(Хроника одного уголовного дела) Начало. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5.
6.
Мир рухнул. Лишённый возможности работать, убитый горем, в полной власти совершенно непонятных, но однозначно ужасных перспектив, я, наверное, со стороны выглядел каким-то пришибленным. Практически всё время валялся на диване в состоянии между полусном и явью. Больше недели вообще ничего не ел – попросту не мог заставить себя. Это, в какой-то мере, было даже полезно, ибо у меня двадцать с лишним килограммов избыточного веса, и за неделю я «полегчал» на пять-шесть единиц… но вдруг, практически в один день, резко упало зрение – даже в очках, которые я раньше надевал только для чтения мелкого шрифта или при недостаточном освещении, не видел даже обычного, книжного. Забегая вперёд, скажу, что позже, когда усилием воли удалось заставить себя сначала пить чай с сахаром, а потом и понемногу и есть, зрение восстановилось почти полностью, хотя процесс этот затянулся не на один месяц.
Потянулись одинаковые дни, которые почти не отличались один от другого. Каждый день приходили работники уголовной инспекции для проверки пребывания Лёньки в положенном ему месте…. В понедельник пришли из ФСИНа и надели на его ногу браслет – устройство, подающее сигнал тревоги при выходе за границы разрешённого периметра. Браслет не мешал практически ничему – в нём даже можно было мыться под душем, но, прежде всего, он стал символом несвободы. К тому же из-за мороза – декабрь всё-таки – при настройке пластмассового тюремщика Лёнька не стал выходить на балкон, о чём потом жалел почти всю весну и лето, выдавшиеся в этом году на редкость жаркими. А во вторник пришёл мастер из «Телекома» и установил телефон, которым за всё время никто так ни разу и не воспользовался… вот только платить приходилось ежемесячно.
Ещё одной проблемой стало то, что Але пришлось отдать свой телефон Никите, поскольку в наше время отпускать ребёнка из дома без телефона было нельзя никак, а его собственный валялся в кабинете Остапенко.
Почти каждый день ко мне приходил кто-то из друзей поддержать, что-то посоветовать, предложить помощь. Чаще всех, разумеется, приезжал Саша. В эти минуты ко мне возвращалась ясность мышления и мы с ним искали какие-то выходы из положения. Тщетно. Хуже всего было то, что мы не знали, чем располагает следствие и очень невнятно представляли то, что произошло на самом деле – Лёнька рассказал о событиях только в общих чертах, поскольку, с одной стороны, не совсем понимал ещё всю серьёзность настигшего его бедствия, а с другой – был подавлен арестом и таким же полным непониманием своего будущего. В те дни это будущее рисовалось ему, да и нам всем, пусть и страшным, но всё же гораздо лучшим, чем оказалось на самом деле.
Всего один раз за десять дней на несколько минут заехал адвокат – уточнить у Лёньки какие-то детали, но и от него мы никакой ясности не добились. Не удавалось толком поговорить с ним и по телефону – чаще всего он просто не брал[1] трубку, а когда вдруг удавалось дозвониться, отвечал односложно и стремился поскорее прекратить разговор. Самое худшее в этом было то, что ни разу не получилось обсудить с ним создавшееся положение нормально, не на бегу, хотя ситуация требовала от нас согласованности действий, выработки, хотя бы в общих чертах, стратегии защиты, правильной линии поведения в разговорах со следователем. А вот с Остапенко я говорил по телефону почти каждый день, осаждая просьбами вернуть компьютер, чтобы получить возможность зарабатывать на хлеб… и на адвоката. Дело в том, что мой основной и почти единственный источник дохода – продажа написанных и изданных мной книг, а две-три предновогодние недели обычно давали до четверти годового заработка. Напомню, что компьютер у меня изъяли восемнадцатого декабря…. Каждый день оборачивался большими убытками, а Остапенко снова и снова обещал, что скоро-скоро всё проверят и вернут,… но и на следующий день ситуация не менялась.
[1] Позже выяснилось, что это был… запой. Ситуация эта потом неоднократно повторялась.