Русские «эфиопы»

Переехавшие в Эфиопию в 1920-1930-е гг. десятки белогвардей­ских офицеров встретили здесь довольно теплый прием. Кроме наличия «общего православного корня», это было обусловлено тем, что первые русские военные эмигранты сумели очень ярко проявить себя здесь еще в XIX веке.

Интерес к Эфиопии как к «православной стране», пусть и со сво­им особым африканским укладом, в России был велик. Во многом он был вызван нападением на нее католической Италии в 1885-1889 гг. Слабая эфиопская армия несла поражения, и в результате итальянцы оккупировали север страны. В России эти события воспринимались как проявление агрессии католического Запада против православного Востока.

Чуть раньше мы рассказывали об экспедиции атамана Ашинова, о капитане Леонтьеве и несостоявшемся эфиопском казачестве. Поэтому повторяться мы не будем, а перейдем сразу к 1896 году, когда в Россию прибыла высокопоставленная эфиопская мис­сия, заручившаяся поддержкой Москвы. На Родину она уехала, увозя 135 больших ящиков с винтовками и патронами. А в Эфиопию при­была русская военная миссия.

Благодаря этому эфиопская армия получила современное вооружение и компетентных советников, что немедленно отразилось на ходе боевых действий, и итальянцы стали терпеть поражения. Так, эфиопы разбили захватчиков при Амбаладжи, а в 1896 г. русские вин­товки помогли доблестной эфиопской армии наголову разгромить итальянцев при Адуа. В результате этой победы Италия еще 40 лет не рисковала испытывать силу солдат негуса и официально признала независимость Эфиопии.

Русское оружие, создаваемое в первую очередь для действий в условиях холодов, блестяще проявило себя и на жарких африканких плоскогорьях и равнинах. В результате в 1897 г. эфиопское руковод­ство заказало из России еще дополнительно 100 тысяч винтовок и 12 миллионов патронов к ним.

Следует заметить, что тогда в Эфиопию на «защиту православных братьев» также поехали добровольцы, среди которых оказался зауряд-прапорщик Гогосов, который на тот момент уже успел повоевать и за греческих единоверцев против турок.

Но и это еще не все. В условиях развязанной Италией против Эфиопии войны император Александр III был готов на военный «антиитальянский» союз с Францией. Нельзя исключать, что он мог от­крыто заступиться за «черных братьев по вере».

Однако сменивший его в 1896 г. Николай II, слабый в моральном и политическом отношении, был прямой противоположностью сво­ему отцу-богатырю как физически, так и духовно, и был неспособен на принятие подобных самостоятельных волевых решений. В итоге Россия ограничилась лишь присылкой военных грузов для эфиоп­ской армии и инструкторов, а также дипломатической поддержкой негуса.

Но и этого хватило, чтобы остановить итальянцев, которых явно подвело стремление сравниться по колониальному величию хотя бы с немцами. В погоне за ними они нарвались на крепкий эфиопский кулак с «русским кастетом».

Тогда же, в период Первой Итало-Эфиопской войны 1895­-1896 гг., к эфиопам прибыл отряд Российского Красного Креста, спасший жизни не одной сотни местных жителей. Помощь россий­ских военных медиков единоверцам-эфиопам продолжалась и в по­следующие годы.

При этом действовавший тогда русский госпиталь, подаренный Эфиопии, оказывал медицинскую помощь не только раненым и боль­ным местным солдатам и офицерам, но и итальянцам.

Кроме того, во время войны в России был проведен сбор благотво­рительных средств для народа этой страны, что также внесло немалую лепту в победу над одной из европейских армий.

Фактически это был едва ли не единственный пример такого рода, когда такую помощь африканскому государству оказывали белые люди. Не случайно, что здесь сложилось особенно трепетное отноше­ние к России и русским.

