Шекспировские страсти под эгидой Мельпомены, или Как выжить в театральном ВУЗе
Отматываю пленку моей мемори в 2011 год, когда я в статусе выпускницы стояла на пороге важных перемен (обычно родственники всех калибров нам так говорят, а еще школьные училки и всезнающие репетиторы). Честно, никаких мук выбора у меня не было: сколько я себя помню, всегда хотела в театральный. За полгода до окончания школы я обновила графу “высшее образование” на странице “ВКонтакте”, вписав туда заветное “Школа-студия МХАТ”. Это было сделано просто для того, чтобы перед глазами все время мелькала вербально выраженная цель (тут любой лайф-коуч одобрительно потрет ладошки). От подруг слышала суеверное “убери это, сглазишь”, но я все подобное пропускала мимо ушей, полагаясь на собственное чутье. Как выяснится позже, не зря.
Как и всякое чадо из приличной семьи, я была подвержена ежедневной промывке мозгов под лозунгами “выбери нормальную специальность”, “чем тебя журналистика не устраивает”...
“АКТЕРСКАЯ ПРОФЕССИЯ — ЭТО ДУШЕВНАЯ ПРОСТИТУЦИЯ!”
Внимать чьим-либо увещеваниям я не стала — благоразумно отслушала театроведческие курсы в ГИТИСе, отходила в “Школу юного журналиста” в МГИМО, успела поучиться в негосударственном театральном, параллельно оканчивая школу экстерном. Весной, как и полагается, совмещая всевозможных репетиторов, самостоятельную подготовку к поступлениям на актерский и ежедневное натаскивание к ЕГЭ, я принялась обивать пороги театральных институтов. Инсайдерский факт: еще в 10-м классе я начала вариться в адском котле под названием “поступление на актерский факультет”, составляя компанию лучшей подруге, которая на тот момент оканчивала театральную школу и как раз металась меж пяти огней “Щука — Щепка — ГИТИС — МХАТ — ВГИК?!”. Подруга в тот год поступила сразу в два вуза — редкая удача. Однако между престижной Школой-студией МХАТ и классическим ВТУ имени Щепкина (своеобразный институт благородных девиц для актеров) она выбрала последнее: мастер курса Б.Н. Клюев (тот самый ворчливый дед в трениках из “Ворониных”) наобещал ролей чеховских героинь в будущих дипломных спектаклях, ну как тут можно было устоять?! В общем, пока подруга поступала по-настоящему, я делала это понарошку, осваивая специфику мудреного театрального мира, набираясь ума-разума у старших товарищей (есть такие персонажи в мире околотеатральной тусовки, поступающие из года в год: их знают все, благодаря не таланту, но настойчивости). Когда же подошло время, я, как мне самой казалось, была изрядно подкована в основных вопросах: к какому мастеру и в какой день лучше идти (лишь бы Луна — в Весах, а Меркурий не ретроградный). Не всякий мастер сам будет присутствовать на прослушиваниях: очень часто абитуру принимают педагоги кафедры и выпускники мастерской.
Акт
Не буду вдаваться в подробности прослушиваний, емко умещу в три слова: ребята, это — ад. Морально тебя имеют во всех мыслимых позициях, и если доселе ты не сталкивался с несправедливостью этого мира, торговлей лицом и критикой без объяснений, то попросту можешь слететь кукушкой.
БУДНИ АБИТУРИЕНТКИ АКТЕРСКОГО ФАКУЛЬТЕТА — ЭТО НОЧНЫЕ СЛЕЗОИЗЛИЯНИЯ В ПОДУШКУ ОТ ОЩУЩЕНИЯ СОБСТВЕННОЙ НИКЧЕМНОСТИ, ВЫЗУБРЕННЫЕ ДО СВЕДЕННЫХ СКУЛ МОНОЛОГИ ТУРГЕНЕВСКИХ ГЕРОИНЬ, ВЕЧНО ЗАЖАТЫЕ ГОЛОСОВЫЕ СВЯЗКИ, ДУРАЦКИЕ НАРЯДЫ В СТИЛЕ “Я ВСЯ ТАКАЯ ТВОРЧЕСКАЯ И НЕПРИНУЖДЕННАЯ”, СОСТОЯЩИЕ ИЗ ТАНЦЕВАЛЬНОЙ ФОРМЫ GRISHKO И ЛЕТЯЩИХ ПЛАТЬЕВ ДЛЯ УСИЛЕНИЯ ОБРАЗА ЧУВСТВИТЕЛЬНОЙ ДЕВЫ.
