На просторах нашей страны, от Чукотки до Карелии, раскинулся огромный музей. И хотя официально музеем его никто не называет, речь идет об уникальном собрании древних изображений на скалах — петроглифах, или писаницах. Это — памятники древнейшего искусства. Некоторые восходят еще к эпохе верхнего палеолита, другие — к эпохе бронзового или раннего железного века.
Текст: Василий Голованов, фото: Андрей Семашко
Обычно — это каменные поверхности, покрытые десятками, если не сотнями, выбитых на камне или нанесенных краской изображений. Даже нетренированный глаз легко различит фигурки людей, животных, птиц, жилищ, сцены охоты или битв. Но некоторые из изображений уже не имеют аналогов в современности: фигуры фантастических существ, великанов, людей-мухоморов, непонятные знаки и символы. Однако ведь и они не случайно появились на страницах гигантской каменной книги. Искусство — это всегда послание: для современников — это зашифрованная картина мира, для потомков — это целая энциклопедия мифических сказаний, о которых мы уже не имеем ясного представления. О чем говорят древние изображения? Какие мифы силятся нам поведать? Об этом "Русский мир.ru" беседует с ученым секретарем Института археологии РАН, доктором исторических наук, руководителем Центра палеоискусства Екатериной Георгиевной Дэвлет.
— Екатерина Георгиевна, мое увлечение наскальным искусством началось не без влияния ваших книг — скажем, "Мифы в камне". А вас что потрясло в мире петроглифов? Почему вы ими стали заниматься?
— Ну, наверное, потому, что это очень красиво и загадочно. Если бы все в наскальных рисунках было понятно, вряд ли бы это меня сильно заинтересовало... Психологически, смотря на любое изображение, человек первым делом обращает внимание на знакомое: "О, это домик!" или: "О, это лось!" И на этом первом этапе люди часто покидают объект наблюдения, потому что они удовлетворили свое любопытство. Они все поняли. Для них не осталось вопросов. На мой взгляд, гораздо интереснее хотя бы следующая ступень. Знаете, один из основоположников нашей науки, талантливый филолог Михаил Иванович Стеблин-Каменский, как-то сказал, что, вероятно, нет науки, которая бы требовала большей эрудиции, чем сравнительная мифология, но в то же время нет науки более бесплодной... Он сказал это более полувека назад, но многое в его словах было и останется верным. Хотя за минувшие годы кое-что нам удалось понять, увидеть за "очевидностью" иную, магическую реальность. Так что олень может оказаться вовсе не "просто оленем", а лось и вовсе будет не лось, а солнечное божество. Вот это распутывание своего рода нити Ариадны, которая ведет нас в глубину веков, попытка найти правильное истолкование тому, что мы на самом деле видим в наскальных рисунках, — это очень увлекательно.
— Мы сразу заговорили о мифологии, хотя для многих будет удивительно узнать, что лось — это олицетворение солнца...
— Вряд ли нужно так все сразу обобщать. Хотя чем больше знает человек о контексте произведения искусства — тем лучше он его понимает. Для начала надо понять, что петроглифы, выбитые или нарисованные на камнях, никогда не делались "просто так", только из тяги к прекрасному, из одного желания человека "порисовать". Ибо сама структура древнего искусства не полностью симметрична тому, что мы сейчас понимаем под понятием "искусство". Специалисты, характеризуя древнее искусство, говорят о нерасчлененности первобытного сознания. Мифические и познавательные мотивы, передача охотничьей и бытовой информации — все это в первобытных произведениях находится еще в состоянии нерасчлененного единства: мы можем представить себе древнее искусство в виде сферы — и тогда какой стороной мы будем поворачивать ее, ту реальность мы и будем воспринимать. Жизнь человека в первобытной космогонии протекает в "среднем мире". Скажем, на Чукотке есть река Пегтымель. Ее петроглифы — это самый северо-восточный ареал распространения наскальных рисунков в России. И больше всего на Пегтымеле изображено северных оленей — ведь они были главным животным для обитателей тундры. Среди знаков, покрывающих участки скал над рекой, есть и изображения морского зверя, и охоты на него, и, при внимательном рассмотрении, проводники в мир духов — люди-мухоморы, но олени превалируют.
