. Я прошу разрешения приоткрыть дверь в кабинет и хоть одним глазком взглянуть на старого знакомого... Секретарь не знает, что делать, но она видела, что я приехал на «Волге», считавшейся в то время машиной большого начальства или очень известных людей. В общем, немного приоткрываю дверь…
За большим столом вижу Заала Георгиевича, который вскидывает глаза и наши взгляды встречаются. Я – в растерянности. Вижу те самые глаза, насмешливые и жестокие, как при первом допросе: «Штурман, да? Кассы штурмуешь?»
Он поднимается из-за стола и спешит к дверям, раскинув руки для объятий:
– Вадим?!
Обнимает меня, онемевшего, что-то весело говорит по-грузински сидящим за столом, добавляя по-русски, что встретил старого друга, с которым в трудные времена давал стране колымское золото… Я не могу вымолвить ни слова. Кабинет быстро опустел, мы остались втроем. Хозяин кабинета был так радушен и искренен, что Римма тронута встречей «старых друзей».
Заал Георгиевич горит желанием сделать нам приятное. Поднимаемся на вершину горы, где расположен уютный ресторан. Он ещё закрыт, но Мачабели здесь свой человек. Не успели мы оглядеться, как вокруг нас засуетились официанты, накрывая стол.
Говорим ни о чём. Вспоминаем общих знакомых. Хозяин как бы немного волнуется, то и дело поглядывая на мою супругу, произнося в честь неё красивые тосты. Его, видимо, терзает вопрос: знает ли она о моём и его прошлом.
– Пей, дорогой! – обращается ко мне.
– Не могу, за рулем.
– Пей! Здесь не Магадан! В моём городе тебе можно всё!
Мог ли я подумать о такой встрече и внимании? Мне как-то даже стало неловко: представил, как смотрят на меня сейчас старые лагерники с небес...
Когда мы расставались, он весь лучился благодарностью…
Через много лет Заал Георгиевич Мачабели станет совсем слепым. Похоронят его на своей родине с большими почестями. Может, это и правильно, что я ему тогда ничего не напомнил. Кто знает, чем жил и что на самом деле пережил этот когда-то страшный человек наедине с собой, в свои последние часы.
Я думаю, что и на его долю выпало немало испытаний, может быть, и не столько, сколько на мою. Последний раз я видел его на Колыме, когда он был уже начальником прииска на Беличане. Его секретарша передала мне просьбу начальника – зайти. После работы иду к нему домой. Он сидит за огромным столом, уже пьяный. Пригласил меня сесть, это было как раз в те дни, когда впервые в Москве прозвучали выступления Хрущева в отношении дел Сталина. Глядя на меня пьяными глазами, Заал Георгиевич спросил: «Скажи, только честно, очень злой на меня?» Я ответил: «Да нет... Не вы бы, так другие...» Он поднял руку к лицу и, посмотрев сквозь пальцы, громко прошептал: «Как много я понял сейчас!»…
После встречи с Мачабели в Тбилиси мы с Риммой возвратились в гостиницу. Я с трудом отгоняю от себя воспоминания: холодные ночные сопки, колонны людей в телогрейках, в свете прожекторов стволы пулеметов, и готовые к прыжкам собаки с грозным оскалом зубов, и распахнутая на груди рубаха майора Мачабели, закатанные по локоть рукава френча, торжествующая гримаса на ошалелом лице…
Римма прижимается к моему плечу:
– Знаешь, из твоих колымских друзей Заал Георгиевич самый галантный. И как разбирается в искусстве! А манеры... Наверное, из грузинских князей…
УДАРНАЯ БРИГАДА
Будучи в лагере, В. И. Туманов понимал, что спасение только в добросовестной работе. Поэтому он и создал в конце 1954 – начале 1955 гг. в Западном ГПУ (ныне Сусуманский район) на одном из крупнейших приисков «Челбанья» бригаду из шестидесяти человек, которых знал, кому доверял. И сказал всем: «У нас должны быть только те, кто готов работать по-настоящему, чтобы вырваться».
Три года – с 1954-го по 1956-й – эта бригада считалась лучшей в «Дальстрое». Бывало и такое, что за столом президиума В. И. Туманов сидел рядом с теми, кто его охранял. Они, конечно же, при встрече с ним отводили глаза в сторону.
Многие члены ударной бригады заключённого Вадима Туманова стали бесконвойными, им разрешали выходить за пределы лагеря, потом определяли на поселение. Они могли свободно ездить в райцентр, ходить в кино, знакомиться с девушками. Бригадир радовался за ребят, но на душе было горько, так как сам он – бригадир ударной, лучшей бригады – по-прежнему оставался подконвойным, т. е. не имел таких льгот, как его товарищи по работе. В конце концов, терпение кончилось. Туманов идёт к начальнику лагеря Боровикову и говорит, что больше не хочет быть бригадиром.
