Оптимисты верят в везение, пессимисты – в невезение. Но если это зависит от точки зрения, существует ли вообще такая штука, как удача?
Цутому Ямагути рисовал чертежи нефтяных танкеров, и летом 1945 года его работодатель Mitsubishi Heavy Industries отправил его в японский город Хиросима в длительную командировку. Его командировка резко закончилась, когда бомбардировщик B-29 Enola Gay 6 августа сбросил на город атомную бомбу “Малыш“, и эквивалент 15 килотонн ТНТ взорвался на расстоянии менее трёх километров. И хотя Ямагути оказался в пределах зоны мгновенной смерти, ему повезло выжить, получив только ожоги, временную слепоту и разрыв барабанных перепонок. Он отправился домой, в Нагасаки, и, несмотря на травмы, смог выйти на работу 9 августа. Его непосредственный начальник не поверил этой дикой истории о единственной бомбе, способной уничтожить целый город, и как раз в тот момент, когда он выговаривал подчинённому за его безумные разговоры, комнату заполнил яркий неземной свет – это над Нагасаки взорвалась бомба “Толстяк“. Ямагути как-то удалось пережить и этот взрыв, и он прожил до 2010 года, умерев в весьма почтенном возрасте 93 лет.
Повезло ли Ямагути или нет? С одной стороны, он был простым бизнесменом, на которого дважды сбрасывали атомную бомбу – звучит, как описание наименее везучего человека из всех. С другой стороны, он выжил после взрывов двух самых смертельных бомб из всех, что использовали в войнах, и дожил до старости, что вроде бы делает его чудесно везучим.
Или вот ещё одна военная история. Ручной противотанковый гранатомёт стреляет небольшими гранатами, начинёнными взрывчаткой. Он разработан для уничтожения танков, способен проделать пятисантиметровую дыру в тридцатисантиметровой стали, и стал распространённым оружием. В 2006 году рядовой Ченинг Мосс познакомился с ним очень близко. Мосс вместе с отрядом Alpha Company патрулировал участок на востоке Афганистана, когда его конвой подвергся обстрелу. Одна вражеская граната разорвала пикап с тентом, другая продырявила броню на Humvee, а третья попала Моссу в живот и застряла там. Хотя Мосс был жив, невзорвавшаяся граната могла взорваться внутри него в любой момент. Как заметил один комментатор, “Мосс был либо самым везучим, либо самым невезучим солдатом из всей армии США – никто точно не мог сказать”. Командир отряда вызвал медиков, и очень нервная команда вертолёта “Блэк хок” перевезла Мосса в ближайший медицинский аванпост. Доктора и сапёр сумели извлечь гранату, зашили Мосса, а затем взорвали боеприпас в безопасном месте вне бункера. Мосс перенёс ещё несколько операций, а затем вернулся к своей семье.
Такие люди, как Ямагути и Мосс, постоянно появляются в интернете в списках как самых невезучих, так и самых везучих людей в мире; их везучесть двусмысленна. Возьмите любую газету, и вы найдёте в ней похожие истории – люди, выжившие в ужасных ДТП или после падения самолёта, пациенты со смертельными заболеваниями, пережившие предполагаемую дату смерти. Их неизбежно описывают как крайне везучих людей. Это довольно странно; логично было бы предположить, что удачливый человек тот, который не заболел раком или не попал в ужасное крушение. Такие случаи поднимают интересные вопросы о природе удачи. Реальная ли это вещь или чисто субъективная, представляющая лишь наше отношение к происходящему? Возможно, Ямагути и Мосс ни везучие, ни невезучие. Удача вообще может не являться реальным качеством мира.
Оценка удачливости – вопрос точки зрения. В данных случаях дело не в их описании. Не в том, что если бы мы представили историю Ямагути или Мосса каким-то одним способом, они казались бы нам счастливчиками, а другим – неудачниками. Вместо этого есть явное ощущение того, что в произошедших с ними случаях определённо есть как компонент везения, так и компонент невезения. Но как же нам всё-таки оценить их? Был ли Мосс самым везучим или самым невезучим солдатом армии США? Был ли Ямагути самым везучим или самым невезучим человеком в мире?