Но при этом ряд признаков свидетельствует о том, что, несмотря на "приземленность" — в буквальном смысле, ибо "средний мир" — это земля, — пегтымельских изображений, это место функционировало как своего рода святилище на протяжении тысяч лет, хотя вокруг нет оседлого населения — до сих пор это территория кочевого образа жизни. В чем здесь возможная интрига, так сказать? В том, что до сегодняшнего дня в окрестности Пегтымеля приходят люди в сезон, когда происходят календарные праздники. Они приходят сюда пешком, приезжают на оленьих упряжках — может быть, для того, чтобы встретиться и пообщаться, может быть, затем, чтобы по-своему отметить "поворотные" места в круговороте года.
— А вам встречались изображения "среднего мира", за которыми стоит необычная реальность? Иначе говоря, глядя на них, мы наверняка не угадаем заключенного в них смысла и тем самым непроизвольно донельзя упростим их?
— Не будем забывать, что первобытный миф одухотворяет все каменное творчество. А для носителей традиционной культуры миф, как говорил Юнг, имеет жизненно важное значение. Если племя теряет свое мифологическое наследие, оно распадается и разлагается, как человек, который потерял бы свою душу. Поэтому неудивительно, что именно на мифе замешено почти все петроглифическое творчество. А хорошей иллюстрацией к вашему вопросу может служить Бейская стела, найденная в Хакасии и установленная ныне в краеведческом музее в Абакане. Стела представляет собой плоский камень, имеющий две поверхности, покрытые множеством петроглифов. На первом фасе стелы глаз без труда найдет в верхней части птицу, напоминающую ворона, а ниже — множество оленей, один из которых выделяется царственной осанкой, необыкновенно длинными, ветвистыми рогами и тщательно выполненным, очень выразительным украшением туловища. В самом низу стоят молодые олень с оленихой. Вторая плоскость сложнее для восприятия: включив воображение, сверху можно разобрать выполненные завитками фигуры все тех же оленей, ниже — изломанную, с нарочито свернутой задней половиной фигуру лошади; затем — трех быков: если приглядеться, их рога имеют форму полумесяца, а между концами каждого полумесяца горит звезда; утку и последнее, почти фантастическое существо: благородного оленя с раскидистыми рогами, который несет в себе утку, а помимо утки еще и утиное яйцо с готовым вылупиться птенцом, изображенное на бедре оленя. Такой вот анимализм. Что, однако, значат символы, заключенные на двух сторонах стелы? Итак, ворон. В мифологиях народов Северной Азии и Северо-Западной Америки ворон выступает первотворцом-демиургом: он создает свет, небесные светила, землю, людей, растительный и животный мир. Он также является посредником между небом, землей и "нижним миром". Не случайно он помещен в верхней части композиции. Образ златорогого оленя с ветвистыми рогами — символ космоса; его тело украшено завитками, изображающими сияние солнца. Лошадь с перекрученным туловищем, безусловно, животное, принесенное в ритуальную жертву. Лошадь, в особенности белая, была одной из самых почитаемых жертв, поскольку белый конь был сыном верховного божества Ульгеня. Быки с лунными рогами олицетворяют лунное божество. Утка, в отличие от ворона, символизирует земной мир со всеми его горестями и радостями. И, наконец, благородный олень с уткой и яйцом внутри символизирует Вселенную, неустанно порождающую — от яйца до живой утки — весь видимый земной мир. Иначе говоря, смысл петроглифов на Бейской стеле не в анимализме, не в изображении животных как таковых, а в раскрытии, с помощью зоологического кода, мифа о сотворении мира и устройстве мироздания. Так примерно можно интерпретировать этот сюжет.
— Можно ли говорить о петроглифах как о каком-то универсальном языке?