Одновременно в самой России для эфиопов широко открылись двери учебных заведений, причем не только военных. Туда поехали учиться дети знатных эфиопских семей. Список учреждений, приняв­ших в своих стенах единоверцев, довольно широк: от фельдшерских военных школ-«учебок» до полковых оркестров.

С этого времени местные вельможи стали оправлять своих детей на учебу не в Европу, а в Россию. Самих же русских охотно принимали в домах эфиопской знати и даже зазывали на государственную службу. Так, в 1897 г. на службу эфиопскому монарху перешел бывший рус­ский поручик И.Ф. Бабичев.

Там он занимался разными важными делами правителя Эфио­пии — от финансов двора до закупок вооружения для эфиопской ар­мии. Его произвел в полковники эфиопской армии Леонтьев, первый русский советник при дворе негуса, «красочный, волевой и яркий искатель приключений», попавший в Эфиопию с Русской миссией в 1895 г.

К тому времени он выгодно женился на «войзере» или, по эфиоп­ским меркам, «боярыне», имел почетное воинское звание «дадиазмач» и, будучи одним из высших иерархов страны, мог зачислять в во­оруженные силы по своему усмотрению тех или иных лиц офицерами и производить их в следующий чин.

Впрочем, Леонтьев не ел просто так эфиопский хлеб. Очень боль­шую пользу Эфиопии принесла работа его и других русских исследо­вателей на юге страны, особенно топографов, которые помогли уточ­нить границы страны и закрепить за негусом обширные и богатые территории.

Начало этому было положено именно Леонтьевым, которого эфи­опский император за его выдающиеся качества полюбил настолько, что сделал не только главным советником, но и наместником южных провинций, большая часть которых к северо-востоку от озера Рудоль­фа была присоединена к Эфиопии только благодаря его смелым, про­думанным и энергичным действиям.

Причем иногда для установления эфиопского флага требовалось применить силу. Леонтьев умело привлекал для этой цели и француз­ских авантюристов. Сформированный им русско-эфиопо-француз­ский отряд под его командованием успешно сломил слабое и неор­ганизованное сопротивление местных жителей и установил границу с англичанами в Кении, кое-где даже «подвинув границу» в пользу негуса.

В этом отряде работали и сражались в числе прочих русских тогда еще поручик (по другим данным, корнет) И.Ф. Бабичев, барон Ше­девр и еще один офицер — Е.В. Сенигов, находившийся в этой стране с 1898 г.

Е. В. Сенигов

Последнему, тогда еще молодому 26-летнему офицеру, негус подарил крупный кусок земли. Здесь же Сенигов женился на местной красавице и остался постоянно жить. В молодости он симпатизиро­вал народничеству и, попав в Эфиопию, плененный красотой местной природы (особенно на озере Тана), мечтал открыть здесь «нечто вро­де демократической коммуны».

Он получил в командование «правое крыло» армии Вольда Гиоргиса, наместника царя в провинции Каффа, фактически синекуру и должен был, казалось бы, забыть свои прежние мечтания.

Однако этого не произошло. С годами он все больше сближал­ся с жизнью местных людей и лишь еще больше желал воплотить идею о коммуне в жизнь. Так, например, он сознательно жил не в европейском доме, а в простой хижине, предаваясь работе худож­ника.

Тогда он тратил большую часть добываемых им денег на эту коммуну. Их объемы были немалыми, учитывая то, что он вел совместный бизнес с крупным торговцем Ханафи Магомедом по перепродаже та­бака в Россию.

Коммунальные дела в итоге не пошли, и он увлекся сбором фольклора в поездках по стране, отказавшись от участия в авантюрах дру­гих проживавших здесь европейцев и политических интригах Леон­тьева, которые в итоге кончились для последнего плохо.