Где-то я продержалась до второго-третьего тура, где-то слетела сразу. Получив очередной отказ в священном коридоре на пятом этаже Школы-студии, я поплелась, словно оплеванная, к выходу. Но тут забрезжил лучик надежды: объявление на информационной доске о наборе на продюсерский факультет. Требования, необходимые для поступления, не были заоблачными: литература, английский, обществознание и история театра (тут пригодились лекции, прослушанные в ГИТИСе). На тот момент, помнится, о продюсерах я имела совершенно обывательское представление: воображение навязчиво рисовало мне в меру (или не в меру) упитанного делового дядьку, что-то среднее между Максом Фадеевым и Виктором Дробышем. Что ж, я решила рискнуть — и приняла правила игры.
Заперлась на пять дней в пустой квартире. За эти дни были прочитаны в сотый раз “Моя жизнь в искусстве” Константина Сергеевича (помню, как поклялась себе кровью на заднике книги, выведя магическое “я поступлю”), “Путь актера” Михаила Чехова (на всякий случай), вызубрены экономические формулы, Гражданский кодекс, история театра от античности до наших дней, были повторены даже правила английской грамматики. Комп бесперебойно грузил спектакли Художественного театра в записи, пока я конспектировала учебник обществознания. Все пять дней я выходила из дома разве что в ближайший продуктовый. Как сейчас помню: питалась в основном белым рисом с соевым соусом (до сих перед глазами встает та пятидневная груда немытых тарелок и подле — ворох распечатанных страниц “Федры”).
Коллоквиум прошел бодро. Я что-то пролепетала про “Варшавскую мелодию” в постановке Голомазова, про спектакли в Вахтанговском, а после, под пристальными взглядами уважаемой комиссии, рассказала, почему решила стать продюсером (кажется, историю придумала на ходу, ведь у меня тогда на лбу горело: “просто не поступила на актерский”). А на следующий день я, в свойственной мне манере, перепутала даты и спокойно упорхнула на дачу. Звонок из деканата застал меня врасплох в электричке: голос на том конце провода строго осведомлялся о моем местонахождении в день объявления результатов поступления. Дальше все понеслось с блокбастерской скоростью: мои домочадцы выехали на своих авто из трех разных концов столицы и Московской области ко мне, мечущейся на платформе в ожидании обратной электрички в Москву. Нарушая все правила дорожного движения, меня доставили. Помню в мельчайших подробностях свой беговой марафон по раскисшему от дождя Камергерскому переулку: так стремительно я не бегала больше никогда в жизни, клянусь. Влетела во МХАТ чисто на дачном аутфите, сверкая заляпанными шлепанцами. Оказавшись внутри, я немного растерялась: в тягучей тишине маялись в ожидании результатов абитуриенты, томилась изрядно подзамученная комиссия во главе с тогдашним ректором, Анатолием Мироновичем Смелянским, фигурой культовой и, вне сомнений, всеми обожаемой. Смелянский как раз находился в коридоре в момент моего феерического появления. Заметив мою оторопевшую мордашку, заслуженный деятель искусств ласково подхватил меня под локоть и повел к остальным членам приемной комиссии. Мой вид на тот момент оставлял желать лучшего: сердцебиение, казалось, было слышно даже в соседней аудитории, а лицо розовело оттенком “сочинский курортник”. Как оказалось, все эти достопочтенные дамы и господа уже битый час ожидали меня. Впрочем, все страдания окупились — я поступила. В Школу-студию МХАТ.
