(Хроника одного уголовного дела)
11
Следствие. Вы когда-нибудь играли в карты? Если да, то, наверное, знаете, каково сидеть против шулера, который, владея краплёной колодой, подкладывает себе лучшую масть, заглядывает вам в карты, по ходу игры произвольно меняет правила, а в конце партии может вдруг, по своей прихоти, изменить и результат, если, паче чаяния, он не окажется в его пользу. При полной уверенности в своей безнаказанности.
Эта часть текста публиковалась ранее, поэтому вынужден всю её дать в виде цитаты - иначе робот будет недоволен.
Начало. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8.Часть 9. Часть 10. Часть 11.
А теперь представьте себя (б-р-р-р-р-р!!!) подследственным. Или хотя бы свидетелем. Вы сидите напротив следователя, который задаёт вам разные вопросы. Вопросы хитрые, боковые, с подвохом. Он часто повторяется, отвлекается не несущественные моменты, усыпляя вашу бдительность, стараясь выудить из вас информацию, которую вы, по какой-то причине, не хотите ему рассказать. Либо постарается подтолкнуть сказать что-то такое, что потом так или иначе обязательно будет использовано во вред вам или близким вам людям и истолковано наихудшим для вас способом. Не стесняется угрожать, если допрос проходит без присутствия адвоката, или, как это иногда случается, адвокат является союзником его – следователя[1], а не своего подзащитного. При всём этом в протокол будет записано только то, что покажется нужным следователю – всё остальное просто повиснет в воздухе…. Легко и непринуждённо следователи идут на любые недозволенные приёмы – например, будущего обвиняемого долго держат в ранге свидетеля, обещая сохранить этот статус в случае дачи нужных показаний. Не обязательно – правдивых, но, обязательно, нужных следователю. А потом, получив желаемое, вдруг предъявляют ему обвинение, обещая, что он отделается условным сроком, если на суде подтвердит всё, сказанное на следствии. Надо ли говорить, что и это обещание остаётся невыполненным…. Есть в их арсенале множество других подлостей, которые порядочному человеку даже в ночном кошмаре вряд ли привидятся. Никогда! Подчёркиваю – никогда не верьте следователям и прокурорам, ибо нет среди них ни Пал-Палычей Знаменских[2], ни Шуриков Томиных,… нет и не может их быть в реальных, не книжно-телевизионных, условиях. Нет им места в современных правоохранительных органах. Всё, сказанное вами, будет обращено против вас. Именно поэтому, как сказал мне в частном разговоре знакомый работник прокуратуры, в тюрьмах находится до тридцати (!!!!) процентов невиновных. Не совершавших вменённого им преступления, или совершивших заведомо менее тяжкое. И мало кого из следователей-прокуроров-судей гложет совесть. Ибо – профессиональная деформация.
Комментарий адвоката. Настоящий, не выдуманный. Дословно: Всё верно, к тому же у них отчётность – своего рода план по составам преступлений, а также по тяжким, особо тяжким, связанным с несовершеннолетними и др. Чем круче состав, тем лучшие показатели. При этом требований в кодексе об объективности и правдивости нет, якобы состязательность… даже следствия; и следователь должен грузить всё, что есть и более, со ссылкой обывателю – суд, мол, разберётся, ничего страшного. А потом в суде исполняют все пожелания прокурора от имени этого следователя.
Одним из важных приёмов следствия служит также давление на всех, кто имеет какое-то отношение к защите – на свидетелей, на родственников, на друзей, … имеющих возможность хоть как-то облегчить положение подследственного. Столкнувшись с этим на практике, я очень долго не мог понять причин, мотивации такого давления. Понимаю, хотя, разумеется, не оправдываю, давление на самого подследственного – его подозревают в преступлении и хотят добиться от него правдивых (точнее – нужных!) показаний, но зачем давить, причём с причинением реально значимого экономического и физического ущерба, на свидетеля? В рассматриваемом деле я, хотя и проходил свидетелем, но совершенно боковым, не имеющим прямого отношения к сути расследуемого преступления. Тем не менее, давление это более чем явно ощущалось в течение всего периода следствия, и давление сильное[3]. И лишь в апреле, когда дело готовилось к передаче в суд, до меня, наконец, дошёл смысл этого действия… мотив оказался прост, как апельсин – выбить из защищающейся команды наиболее активного игрока. В самом деле – вся организация защиты лежала на мне, поскольку Лёнька был законодательно – по постановлению суда от восемнадцатого декабря 2015 года – ограничен в связях – то есть был лишён любой возможности общаться с теми, кто был хоть сколько-нибудь в курсе дела, и любые контакты его с внешним миром могли осуществляться только через меня или адвоката, который, к тому же, оказался игроком обеих команд[4]. Если бы следствию удалось полностью выбить меня из обоймы, Лёнька остался бы совсем один против всей команды обвинения, что, собственно, и было целью давления.
Добавлю ещё одну мелочь: допрашивая меня тридцатого декабря 2015 года, Остапенко, как положено, предупредил, что согласно статье 51 Конституции России, я могу не свидетельствовать против самого себя и ближайших родственников, но «забыл» предупредить, что, получив статус свидетеля, я автоматически теряю право стать впоследствии общественным защитником, что могло реально пригодиться в будущем. Если бы я знал о существовании такого правила, я бы сразу отказался отвечать на вопросы, и никто бы не смог меня заставить. Ибо в этом деле я мог быть гораздо более ценен именно в качестве защитника, чем свидетеля практически не важного обстоятельства. Мелочь?
[1] Как оказалось, это случается не так уж редко – в нашем деле из четырёх, участвовавших в нём адвокатов, двое оказались именно такими, работавшими не столько в интересах своих подзащитных, сколько в интересах следователей и прокуроров. C'est La Vie, как говорят французы.
[2] Для тех, кто не знает – следователь Пал-Палыч Знаменский, опер Александр Николаевич Томин и эксперт Зинаида Яновна Кибрит – знаменитые ЗНА-ТО-КИ из советского телесериала «Следствие ведут знатоки», отличавшиеся, помимо высочайшего профессионализма, выдающимися человеческими качествами, не позволявшими не только обманывать кого-либо, но даже вести следствие, если они вдруг заподозрят в необъективности самих себя….
[3] Подробности – по ходу повествования, с полным соблюдением хронологии.
[4] Помимо халатного выполнения обязанностей по защите, Сатокин был уличён в худшем, в чём только можно обвинить адвоката: в одной из бесед я услышал из уст следователя Кривиной информацию, которую перед этим говорил только Андрею Николаевичу,… и мне не важна степень случайности и даже степень важности этой информации… достаточно самого факта. От услуг Сатокина пришлось отказаться. С омерзением.