Я сама не заметила, как провалилась в сон. Какие-то образы всплывали и тут же рассыпались в моем сознании. Вот я будто бы опять в парке, опять фата, белое неудобное платье, опять сильный ветер и мама, говорит, что это плохой знак.
И тут же все расплывается, и будто в «Восточной сюите» Кандинского, краски на холсте изгибаются, образуя невнятные неяркие образы. Потом вновь проступает четкость, и папа просит меня вернуться домой, показывает какие-то газеты с напечатанными в них моими рассказами, я не слушаю его и смотрю вперед, а там, за его спиной раскинулась Красная площадь.
Так странно, вот она, Москва, совсем рядом, просто сделай шаг и окажешься там. Храм Василия Блаженного с его игрушечными куполами, такими яркими и будто сделанными из зефира и пастилы, так и манит меня. Я смотрю на Москву, даже не на Москву, а на ощущения Москвы, но при этом я понимаю, что что-то упустила, и коснуться ничего из того, что я вижу, уже не смогу. Папа что-то рассказывает и рассказывает… я просыпаюсь.
Уже настал день. Главное было перешагнуть порог в час дня, потом уже время пойдет быстрее. Я знала об этой, подмеченной мною еще со времен сессии, штуки. С утра до часу – время очень медленное (если контролируешь его), после часа дня и до шести – двигается значительно быстрее, а с шести и до девяти – пролетает практически незаметно. Я перевернула часы с божьими коровками – начало второго. Есть уже хотелось прям очень, но даже больше, чем есть, хотелось пить!
Кофемашина поглядывала на меня из кухни. Она знала, что чудесный, волшебный, крепкий, ароматный, божественный кофе, рождавшийся в недрах ее механизмов, был для меня сродни первому глотку воздуха после сна. Я иногда даже не разговаривала с Лешей (когда мы еще жили вместе), пока не выпивала свой утренний латте. И поэтому сейчас она, моя старая кофейная подруга, прошедшая со мной уже столько всего, стояла молча на кухонном столе и испытывающе ждала, выдержу я или нет.
«Да знаете что, еще неизвестно случится там что-нибудь или нет. А я уже, как дура, приняла этот обет молчания и голодания! Но там же не так уж и категорично было написано про питье. Голод я могу победить, но тягу к кофе…»
Что будет от одной-двух чашечек латте?» Я знала, что все равно смогу убедить сама себя в необходимости немедленного кофепития, найду весомые аргументы, и часом раньше или часом позже, но сорвусь. Так смысл тянуть? Выпью уже и покончу со всем этим.
Кофемашина послушно зажужжала, кофемолка где-то внутри нее, резко взялась за дело и через минуту-две черные струйки свежемолотого кофе полились в мою кружку.
Я пила свой запретный латте, смотрела в окно и думала почему-то даже не о сегодняшнем перемещении, или как там, переселении. Я совсем почему-то не волновалось о том, что должно случиться сегодня ночью. Я пила кофе и думала о Леше.