Три года учебы там можно назвать самым ярким временем юности: до сих пор сама себе завидую. Первый год просто не веришь в происходящее: ты же в сказочном месте, среди необыкновенно талантливых, исключительных личностей. Тусовка МХАТа — это такой Хогвартс. Тут тебе и посвят в “Дорогая, я перезвоню” со всеми радостями, присущими театральной тусовке, — воздух искрится от актерских харизм, алкоголь фонтанирует в духе раблезианских сюжетов, а страсти по накалу не уступают античным; тут и Валерий Тодоровский с Чулпан Хаматовой в числе приглашенных спикеров на внеурочных встречах; предпремьерные показы спектаклей, встречи с бродвейскими продюсерами, тусовки с ребятами из Американской актерской студии, легендарная котлета “Чайка” в столовой театра. Это скрипучие колени на утренней паре по сценическому движению: у простых смертных — физкультура, у студентов Школы-студии — станок, “испанский грант” (движение такое, не пытайтесь повторить); русская литература в кабинете сценографов с видом на внутренний двор по адресу: улица Тверская, дом 6/1, бариста в “Старбакс”, безошибочно знающие твой напиток; закулисья Большого и Малого театров, кулуары Цирка Никулина на Цветном бульваре, пары по экономике искусства в Институте искусствознания, что в Козицком переулке. Время сумасшедшее, кичливое, бурное, очень пьяное, наполненное бесконечными влюбленностями: в курс, в режиссера, в спектакль, в произведение, в личность наконец.
Третий год моего обучения пошел по манде: личный конфликт с мастером курса из-за, казалось бы, пустяка, перерос в грандиозный скандал.
ПРИЧИНА РАМСОВ С РУКОВОДИТЕЛЕМ ИЗНАЧАЛЬНО БЫЛА СМЕХОТВОРНАЯ, НО СТАЛА ПРИТЧЕЙ ВО ЯЗЫЦЕХ КАК РАЗ ИЗ-ЗА АБСУРДНОСТИ: Я ПРОСТО КРАСИЛА БРОВИ, СИДЯ ЗА ПЕРВОЙ ПАРТОЙ НА ПАРЕ ПО ПРОДЮСИРОВАНИЮ.
С дисциплиной у нашего курса отношения всегда были весьма натянутые, угомонить улей из 17 талантливых раздолбаев можно было или кнутом авторитетности, или чем-то вроде природной харизмы. Не обладая ни тем, ни другим, наш мастер пытался хоть как-то выстроить диалог, щедро приправляя лекции байками своего наставника, ныне покойного Олега Павловича Табакова, модными англицизмами и цитатами Стива Джобса. Первые 20 минут занятий стандартно уходили на попытки воспитать из нас дисциплинированных личностей, подружить с дедлайнами и заставить прислушиваться к мнению старших. Время — бесценный ресурс, и его расход явно выбивался из первоначальной сметы: гомон обычно стоял в духе школьной перемены, так что забота о мейке среди общего сумасшествия была, как мне казалось, меньшим из зол.
Однако волею судеб (тут должен зазвучать античный хор) мастер обратил внимание именно на меня, орудующую карандашом для бровей в момент всеобщего непослушания. Выговор в строгой форме с последующим предупреждением: ты, девочка, теперь под прицелом. Ни для кого не был секретом тот факт, на какой факультет я поступала, но не поступила изначально, незаинтересованность в профильном предмете выдавала меня с потрохами. Зимняя сессия прошла мучительно, оценку по специальности я рожала в муках, дважды уходя на пересдачу. Получила скупую четверку с барского плеча и с ужасом начала ждать летнюю сессию, ставшую для меня последним испытанием в стенах Школы-студии. Эту моральную инквизицию я точно не забуду никогда: черный куб учебной сцены-трансформера (аллюзия к тотал блэк декорациям “Гамлета” Гордона Крега), куда я вошла на совершенно ватных ногах, предчувствуя всем своим нутром надвигающийся пипец. Два взрослых влиятельных и не очень дядьки (одним из них был Владимир Георгиевич Урин, директор Большого театра, на секундочку) пытали меня каким-то изуверски-фашистским методом: шла ожесточенная перекрестная бомбардировка вопросами с затяжными театральными паузами после моих ответов. Тут даже чисто с энергетической точки зрения силы оказались неравными! Подведение итогов было лишено хеппи-энда, мне поставили позорный диагноз — профнепригодность. В тот момент во мне сломалось вообще все, даже самоирония испарилась без остатка. То был первый раз, когда я ревела на людях, вылетев в исступлении к однокурсникам, греющим уши под дверью камеры пыток.