Оказывается, что существует простая разница между личностями, определяющая отношение человека к везению. В работе, которая скоро будет опубликована в журнале Philosophical Psychology, мы с психологом-экспериментатором Дженнифер Джонсон выдвигаем гипотезу, что люди, обычно выступающие в роли оптимистов, оценят такие случаи, как то, что случилось с Ямагути и Моссом, как примеры удачи, а люди с пессимистическим подходом посчитают их примерами неудачных случаев. Мы провели исследование, чтобы сравнить, что думают оптимисты и пессимисты по поводу неоднозначных случаев, связанных с везением. Участникам сначала раздали хорошо известный психологический тест на отношение к жизни [Life Orientation Test (Revised)], чтобы определить, где они находятся на шкале оптимизм-пессимизм. Затем мы выдали им по пять историй из жизни, связанных с неоднозначным везением, включая истории о Ямагути и Моссе. Наконец, мы попросили их оценить везение Ямагути и других людей, по шкале: невезучий, не очень везучий, везучий, и очень везучий. Оказалось, что существует значительная положительная корреляция между уровнем оптимизма испытуемых и рейтингом удачливости, который они назначали этим случаям. То есть, чем большим оптимистом был человек, тем больше была вероятность, что он назовёт героев этих историй везунчиками. И наоборот, чем более человек был пессимистичен, тем с большей вероятностью он считал героев историй невезучими. Один из выводов из этого теста: чем больший вы оптимист, тем больше вы верите в удачу других. Чем больший вы пессимист, тем скорее вы посчитаете других людей страдающими от неудачи.
Практически все признали положительную часть историй Ямагути и Мосса – то, что они выжили – удачным стечением обстоятельств, а то, что их бомбили и стреляли – неудачным. Оптимисты и пессимисты могут согласиться с разделением событий на удачные и неудачные. Однако оптимисты и пессимисты по-разному оценивали важность компонентов удачи. Чем более пессимистичным был человек, тем менее счастливым он считал компонент истории, связанный с невезением. Оптимисты же считали эти компоненты более счастливыми. То есть, если вы оптимист, жестокие или печальные эпизоды жизни не кажутся вам такими ужасными. Когда у Мосса в животе торчала граната, это было неудачно. Когда же он выжил после всей этой истории, это была удача. Однако для оптимиста получить гранату в живот вовсе не является такой сильной проблемой, поэтому ранение с последующим выздоровлением кажется им более удачным стечением обстоятельств, чем пессимистам. Для пессимистов же ранение гранатой кажется таким большим невезением, что уменьшает значение удачного выживания героя.
Получается, что свойства личности помогают определить, кажутся ли человеку неоднозначные случаи везением или невезением. Это один из способов, которым прихоти нашей психологии управляют наши суждением об удаче – но не единственный. В другом исследовании мы с Джонсон изучали влияние фрейма на оценку ситуаций. Фрейм [смысловые рамки, используемые человеком для понимания чего-либо и действий в рамках этого понимания / прим. перев.] – одна из эвристических техник, связанных с иррациональным методом принятия решений, присущих нашему подсознанию, и впервые описанная в 1981 году психологами Дэниелом Канеманом и Эймосом Тверски. Вот один из их примеров:
- Примете ли вы пари, в котором существует 10% шанс выиграть $95 и 90% шанс проиграть $5?
- Заплатите ли вы $5 за лотерейный билет, предлагающий 10% шанс выиграть $100 и 90% шанс ничего не выиграть?
Гораздо большее количество людей готово ответить “да” на второй вопрос, чем на первый, несмотря на полную идентичность описанных ситуаций – в них необходимо решить, примете ли вы предложение с неизвестным исходом, в результате чего станете богаче на $95 или беднее на $5. Да и вероятность выиграть в обоих случаях одинаковая. Почему так происходит? Второй вариант описывает только возможность выиграть, и ничего не говорит о проигрыше. Заплатить $5 за 10% шанс выиграть $100? Конечно, неплохой вариант. Принять пари с 90% шансов потерять $5? Да ни за что.
В другом эксперименте Канемана и Тверски врачам выдавали статистику по поводу двух вариантов двух методов лечения рака лёгких: хирургия и облучение. В краткосрочной перспективе хирургия рискованнее облучения, хотя шансы на выживание через пять лет с хирургией выше. Половине участников рассказали о шансах на выживание, другой половине дали те же данные, только описанные как смертельный исход. Вот как описывали кратковременные результаты хирургии:
- Процент выживших после одного месяца составляет 90%.
- Процент погибших после одного месяца составляет 10%.
