(Хроника одного уголовного дела)
Начало - ЗДЕСЬ.
2
Утром меня разбудил телефонный звонок. Звонил Лёнька. Он сообщил, что находится в отделении полиции, что в трёх километрах от моего дома, и попросил принести ему воды и чего-нибудь поесть. Тогда же он рассказал, в чём конкретно его обвиняют. Выражаясь казённым языком[1], ему вменялось в вину преступление, предусмотренное частью пятой статьи сто тридцать четвёртой Уголовного Кодекса Российской Федерации, иными словами – в совершении полового сношения с несовершеннолетней, не достигшей шестнадцатилетнего возраста, совершённое группой лиц по предварительному сговору. Несмотря на страшные санкции, предусмотренные этой статьёй, это было всё же лучше, чем я предполагал раньше – изначально обсуждалась гораздо худшая статья – сто тридцать первая[2] – «изнасилование несовершеннолетней»… гораздо худшая с любой стороны[3]. Не знаю, уместно ли в этой ситуации произнести слово «к счастью»…. И ещё. Важное. Он написал явку с повинной[4]. Ещё вчера – через два часа после задержания.
Кое-как продрав глаза, я помчался в отделение. Спросил у дежурного, что можно передать и возможно ли увидеться с сыном. Оказалось, что можно всё, кроме спиртного. Для остальных продуктов ограничение было только по упаковке – нельзя приносить ничего в стеклянной или металлической таре. Спиртное Лёнька не употреблял никогда вообще[5], а всё остальное я легко нашёл в супермаркете в сотне метров от отделения. На второй вопрос, увы, ответ был отрицательным.
Домой я возвращался со смешанными чувствами: с одной стороны я точно знал, где находится мой сын и смог передать ему самое на тот момент необходимое,… с другой – не удалось увидеть его даже краешком глаза, понять, в каком состоянии он, чем ещё ему можно попытаться помочь.
Через час или полтора после возвращения домой мне позвонил Сатокин. Сказал, что расследование уголовного дела поручено следователю по особо важным (!) делам Валерию Андреевичу Остапенко, что завтра (восемнадцатого декабря) в пятнадцать часов будет судебное заседание об избрании меры пресечения, и что мне будет надо там присутствовать. Со своей стороны Андрей Николаевич гарантировал, что, несмотря на формальное требование следователя о взятии под стражу, будет удовлетворено ходатайство защиты об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. И просил приготовить очередные пятнадцать тысяч за свои услуги. Однако…. Чуть позже он позвонил снова и сказал, что если я хочу увидеть Лёньку, то должен к восьми часам вечера подъехать к Изолятору Временного Содержания, объяснив, как туда добраться.
Ноги в руки… в назначенное время я мерил шагами коротенькую площадку перед входом в ИВС. Ждал долго. Замёрз. Через какое-то время подъехала красная недорогая[6] иномарка, из которой вышел молодой человек лет тридцати пяти, с которым была девушка в красной куртке. Он подошёл ко мне и спросил, не подъехал ли ещё Сатокин. Я догадался, что это был Остапенко. И не ошибся. Сатокин подъехал ещё минут через пятнадцать на такси. Они о чём-то поговорили между собой, потом Андрей Николаевич сказал мне, чтобы я ехал домой, сам сел в машину к следователю, и они все трое уехали. Сына я в тот день не увидел. Как оказалось, его из отдела полиции в ИВС так и не привезли. Не помню, как я дошёл до автобусной остановки….
Дальнейшие события этого дня напрочь выпали из моей памяти, как ни пытался я впоследствии их восстановить. Со слов жены знаю, что кому-то звонил, с кем-то спорил, на автомате делал какие-то текущие дела по работе…. Ко мне кто-то приезжал, я несколько раз выходил во двор поговорить. Когда весь этот бедлам, наконец, прекратился, вторая ночь, по сумасшествию мало уступавшая первой, уже подходила к концу. Совершенно обессиленный, я, с распухшей от боли головой, рухнул на диван, чтобы кратко забыться тревожным сном.
[1] Учитывая сюжет повести, нам часто придётся прибегать к этой форме повествования и в дальнейшем, ибо иногда сухие строчки кодексов, законов и инструкций говорят больше, чем самые изощрённые литературные приёмы.
[2] Именно эта статья записана в соглашении с адвокатом, которое сохранилось до сегодняшнего дня. То ли я слишком сумбурно изложил ему суть проблемы в ту роковую ночь, то ли он сам так решил, чтобы пуще прежнего привязать меня. Впрочем – напрасно – в тот час я ещё не знал номеров статей, и плохо понимал, чем 131 УК отличается от 134 УК.
[3] Уверен, что это ясно каждому нормальному человеку… даже без юридического образования.
[4] Как мне рассказал потом Лёнька, явка с повинной была написана фактически под диктовку задержавших его оперов, которые «подсказывали» ему, что и в каких выражениях следует писать, и грозили принести ведро с вазелином, если он будет проявлять самодеятельность. Эх… если бы он тогда понимал, как важны эти формулировки… но подсказать было некому – допрос проходил без присутствия адвоката. Позже, именно на этом материале были построены и все последующие допросы. Собственно, весь ход уголовного дела – до обвинительного заключения и приговора – был определён именно тогда.
[5] Если подходить абсолютно строго, то однажды, в пятилетнем возрасте, он взял со «взрослого» стола рюмку водки и выпил её. Судя по его словам, последствия именно этого события послужили причиной полного и абсолютно неприятия алкоголя – до того ему не понравился результат «дегустации». Также никогда в жизни Лёня не курил – даже не пробовал. О наркотиках, разумеется, даже и речи не могло быть.
[6] Я не водитель, машины у меня нет и никогда не было, а потому я не слишком хорошо разбираюсь во всём многообразии современных средств передвижения, но отличить бюджетную лошадку от дорогого джипа всё же умею.