Узнав о решении бригадира, вся бригада отказалась выходить на работу. Чрезвычайное происшествие – полная остановка работы шахты. Из Сусумана на «Челбанью» срочно приезжает заместитель начальника политотдела Заплага Питиримов. С бригадой он говорит на повышенных тонах, упирает на ответственность за срыв плана. Бригадир в сердцах отвечает ему на лагерном языке.
Питиримов, фронтовик, ошарашен поведением бригадира. Уезжает он ни с чем. Туманов понимает, что не прав, переживает. Через два дня за строптивым бригадиром приезжает легковая машина и в сопровождении незнакомого лейтенанта его везут в управление в Сусуман.
Начальник управления полковник Племянников в присутствии своей «свиты» – человек пятнадцать офицеров – говорит:
– Вот, Туманов, какие дела – никто не хочет тебе подписывать бумагу на выход из зоны без конвоя.
Все молчат. Полковник, выдержав паузу, продолжает:
– Никто, понимаешь? Кроме меня – я подписываю тебе разрешение. Надеюсь, ты понимаешь: у меня есть семья…
Потом зовёт лейтенанта, привёзшего Туманова, берёт у него из рук какую-то бумагу, что-то пишет в ней, при этом обращается к офицеру:
– Сопровождать Туманова не надо. Он сам до «Челбаньи» доберётся на попутке.
А через пару дней выписали официальное разрешение. Это было настоящим счастьем для заключённого! Ему захотелось со всеми разговаривать, здороваться, улыбаться. А новички-надзиратели удивлялись: «Вполне нормальный, культурный мужик, а говорили бандит»…
СУПРУГА КАК НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК
В ночь под новый 1956 год начальник Западного управления Племянников почти в приказном порядке приглашает заключённого В. И. Туманова на новогодний карнавал в Центральный клуб Сусумана. Товарищи по зоне приносят, у кого что есть из одежды и обуви: костюм, рубашку, галстук, туфли... Большинство участников праздника, конечно же, офицеры из разных лагерей, районное руководство.
– В эту сумасшедшую ночь я встретил Римму – свою будущую жену, – тяжело вздыхая, говорит Вадим Иванович. К сожалению, его верная спутница ушла из жизни несколько лет назад. Но её присутствие в квартире ощущается – везде, во всех комнатах фотографии.
– Я не знал, как себя вести с такой милой девушкой, – продолжает вспоминать пожилой мужчина. – Заиграла музыка, и я сразу же пригласил её на танец. «Давно здесь?» – спрашиваю. «Нет, не очень», – отвечает. «Нравится?» «В общем, ничего, только публика какая-то…» «А что, есть разница между публикой в Сочи и в Сусумане?» «Ну что вы! – смеётся Римма. – Знаете, сколько здесь бывших заключённых?» «Да, мне говорили», – киваю я…
О «примерном комсомольце», коим представился Туманов девушке, она как секретарь комсомола узнала уже на третий день после знакомства. Районный прокурор предупреждал её: «Отдаёте ли вы себе отчёт в том, чем могут для вас закончиться встречи с бандитом?..»
А о «бандите» Туманове в это время писала сусуманская газета следующее: «Бригадиру скоропроходческой бригады Туманову. Подразделение, где начальником Боровик. Поздравляем шахтёров бригады с большой производственной победой – выполнением суточного задания по проходке стволов на 405 процентов. Выражаем уверенность, что горняки не остановятся на достигнутом… Начальник управления В. Племянников, начальник политотдела М. Свизев».
В 1956 году ударную бригаду бесконвойников переводят на горный участок «Контрандья» прииска «25 лет Октября». Работа кипит, беспрерывно на-гора идут пески, перевыполняются планы. И вдруг Туманова вызывают срочно к начальнику прииска Сентюрину. У конторы – известная в районе синяя «Победа». Это машина секретаря райкома А. И. Власенко.
В кабинете у начальника прииска высокий гость интересуется делами бригады. Задав ещё пару вопросов, Александр Иванович без всякого перехода:
– В Сусумане работает комиссия с правами Президиума Верховного Совета СССР. Она пересматривает дела осуждённых по политическим статьям… Ты готов ехать со мной в Сусуман?
– Всегда готов! – бодро отвечает Туманов и спрашивает: Я-то здесь причём? Зачем?
Власенко смотрит на удивлённого горняка и говорит:
– Ты же с политической статьи срок начинал. Так что едем!
На следующий день, 12 июля 1956 года, в Сусумане В. И. Туманова принимала комиссия Президиума Верховного Совета СССР – человек тридцать военных и штатских.
Предложили сесть на стул. Один из офицеров зачитывает документы, так сказать, всю подноготную. Приглашённый слушает о самом себе столько негатива, что самому неприятно и страшно. Думает: «Господи, когда же я всё это успел? Какой же я плохой человек!» Потом офицер доходит до 1953 года. Доводит до сведения всех, что «Туманов в это время резко меняет поведение…»Слышит в свой адрес немало хорошего, сколько не приходилось слышать за всю жизнь. Говорят об ударной работе бригады, о рационализаторстве, о новых методах добычи золотых песков, о рекордах золотодобычи. В голове опять мысли: «Господи, какой же я всё-таки хороший!»