Хирургия оказывалась более популярным вариантом, когда итоги лечения представляли как описание процентов выживших (её предпочло 84% врачей), и менее популярным, когда данные оформляли в виде процентов смертности (в данном случае 50% врачей выбрали облучение). Один и тот же результат оценивали медики-профессионалы, при этом они выдали совершенно разные рекомендации, только на основании подобранных слов. Мозгу очень не нравятся плохие новости. Всё, что представляется в виде смертности или потерь, автоматически воспринимается как риск, которого следует избегать. И наоборот, хорошие новости всегда приветствуются. Наша интуиция с удовольствием подписывается на действия, которые описывают как победу, выживание и успех; и неважно, являются ли положительный и отрицательный вариант эквивалентными.
Чтобы проверить, влияет ли фрейм на оценку ситуации как счастливой или несчастливой, мы разработали несколько позитивно или негативно оформленных отрывков. И хотя мы использовали выдуманные случаи, в реальности они, очевидно, происходят регулярно. Вот пара таких отрывков:
Описанные слева и справа ситуации абсолютно одинаковые, они просто завёрнуты в разную с психологической точки зрения упаковку. И хотя упаковка отличается не сильно, когда мы раздали эти отрывки группам испытуемых, они очень по-разному реагировали на два варианта. Они прочли каждый отрывок, и должны были решить, насколько повезло участникам этих историй. После этого им предлагалось оценить удачливость персонажей по шкале от очень невезучих до очень везучих. Каждый участник получал только одну версию истории.
Результаты были потрясающими. Когда Тара Купер угадала пять номеров из шести, практически все решили, что ей очень повезло. Но когда она не угадала один номер из шести, все посчитали, что это была большая неудача – хотя, очевидно, событие было абсолютно тем же. Ту же картину мы наблюдали и с другими отрывками. Два способа описывать вещи привели к совершенно разным мнениям по поводу везучести. В целом при положительном освещении событий участники оценивали их как удачливые, в 83% случаев. Те же самые события, описанные негативно, считали удачливыми только 29% участников. Статистическое p-значение было меньше 0,001. Манипулируя описанием события, можно манипулировать мнением людей по поводу этого события и их оценкой его удачливости или неудачливости.
Если удача – вещь реальная, внутреннее свойство людей и событий, то должен иметься объективный факт, подтверждающий, были ли везучими или невезучими Ямагути и Мосс. Оптимисты, конечно, скажут, что учитывая все обстоятельства, им повезло, а пессимисты будут настаивать, что не повезло. Но что же на самом деле? Кто прав? Точно так же нам необходимо вынести доказуемый вердикт по поводу Тары Купер и жителей заснеженного городка; если избавиться от фрейма, повезло им, или нет? В этот момент теория удачи должна прийти на выручку. Когда наши чувства сбивают нас с толку, а ощущения противоречивы – именно тогда нам необходимо теоретическое объяснение, которое помогло бы расставить всё по своим местам. Весло каяка, опущенное в воду, кажется нам изогнутым, а когда мы достаём его из воды, этого не наблюдается. Кажется, что параллельные рельсы сходятся у горизонта. Хорошая теория должна пояснить, что весло не изгибается, а рельсы не сходятся, и объяснить противоречие с ощущениями. Теория оптики, неспособная на такое, была бы отвергнута за неадекватностью.
Обычно, когда люди размышляют о везении и невезении, они представляют себе маловероятные события, имеющие важные последствия. Выигрыш в лотерею – вопрос везения, а проигрыш – нет, поскольку выиграть маловероятно, а проиграть весьма вероятно. Или удача считается чем-то, что находится вне возможностей нашего контроля над окружающим, и в этом случае выигрыш и проигрыш в лотерею одинаково зависят от везения, поскольку никто не мог контролировать ни один из этих исходов. К несчастью, в описанных случаях эти концепции удачи не работают. Малая вероятность и контроль могут помочь различить наличие или отсутствие удачи, но ничего не говорят нам о том, как отличать везение от невезения. Они неспособны сказать, были ли в целом Ямагути и Мосс удачливыми или неудачливыми, и объяснить, почему ошибается наша интуиция. В случаях с фреймами эти идеи не могут сказать нам, какой фрейм открывает нам истину, а какой – скрывает её.
Всё это говорит о том, что наше представление об удаче противоречиво и изменчиво, что предсказуемо вытекает из эффекта фрейма и характерных свойств личности. Из них также вытекает весьма большая вероятность того, что везение является всего лишь субъективной точкой зрения на определённые события, а не свойством изучаемого нами мира. Вполне может оказаться так, что удача – всего лишь выражение, и её не нужно принимать всерьёз. Такой вывод может удивить азартных игроков, спортсменов, людей, ищущих работу и биржевых маклеров – все они считают историю своей жизни связанной с везением. Но удача, что весьма вероятно, может оказаться их собственным изобретением в строго психологическом смысле.