— Наверное, мы можем говорить об этом как о языке, но, как и любой язык, с одной стороны, он универсален — ибо это инструмент общения, коммуникации, самовыражения. Но, с другой стороны, это не значит, что носители разных языков понимают друг друга, ведь человечество сформировало огромное количество языков. В изобразительном языке ставшие экзотическими из-за смены климата или вымершие животные могут быть восприняты лишь как фантастические персонажи, роль которых к тому же не ясна... Например, львы, мамонты, носороги в современной Северной Евразии, образы которых многочисленны и выразительны в искусстве каменного века.
— А, с другой стороны, изображения людей-мухоморов понятны что на Чукотке, что в Туве, что в Америке, где есть древнее изображение ритуальной пляски с галлюциногенными грибами в руках людей с "грибными" головами...
— Ну, люди всегда находили средства для первобытной магии, которая была немыслима без измененного состояния сознания. Одним из таких средств у народов Севера и Сибири был мухомор. Любопытно, что научный сотрудник Гарвардского ботанического музея Р.Г. Уоссон на основании анализа древнеиндийских источников решил, что знаменитая сома "Ригведы" представляет собой не что иное, как мухомор, что именно сому называли "священным грибом бессмертия". Действительно, согласно описанию, это растение без листьев, цветов, плодов и корней, но зато у него есть ножка и голова. Сома представлялась солнцеподобной; соки ее называли золотистыми. Мухомор, как галлюциногенное средство, помогал шаманам в камлании войти в экстаз и перенестись в другой мир. В отличие от Сибири, где мухомор употребляли преимущественно шаманы, на Чукотке и на Камчатке мухоморы были достоянием каждого.
Не менее интересно и то, что петроглифические люди-мухоморы — это вовсе не шаманы и не простые люди, отведавшие гриба. Согласно представлениям чукчей, после употребления мухоморы сами являются к людям в странной человекоподобной форме. Это не духи, это именно мухоморы как таковые. Они-то и изображены, видимо, на скалах. Количество их соответствует тому, сколько их съел человек. Если один мухомор — увидит одного мухоморочеловека, если съел два-три, то увидит столько же. Мухоморы берут человека за руки и уводят его, проделывают с ним самые невероятные вещи. Пути мухоморов извилисты. В мифах рассказывается, что они посещают страну мертвых — так пишет замечательный этнограф Юрий Симченко.
— Я подозревал, что этим-то дело и кончится. Но мы уклонились в сторону. Меня то ли поражает, то ли забавляет, сколько петроглифических образов трактуется "с позиций сегодняшнего дня" совершенно превратно. Я был в Азербайджане на Гобустане, видел там множество "солнечных ладей". В свое время их видел и знаменитый путешественник Тур Хейердал. Он усмотрел в них полное сходство с ладьями викингов и стал всячески "обручать" викингов с Каспийским морем: то ли они ходили в Азербайджан, то ли сами были отсюда родом. "Солнечная ладья" — это схематически изображенная лодка с солярным символом на носу, в которой так же схематично, вертикальными черточками, изображены люди. Неожиданно в вашей книге я прочитал, что "солнечные ладьи" — это лодки мертвых, переправляющие в сторону заката тех, кто покинул этот мир. И изображения такого рода встречаются и в Скандинавии, и в Азербайджане, и в Сибири.