Е. В. Сенигов с женой. Фото А. Кохановского

Его подвела жадность: он обнаружил в африканской глуши «кладбище слонов», куда приходили умирать эти животные. За несколь­ко лет своего наместничества этот авантюрист вывез из Эфиопии и выгодно перепродал огромное количество слоновьих бивней и мно­жество золотых слитков, не поделившись с негусом. По подсчетам эфиопского монарха, вывезенного хватило бы на несколько годовых бюджетов страны. Поэтому разозленный негус уволил Леонтьева и выслал его из страны.

Однако данная история научила не всех «русских эфиопов». Так, оказавшись на эфиопской военной службе при весьма относительном контроле, бывший поручик Бабичев также «зарвался» и стал зани­маться аферами. В пользу этого говорит то, что полученную им при­вилегию по закупке оружия он использовал для собственного обога­щения, приобретая подержанные винтовки и пушки в европейских странах.

И однажды Английский банк, у которого он брал в кредит деньги для подобных закупок, потребовал вернуть взятую им сумму, которой у него тогда не оказалось, и ему едва удалось спасти свое имущество от распродажи для погашения долга.

Семейство Бабичева

Тем не менее на момент завершения гражданской войны в России он фактически достиг положения Леонтьева. Благодаря последнему, обладавшему почти неограниченной властью в Эфиопии, Бабичева произвели в «фитаорари», положение которого соответствовало чину российского генерал-майора. Кроме того, его усилил и последу­ющий уход самого Леонтьева, в результате чего молодому Бабичеву перешла часть его земель.

Примечательно, что большевики, осознававшие степень влияния его в Эфиопии, делали ему приглашения о сотрудничестве. Но быв­ший поручик, занимавший антикоммунистическую позицию, на это не пошел. К тому времени он поддерживал отношения с белогвардей­скими офицерами, которые благодаря ему после завершения актив­ной фазы Гражданской войны в 1920 г. в России стали прибывать в Эфиопию.

Всего сюда перебрались 50 бывших офицеров белых армий. Ос­новная их часть — 33 человека — приехала на эфиопскую землю в 1920-1925 гг., а 17 других, включая двоих генералов, прибыли в Эфи­опию в 1925-1935 гг.

Сын Бабичева - Михаил Бабичев в форме пилота эфиопских ВВС

Значительная часть из них, опять-таки благодаря хлопотам И.Ф. Бабичева, была принята инструкторами в местную армию, а кое- кто добился и действительно выдающихся успехов. Так, полковник Ф.Е. Коновалов достиг в армии Эфиопии очень высокого положения и в начале 1930-х гг. занимал пост ее начальника штаба . Генерал-май­ор Дроздовский ведал в Аддис-Абебе топографическими работами, а полковник Петр Федосеев руководил фабрикой по производству пороха и пороховыми складами эфиопской армии.

А по свидетельству другого участника тех событий, П. Булыги­на, к началу войны с Италией «лейб-улан ротмистр Фермор обу­чает конную гвардию регента» и является начальником корпуса конвоя».

Причина, почему русских офицеров охотно брали на военную и иную службу в Эфиопии, во многом крылась в том, что русские, по сравнению с другими европейцами, были здесь как родные. Во- первых, они были единоверцами, а во-вторых, очень многое для этой страны их предшественники сделали бескорыстно, что не могло быть незамеченным народом Эфиопии.

Не случайно эфиопская императрица Заудиту взяла над прибыв­шими в ее страну русскими своего рода шефство и оказывала им покровительство. Следует заметить, что еще в 1919 г. бывший по­сол России в Эфиопии П.К. Виноградов прекратил исполнять свои обязанности, бросил посольство и уехал из Африки. Большое здание бывшего российского диппредставительства в Аддис-Абебе пустова­ло. Видя, что прибывшие в Эфиопию русские эмигранты бедствуют, негус приказал сдать это здание в аренду и вырученные от этого день­ги пустить для оказания им помощи.