Мне пообещали возможность пересдать специальность осенью, но, как выяснилось уже в первых числах сентября, я была отчислена сразу после того кровожадного истязания в трансформере без моего ведома и предупреждения (могли бы уж выслать письмецо хотя бы совиной почтой). Ситуация была за гранью понимания: 1 сентября мастер курса обсуждает со мной возможную тему будущего диплома, а через пару дней случайно (!) узнается, что моей фамилии уже нет в списках в новом учебном году. Откровенное лицемерие, нарушение устава, конфликт, основанный на личной неприязни — история мутная и по-гоголевски беспощадная в своем бюрократизме. Бумаги были подписаны, остальное — дело решенное. Вывод был сделан следующий: пока ты занята архитектурой бровей, мысленно тебя уже отчислили, и неважно, какие исправительные потуги ты выказываешь после, прощай, самое слабое звено. Переход на четвертый курс (на продюсерском учатся пять лет) у меня не состоялся, зато состоялся суд, затеянный мной для восстановления справедливости: дело против Школы-студии я выиграла, в суд явилась без родителей и адвоката. Мастера во время судебного слушания не было, интересы ВУЗа представляла стальная леди проректор, что само по себе говорит как минимум о малодушии вышеупомянутого лица.
Весь год, пока длилась тяжба между мной и моим бывшим учебным заведением, сопровождаемая бесконечной корреспонденцией от Министерства образования, Министерства культуры и самого МХАТа, я была занята переводом в санкт-петербургскую Академию театрального искусства все на тот же продюсерский — сдаваться не в моих правилах. Честно говоря, это испытание оказалось хлеще всех разрывов и первых любовей, потому что там, где кончались чувства, обычно начинался волшебный мир под названием МХАТ, благодаря которому я при любом раскладе оставалась самым счастливым человеком. Когда же я очутилась за пределами этого мира, жить перехотелось от слова “совсем”.
ЭТО КАК ПОСЛЕ РАССТАВАНИЯ, КОГДА ЛЮБОВЬ ПРОШЛА, — ТЫ СТАРАТЕЛЬНО ИЗБЕГАЕШЬ ВСТРЕЧ, БЕЖИШЬ, СЛОМЯ ГОЛОВУ, ОТ ТЕХ САМЫХ “ВАШИХ” МЕСТ.
Почти год я обходила Камергерский и Большую Дмитровку окольными путями, вздрагивала от упоминания знакомых фамилий. Мне было тяжело видеться с бывшими однокурсниками: они все еще там, а я — уже нет.
Помню эти ободряющие разговоры в курилке и заверения, что все наладится. Все наладилось: вскоре, выиграв дело, я успешно отвезла документы в Санкт-Петербург, перевелась на заочное, чтобы иметь возможность доучиться там. Гоняла на “Сапсане” сдавать разницу учебных планов (к слову, эти библейские мытарства растянулись по времени на все три года моего обучения, лишив меня остатков нервной системы). В этом году, слава всем богам, мой перманентный театральный роман завершился получением диплома и желанием опустить на этом занавес.
Тем, кто вопреки решил поступать в театральный
Здраво оцените свои дарования и силы, все возможные риски и прочность собственных убеждений. Если вам просто хочется “ну, это самое, играть на сцене” — не стоит даже пробовать. Вас сожрут и выплюнут ваши неуверенные косточки еще на этапе первых прослушиваний. Если все же повезет, и вам посчастливится поступить на актерский факультет, то рано радоваться: риск вылететь возрастает от семестра к семестру, а получение диплома не дает никаких гарантий. Знакомых актеров — масса, огромная, безликая, вечно орущая со страниц Facebook. Это — многоликое чудовище, где каждая голова старается как можно талантливее перекричать остальные головы. Что касается продюсерского факультета, тут я не советчик, потому что моя личная история — это какой-то триптих счастливчика: абсолютно случайное поступление, три года в режиме испепеляющей эйфории с последующим переводом в другой театральный ВУЗ после затяжного судебного процесса.