Больше двух часов разбирали дело. Последний вопрос был неожиданным:
– Скажите, Туманов, что вам не нравится в сегодняшней жизни?
Заключённому, пусть и расконвоированному, конечно же, многое не нравилось. Туманов лихорадочно перебирает в уме, что бы сказать такое, чтобы с одной стороны не выглядеть приспособленцем, которому теперь уже нравится всё, а с другой – не наговорить такого, что…
– Знаете, – говорит тоном старого большевика, – мне непонятно, почему до сих пор в Мавзолее на Красной площади рядом с вождём партии лежит человек, который наделал столько гадостей?
В кабинете воцаряется гробовая тишина. Через некоторое время председатель комиссии Тимофеев нарушает молчание:
– Хорошо, идите. Подождите в коридоре…
Минут через пятнадцать Туманова вновь приглашают. Навстречу встаёт Тимофеев:
– Комиссия Президиума Верховного Совета СССР по пересмотру дел заключённых освобождает вас со снятием судимости и с твёрдой верой, что вы войдёте в ряды людей, строящих светлое будущее…
Туманов потерял на мгновение дар речи. В глазах – слёзы. Он не понимает и не верит тому, что происходит. Ведь у него срок – 25 лет. Вдруг кто-то сейчас встанет и скажет: «Но, позвольте…». Наконец он очнулся:
– …Хочу заверить всех присутствующих: вам никогда не будет стыдно за то, что вы меня освободили!..
Выйдя из кабинета вольным человеком, Вадим Туманов остановился. Что-то его удерживало здесь. Резко повернувшись, он, открыв дверь, опять вошёл в кабинет.
– У меня есть одна просьба, гражданин начальник, – обращается он к председателю комиссии Тимофееву. – Вы понимаете, какой я сегодня счастливый человек. Но сейчас мне возвращаться к людям, которых я все эти годы тащил за собой по приискам. Можно ли их чем-то обрадовать, пообещать хотя бы, что через какой-то промежуток времени…
Тимофеев всё понял.
– Фёдор Михайлович, – обращается к начальнику прииска Боровикову, – подготовьте список всех, кто проработал с Тумановым больше двух лет, послезавтра представьте мне их характеристики…
СВАДЬБА… И ПОСЛЕ СВАДЬБЫ
Весь день 14 июня 1957 года бригада горняков самоотверженно трудилась на установке нового промприбора. А вечером этого дня в сусуманской столовой была создана семья Тумановых – Вадим и Римма. Сыграли свадьбу, на которой присутствовало много друзей жениха и невесты, а также начальство горного управления и руководители Сусуманского района…
Вся жизнь Вадима Туманова прошла в борьбе, в неравной борьбе с… государством, точнее, с государственными мужами, именуемыми чиновниками. Они-то и пытались сломить его, сильного духом и физически, за которым стояли такие же, как и он, простые работяги, понимающие смысл жизни, надеющиеся только на себя и точно знающие, что никто не сделает их жизнь лучше, если они сами этого не захотят. И они делали её (жизнь) такой, какой хотели…
Около двух часов мы беседовали с прославленным колымчанином, который рассказывал нам о прошлом Колымы, показывал книги, касающиеся его многотрудной жизни и упорной борьбы, и фотографии колымской поры.
Когда мы собирались уходить, Вадим Иванович пригласил нас в одну из комнат.
– Вот, – показывая рукой на низкий столик, где мы увидели Хрустальную боксёрскую перчатку и Пояс чемпиона , – в 2012 году Президент Федерации профессионального бокса России Виктор Агеев вручил.
Читаем: «Вадиму Туманову от Федерации профессионального бокса России. В память о проведённых боях на Колыме вне ринга»…
Конечно, в одной статье обо всём не расскажешь. Поэтому советую почитать книгу Вадима Ивановича «Всё потерять – и вновь начать с мечты…». Почти половина этой книги – страниц двести с лишним – посвящено Колыме. Рекомендую также прочесть и книгу «Но остались ни с чем егеря…», в которой В. И. Туманов и его друзья-товарищи рассказывают о неравном поединке опытного хозяйственника с бюрократической машиной не только СССР, но и «самостийной» России. В электронном виде эти книги есть в Интернете.
Уверяю вас, прочитав их, вы узнаете много нового как о жизни и смерти, так и о людях, крепких морально и физически, преданных идее и идущих намеченной тропой напролом до конца.
В заключение скажу, что после отъезда на «материк» в 1967 г., В. И. Туманов ещё дважды – в 1977 г. и в 1999 г. – приезжал на Колыму.
Иван Паникаров из пос. Ягодное,
краевед-энтузиаст по воле рока
У нас будет еще много интересного. Подписывайтесь на канал Русский следопыт, ставьте лайки