Каппадокия хороша сама по себе. Бережно отшлифованные ветром и временем пирамиды и лингамы из песчаника, пронизанные закопченными пещерами и тесными, как колбасная оболочка, тоннелями.
Но стоя у подножия каменного гриба, ничего кроме шляпки не увидать. Помимо нескольких «панорамных» площадок, Каппадокия предлагает туристам еще одну возможность – разом увидеть и почувствовать ее всю целиком.
Каждый погожий день – а их тут большинство — в четыре утра ручейки туристических водопадов стекают с каменных пирамид пещерных городов-отелей, чтобы влиться на магистрали в мощный поток, вскоре заполняющий ущелья близ Герёме светящейся лавой разогреваемых мощными газовыми горелками воздушных шаров.
Катание туристов на шарах поставлено тут на поток. Шары устанавливают и надувают быстро, без пиетета. Раздуваются, поднимаются оболочки. Хлопают оглушительно горелки. Пока горит огонь, вся оболочка вспыхивает в сумерках, как гигантская лампочка.
Скрипят под ногами туристов ротанговые борта гондол. Каждая разделена на 5 отсеков: в центре пилот и горелка, по бокам – отсеки для пассажиров, по 4 человека в каждом.
Момент отрыва корзины прочувствовать трудно. Очередной хлопок горелки, и вот уже оранжевые крыши наших «дастеров» проплывают под ногами.
Растерявшись, не знаю, куда смотреть – вниз, на еще скованные предрассветной мглой скалы, или по сторонам, на взлетающие синхронно с нами шары.
В какой-то миг из-за плосковерхой горы выныривает сонно оранжевый солнечный диск. Мир вокруг постепенно обретает краски.
Пирамиды городов предстают во всей своей примитивной и оттого трогающей за самое сердце красе.
Игра света и тени делает острые складки рельефа еще глубже, туфовые пики — острее. Тут и там между зубьями – аккуратные полоски посадок.
На нашем пилоте Салике – потертая толстая кожанка с золотистыми эполетами и нашивками. Он аккуратно ведет шар сквозь неожиданную «пробку» из пузатых собратьев.
Гондола, кажется, вот вот будет скрестись о лавовые наконечники лингамов. Соседний шар касается нашего, но происходит это мягко — ни авиапроисшествия, ни даже его предчувствия.
Влекомый горячим воздухом, под прерывистый и хриплый рев горелок наш шар устремляется ввысь.
Перевернутые сталагмиты из песчаника оказываются далеко внизу, горизонт кривится, становится холоднее. Хорошо, что голова тут всегда в тепле – жара от горелки достаточно.
Когда не работает горелка, шар летит в тишине, помноженной на каппадокийское безветрие.
Испепеляющее в полдень, в рассветный час оно дарит приятную прохладу.
Особенно – на высоте в тысячу метров, куда Салик загнал наше утлое воздушное судно.
Дружище, давай обратно – посмотреть на Google Maps я могу не выходя из дома.
Шар медленно и бесшумно снижается.
По петляющей между складками рельефа, поблескивающей свежим асфальтом двухполоске мчатся нам навстречу пикапы наземной службы.
Еще немного, и гондола едва не скребет днищем по кронам невысоких деревьев рядом с крестьянскими хижинами у грядок. Ослы, подняв свои белые носы к небу, наблюдают за нами с удивлением.
Шар то поднимается, огибая каменные гряды, то опускается обратно, хлопает горелка. Скорость полета, ветра и рельеф ограничивают возможности посадки. Hilux то и дело сворачивает с дороги в поле, куда мы должны сесть, но мы пролетаем мимо. Наконец хорошее место найдено, и Салик при помощи веревочного шнура, открывающего клапаны в оболочке, плавно выпускает из шара горячий воздух.
Посадка гондолы – ювелирная, сразу на прицеп пикапа. Помнится, когда зимой мы садились в поле с Федором Конюховым, гондола легла набок, и шар протащил ее по полю за собой десяток-другой метров. Сегодня все гораздо мягче…
Вылезаешь из гондолы, спрыгиваешь с покачивающегося на рессорах прицепа, встаешь ногами на землю – и словно становишься килограмм на двадцать тяжелее, хотя, вроде бы, в гондоле ты стоял точно так же, а законов физики никто не отменял.
Но что такое физика, когда ты смотришь на свой приземленный мир с высоты птичьего полета...