Работать по профессии “продюсер исполнительских искусств” я желанием не горю: слишком больно обожглась в свое время, местами — разочаровалась, повзрослела да и просто охладела ко всей театральной тусовке.
ЭТОТ МИР ПОЧТИ ЛИШЕН КИСЛОРОДА И СВЕЖЕЙ КРОВИ, ЗДЕСЬ ВСЕ ЗНАЮТ КАЖДЫЙ ЧИХ ДРУГОГО, КАЖДУЮ НЕУДАЧНУЮ РОЛЬ, А НА БОГЕМНОЙ ВЕРАНДЕ 32.05 В САДУ ЭРМИТАЖ ГОДАМИ МЕЛЬКАЮТ ОДНИ И ТЕ ЖЕ АКТЕРСКИЕ ФИЗИОНОМИИ, ОПОСТЫЛЕВШИЕ ДРУГ ДРУГУ ЕЩЕ В ВЕТХОЗАВЕТНОМ 2012-М. ГЕЕВАТЫЕ ЮНЦЫ, С ЖАРОМ ЦИТИРУЮЩИЕ ДРУГ ДРУГУ ПЬЕСЫ ВЫРЫПАЕВА ИЛИ МАКДОНАХА, ДЕВИЦЫ С ОФЕЛИЕВОЙ ТОМНОСТЬЮ ВО ВЗГЛЯДЕ, ПРОПИТЫЕ, НО ВСЕ ЕЩЕ СИМПАТИЧНЫЕ ВЫПУСКНИКИ ИМЕНИТЫХ МАСТЕРСКИХ — ДИКОВИННЫЕ И ЗАВОРАЖИВАЮЩИЕ ПЕРСОНАЖИ, ПОКА НЕ УЗНАЕШЬ ПОБЛИЖЕ.
Из плюсов: ты всегда желанный гость на премьерах, прогонах, посвятах. Знакомые актеры не преминут позвать полюбоваться новоиспеченной ролью, особенно если это какая-нибудь дико модная история для своих, сыгранная раза три в интерактивном формате в тайном особняке или квартире с высокими потолками французского типа.
Кстати, об актерах: не рекомендую влюбляться в этих забавных, но таких запутавшихся в собственных комплексах, рефлексии и нарциссизме ребят. Во-первых, там чаще всего бедно (нет, это не меркантильная позиция, а трезвый взгляд), во-вторых: там разложение. Душевное, физическое, какое хотите. Да, исключения встречаются, конечно, да что уж там, моя лучшая подруга — дипломированная актриса, но, девчонки, будьте реалистками: если даже скучные офисные клерки мэтчатся в Tinder, находясь параллельно во вполне себе реальных отношениях, то что взять с актеров, 24/7 подверженных пристальному женскому вниманию со стороны партнерш и зрительниц?
Мальчикам, кстати, также не рекомендую: все женщины в большинстве своем — и так актрисы, по жизни, будто выскочившие из одноименной песни Валерия Меладзе. А вывозить реальные издержки этой профессии под силу ну разве что настоящим смельчакам (или безумцам). Да и манкость ореола “актрисы” испаряется с первым экранным или сценическим поцелуем: чуваку по ту сторону сцены приходится напрягаться изо всех сил, пытаясь не ревновать свою благоверную к партнеру по роли. В общем, зачем терпеть шекспировские муки, когда девчонок с экономическим или другим НОРМАЛЬНЫМ образованием кругом хоть отбавляй.
Резюмируя, могу сказать следующее: личный опыт — это ни в коей мере не истина в первой инстанции, скорее — очередное непопулярное мнение в интернете. Так что если желание связать свою дальнейшую судьбу с Мельпоменой все еще не отпало — дерзайте. Но я предупреждала.