Так, советский представитель Ниалло Азиз, посетивший Эфи­опию в начале 1930-х гг., писал о русских офицерах, осевших здесь, так: «исконными абиссинцами считают себя полсотни русских офи­церов, белых эмигрантов. Появившись в Абиссинии (так до револю­ции зачастую именовали в России эту страну. — Ред.), они стали всех уверять, что являются единоверцами амхарцев (основная нация Эфиопии. — Ред.). Богомольная императрица Заудиту взяла их под свое покровительство и пристроила этих тунеядцев на государственную службу».

Но это было мнение коммуниста, враждебно настроенного к белогвардейцам. «Тунеядцы» из России выполняли очень полезную для эфиопов работу по повышению обороноспособности Эфиопии. Например, подчиненные генерал-майора Дроздовского фактически завершили начатую при Леонтьеве работу по созданию топографиче­ских карт Эфиопии.

Некоторые из попавших в Эфиопию белогвардейцев были доволь­но известными людьми, например, вышеупомянутый писатель Павел Булыгин, ранее служивший начальником личной охраны вдовствую­щей императрицы Марии Федоровны, матери Николая II.

В 1919 г. он служил у Колчака, вместе со следователем по особо важным делам Соколовым участвовал в расследовании убийства цар­ской семьи.

В Эфиопии Булыгин в 1924 г. устроился военным инструктором, высоко ценимым в местной армии . На заработанные деньги приоб­рел кофейную плантацию. Одновременно по 1934 г. продолжал рабо­тать военным инструктором, пока не уехал в Парагвай, там основал старообрядческую общину, где и скончался.

Главной причиной его переезда из африканской глуши в глушь южноамериканскую стала характерная особенность многих белоэмигрантов — грызня из-за привилегий.

И это проявлялось не только в Китае и во Франции, где прожи­вали десятки и сотни тысяч русских беженцев, но и даже в Эфиопии, в которой русских было во много раз меньше и где практически все они были безбедно устроены.

Примечательно, что даже у их благодетеля Бабичева, благодаря ко­торому многие русские беженцы обрели здесь второй дом, отноше­ния с ними складывались сложно. Одной из причин этого стало то, что своей неоднократной женитьбой на эфиопках из собственной прислуги Бабичев раз и навсегда отрезал себе путь в русские аристо­кратические дома Эфиопии, куда его за такие поступки отказались даже пускать на порог. Это привело к его обособлению от колонии соотечественников.

Впрочем, деятельность русскоязычных в Эфиопии не ограничи­валась одним лишь военным делом. Кое-кто из «тунеядцев», о кото­рых говорил Ниалло Азиз, подобно Бабичеву, стали заниматься здесь бизнесом. Так, Ханефи Магомет Оглу, партнер по бизнесу Сенигова, кавказец из России, купил в Эфиопии целый ряд коммерческих пред­приятий, хлопковые плантации в провинции Сидамо и несколько до­ходных домов в столице Аддис-Абебе, а также особо важное предпри­ятие по выработке древесного угля, который шел на нужды местной железной дороги.

Сам же Сенигов в 1921 г., как человек «левых» убеждений, обрадовавшись революции, выехал на историческую Родину, что­бы «связать» Эфиопию с Россией, но, приехав туда, писал, что «бедствует».

Часть из живших здесь русскоязычных офицеров оставалась слу­жить в эфиопской армии во время новой войны с Италией 1935­1936 гг. Так, участвовали в боях против итальянцев сын эфиопского генерал-майора Бабичева капитаны М. Бабичев и В. Дитерихс, род­ственник известного одноименного белогвардейского генерала. Боль­шую роль в создании вооруженных сил Эфиопии сыграл полковник авиации Ф.Е. Коновалов, военный советник в этой стране, который фактически зародил и развил ВВС эфиопов, и многие другие. Так, Ге­оргий Николаевич Турчанинов организовал при нападении итальян­цев эфиопскую стрелковую бригаду, принявшую активное участие в войне.