— Мифологический мотив переправы в другой мир универсален: через Древнюю Грецию он дожил до наших дней, во всяком случае, понятия "Стикс" или "ладья Харона" для образованных людей не надо расшифровывать. В древности в царство мертвых попадали либо на лодке, либо на колеснице, либо на оленьей упряжке. Обряды похорон или сожжения в ладье — общеизвестны. Любопытно, что, впервые увидев на Онежском озере схематические изображения погребальных ладей, первооткрыватели онежских петроглифов, К. Гревингк и П. Швед, приняли их один — за "линейку", а другой — за пилу. Вопросы стали появляться, когда посчитали количество гребцов в лодке. В древности это могла быть только лодка, выдолбленная из одного ствола. На Онеге встречаются лодки с 21 человеком на борту. А на нижнем Амуре — с 34! Известный исполинский челн IV–III веков до н.э., обнаруженный в Дании, был длиной 15,3 метра и рассчитан только на 20 человек. Если размеры лодки увеличить в полтора раза, она будет весить около тонны, что вряд ли актуально для технологий древности. И тогда явилась мысль, что речь на самом деле не о лодках. Вернее, не только о них. Речь идет о переходе в иной мир. Мертвецов в сторону заката всегда доставляет перевозчик — Харон в греческой традиции, индийская Сатьявати, алтайский владыка подземного царства Эрлик... Лодки, конечно, хороший пример. Но готова поспорить, что вы сами испытаете трудности в истолковании некоторых самых простых рисунков. Вот, к примеру. Что, повашему, здесь изображено?
— Две женщины в характерных одеждах, в полосатых юбках ведут на поводу двух быков. Но поскольку я не знаю, ни кто эти женщины, ни кто эти быки, я не знаю ответа.
— Ваша осторожность вас не подвела. Одежда действительно имеет значение. Так в петроглифической традиции Сибири изображали мифологические образы женщин-прародительниц, от которых возникли потом целые племена и народы. Богиня-Мать всегда была в мифологии верховным женским божеством и главным персонажем культа плодородия на Древнем Востоке. На стенных росписях святилища Чатал-Хююк в Малой Азии богиня плодородия показана закутанной в клетчатое покрывало. Она стоит с воздетыми руками в позе заступнической молитвы. В памятниках шумеро-аккадского искусства также встречаются фигуры с воздетыми руками в длинных клетчатых юбках в окружении быков и других животных. Разумеется, надо учитывать, что эти аналогии относятся к разным культурно-временным пластам, но, как полагают ученые, сходство в иконографии "великих матерей" в различных регионах обусловлено общностью древнейших мифологических представлений...
— А как же бог-отец?
— Вы сами понимаете, что Великая Мать — это только половина вопроса. Для древних было универсальным представление о первоначальном разделении хаоса на две половины — часто они воспринимались как оппозиции мужского (созидающего, позитивного) и женского (разрушающего, негативного) — и, соответственно, о возникновении неба и земли, праотца и праматери и их слиянии как супружеской пары. В мифологии сибирских народов Богиню-Мать заменили образы женщин-прародительниц, а фигуру Отца-Неба — бык, древнейший символ мужской силы.
Корни мифологемы "женщина — бык" уходят в палеолитическую древность. Античные мифы о связи женщины с быком хорошо известны. А что касается изображения этой пары женщин с быками, в 1988 году найденного на скалах Бижиктиг-Хая на верхнем Енисее, то с большой долей уверенности можно сказать, что это матери-прародительницы ведут за собой своих суженых и что перед нами две потенциальные брачные пары.
— Я бы не догадался. Я почему-то всегда полагал, что "священный брак" изображается между человекоподобными существами. По крайней мере, в Карелии это так.
— В поздней мифологической традиции образ зверя вытеснился, и "священный брак" становится уделом антропоморфных персонажей. Сейчас изображения подобного рода вызывают большой, я бы даже не побоялась сказать — ажиотажный интерес. Их печатают на туристических футболках, на открытках, объединяя все скопом, так что получается какая-то оргия древнего племени. Но в действительности изображений такого рода очень немного, они штучные, просто они настолько очевидны, что неизбежно будут привлекать внимание. Тем более что кажется, будто их легко интерпретировать. Хотя повторюсь, мы никогда не сможем достоверно понять, что же они значили для тех, кто их изображал. Из туристического оборота, как правило, исключены сцены, где действующих лиц не двое, а трое. Третий участник — это обыкновенно вооруженный луком или палицей мужчина, поражающий стрелой или дубиной брачных партнеров. Исследователь алтайских петроглифов Владимир Кубарев называл такие композиции "любовным треугольником" и полагал, что этот устойчивый сюжет иллюстрирует древнейшие пласты героического эпоса, где герой, преодолевая различные препятствия, добывает себе невесту. Но опять-таки, об этом мы можем говорить только с большей или меньшей степенью вероятности.
— Вы постоянно говорите на языке вероятностных представлений: "очевидно", "возможно", но ничего не утверждаете прямо.
— В каком-то смысле весь наш язык есть язык вероятностных представлений. Даже мы, люди примерно одного социального круга, говоря на одном языке, не всегда понимаем друг друга идентично. На наше восприятие накладываются смысловые "фильтры" нашего профессионального, личного, коллективного опыта. Что же говорить о том, когда мы обращаемся к изобразительному языку людей, живших в другой культуре тысячи лет назад? Разумеется, во всех наших выводах и построениях какая-то форма условного наклонения должна быть использована. Как и в жизни, в изобразительном языке повседневный опыт человека переплетается с его духовным, ритуальным опытом. Но древнее искусство синкретично; в нем духовная сторона жизни не отделена от мистической, и мы не можем разложить все по полочкам и сказать: вот здесь у нас — сфера повседневного, а здесь — сфера сакрального. Возьмем, к примеру, представления о солнце. Относятся ли они к сфере повседневного? Ну конечно. Солнце всходит и заходит каждый день, от этого зависит вся жизнь человека. Однако для наших предков было, очевидно, важно знать: куда исчезает солнце, когда наступает ночь, и откуда появляется в час восхода? Почему зима сменяет лето, и наоборот? И здесь уже начинается миф о погоне за солнцем. Академик Окладников писал, что, по верованиям лопарей, божество грома Арома-Телле в образе гигантского охотника ростом с десять старых сосен гонится за таким же чудовищным оленем с черной головой и золотыми рогами, который и олицетворяет собой солнце. Увидеть этого оленя нельзя — ослепнешь. Услышать грохот его копыт тоже нельзя — оглохнешь, если кого-то коснется дыхание зверя — тот навсегда онемеет. Самого же бога-громовержца тоже нельзя увидеть, он слишком велик. Видны лишь молнии — стрелы, которые он мечет в оленя. От исхода этой страшной космической битвы, продолжающейся тысячи лет, зависит судьба мира — для лопарей нет сомнения, что Вселенная погибнет, когда солнце (олень) станет жертвой космического охотника.
Попробуйте представить этот миф в рисунке — и у вас сразу исчезнет однозначность толкований. В этом варианте солнечного мифа солнце преследует бог-громовержец. А в Сибири в том же самом сюжете "великой погони" могут участвовать дракон — драконоподобные существа зафиксированы, например, на верх ней Лене и на Енисее, — или неопределимые одним словом гигантские чудовища, или, чаще всего, космический медведь, который гонится за солнцем по небосклону, или небесный охотник на лыжах: в этой системе понятий Млечный Путь не что иное, как след лыж, оставленный преследователем на небосклоне. А в долганской сказке рассказывается о мальчике, которому было велено узнать, куда солнце исчезает после заката: идет ли поверху или опускается в море-океан. Мальчик отправился в путь и достиг края земли, скалистого мыса, на котором он обнаружил лосиные кости, наполовину истлевшие. Он собрал их, оживил лося и увидел, как солнце на закате опустилось в море. Но на восходе он увидел сразу два солнца: одно поднялось из вод моря на небо, а другое продолжало быстро приближаться к нему под водой. Мальчик пригляделся — и увидел под водой моря оживленного им лося, рога которого сверкали золотым светом. Таким образом, оживленное мальчиком божество-покровитель — космический лось — оказывается самим солнцем. Было бы невероятно трудно восстановить детали этого мифа только по наскальным изображениям. К счастью, долганы сохранили в устной традиции сказку — очевидно, сложенную еще в каменном веке и дожившую до наших дней, — которая объясняет многие детали этого солнечного мифа. Заметьте, мы говорим сейчас лишь о солнечном мифе и разных его изводах, опуская целые пласты мифологических представлений, существующих по этому поводу. А поскольку все сознание первобытного человека было мифологизировано, мифам нет числа, и мы, в какой-то мере, изучаем только их осколки, сохранившиеся в наскальной живописи. А если бы мы взялись хотя бы бегло очертить все мифологические представления, "закодированные" в наскальных рисунках — то у нас не хватило бы места не только в журнале, но и в самой всеобъемлющей научной монографии.