И хотя участие русских в этой войне носило не такой массовый характер, как, например, в болгарских событиях 1923 г. или во времена китайской гражданской войны, оно помогло эфиопам осознать, что в этой борьбе они не одни.

Любопытно упомянуть в этой связи, что при вступлении в Аддис­Абебу 5 мая 1936 г. передовые итальянские части первым делом раз­рушили русский православный храм.

Итальянское командование прекрасно знало, что во главе многих эфиопских частей стоят русские военачальники, и это стало не по­следней причиной, почему итальянская армия, вооруженная по по­следнему слову техники, в том числе и активно применявшая хими­ческое оружие, целый год не могла справиться с нередко имевшими только копья эфиопскими солдатами.

Правда, сами итальянцы отрицали свое участие в уничтожении русского храма, утверждая, что он пострадал в те четыре дня анархии, установившейся после ухода из Аддис-Абебы эфиопских сил, когда якобы итальянцев в столице Эфиопии еще не было.

После поражения Эфиопии большинству белоэмигрантов и чле­нов их семей из-за угрозы преследования пришлось отсюда уехать, в основном в Европу. Те из них, что остались в этой стране после за­хвата ее итальянцами, нередко принимали участие в местном Движе­нии сопротивления.

Так, бывший военный советник негуса Турчанинов лично сражал­ся против захватчиков в партизанском отряде эфиопов.

Среди русских подпольщиков особенно отметилась Мария Ганаф-Лапина. Она, мать 16 детей, которые жили вместе с ней, в 1939 г. укрывала на своей квартире троих партизан-эфиопов, которых искала итальянская полиция за покушение на итальянского главнокомандующего Грациани.

Она рисковала своей жизнью, поскольку, если бы партизан пойма­ли у нее дома, то ее могли за это казнить. Впоследствии о поступке Ма­рии Ганаф-Лапиной все же стало известно итальянцам. Они ее аресто­вали и увезли как опасную государственную преступницу в Италию. Она провела в итальянской тюрьме за свой поступок долгих четыре года, пока в 1943 г. ее не освободили войска британо-американских союзников.

Во время итальянской оккупации Эфиопии Ханефи Магомет Оглу и его семья лишились всех своих богатств. Сам он, его жена, дочь и несколько других членов его семьи также были арестованы в 1939 г. за помощь эфиопским партизанам и также провели за это четыре года в тюрьме Неаполя как особо важные преступники.

И лишь немногие «русские эфиопы» после окончания Вто­рой мировой войны вернулись в Эфиопию. Среди них был Ханефи Магомет Оглу, который восстановил здесь свой бизнес, вновь уничтоженный после революции 1975 г. с приходом «красного» диктатора Менгисту Хайле Мариама, ориентированного на СССР. Однако его родственники, в частности, дочь, до недавнего времени продолжали жить в Аддис-Абебе и после его краха и прихода новой власти.

Также необходимо сказать и о потомках от смешанных браков русских с эфиопами. Например, у Бабичева от браков с эфиопками было пять детей — двое сыновей и три дочери. Больше всего был известен его сын Михаил, окончивший за границей военную шко­лу и ставший первым летчиком Эфиопии. К началу Итало-Эфи- опской войны 1935-1936 гг. он был командиром эфиопской ави­ационной эскадрильи, принявшей активное участие в боях против итальянцев.

После освобождения Эфиопии от итальянцев в 1941 г., Михаил Бабичев уходит на дипломатическую службу . Некоторое время он ис­полнял должность военного атташе Эфиопии в СССР, однако, забо­лев, был вынужден вернуться домой, где вскоре скончался.

Как бы там ни было, но белоэмигранты сыграли здесь значитель­ную роль в разгроме союзника германского нацизма — итальянско­го фашизма. Кроме того, их вклад в развитие и обороноспособность Эфиопии заслуживает более детального изучения, которое бы способствовало выведению ее отношений с Россией на более высокий уровень.