— Наша беседа так коротка, что мы даже не обратили внимания на столь важные в петроглифической традиции образы, как "солнцеголовые", "великаны", не попытались раскрыть личины владык "верхнего" и "нижнего" миров, изображения шаманов, "живых черепов" и массы непонятных знаков, о которых ничего нельзя сказать, если не знать, что вот эти кружочки — следы коня героя очередного героического эпоса, а эти крапинки — карта звездного неба с различимым на ней Млечным Путем и "домами" богов...
— Увы, несмотря на горы литературы по толкованию мифов и великолепных мастеров этого жанра, главное в древних мифах остается загадочным... Скажем, верно ли, что пробитое в камне отверстие предназначено для привязывания скота? Не много ли скотине чести? Или это каменное кольцо выдалбливалось специально для жертвенного животного? А может быть, эта дырка — инструмент космической оптики (что нередко встречалось у древних)? Или просто священная дыра — Пустота, мать всего сущего? Но это уже философия в камне — а уровень обобщений такого рода, похоже, и не подозревается теми толкователями наскальных изображений (а их большинство), которые предлагают видеть в петроглифах только "наивное искусство".
— Как правильно относиться к петроглифам?
— Памятники наскального искусства, которые концентрируют в себе весь опыт наших предков, их религиозные, мифологические представления, функционируют в течение веков и тысячелетий, это, говоря нашим языком, "сильные", намоленные места, которые часто используются даже при смене населения новыми обитателями тех же ландшафтов. Это места, отмеченные особым присутствием божества, они выразительно красивы, в них как-то особенно чувствуется природа...
И при этом, без сомнения, это места первобытных ритуалов, которые могли повторяться периодически, а могли, как, например, посвящение подростка в воины (охотники), случаться только один раз в человеческой жизни... Все это — теперь наше достояние. Его надо беречь, как бережем мы библиотеки, хотя сегодня с помощью компьютера можно — но я этого не могу себе представить — обойтись и без них. Совсем недавно, буквально перед Новым годом, горный массив Оглахты в Хакасии был включен в предварительный список культурного и природного наследия ЮНЕСКО, и этому невозможно не радоваться.
Что принципиально недопустимо в отношении петроглифов? Пренебрежительное отношение к ним как к некоему допотопному искусству и упрощение в их толковании: люди уповали на долговечность камня, чтобы донести в далекое будущее свои самые важные мысли, свои самые смелые прозрения, весь свой мифологический багаж, весь свой опыт... Мы не знаем, какие народы создавали эти памятники. За тысячелетия они давно переплавились в бурлящем демографическом котле планеты Земля. Сейчас мы имеем своего рода мир наскального искусства, который не знает политических и государственных границ — и вот это по-своему окрыляет. А то, что наши исследования объединяют мировое сообщество очень интересных людей, внушает надежду, что все еще не так плохо в нашем мире, готовом сорваться с катушек...
— Последний вопрос: а что это за крылатое существо из арсенала древних изображений украшает вашу визитную карточку?
— Это изображение — две вертикальным ярусом расположенные антропоморфные личины с крыльями, опирающиеся на солярный символ (круг с точкой), — выбито на скалах верхнего Енисея, и его можно считать нашим "родовым гербом" — изучение наскального искусства, погоня за его утраченным смыслом у нас семейная традиция. Но чтобы поймать путеводную нить в этом поиске, нужны и окрыленность, и вдохновение, и опора.