Крохотный остров-град Свияжск под Казанью 8 лет назад вдруг стал ужасно популярным. Туристов и паломников стало столько, что вход на целый остров пришлось оборудовать турникетами. Чтобы народ шел упорядоченно. И каждый гость, проходя мимо нарядных чистеньких и явно жилых домиков, думает: «Я бы хотел здесь пожить. Интересно, как это?» А вот так. «Площадь Свободы» узнала об этом из первых рук.
Каждое утро в 10:00 Гена Горохов идёт кормить голубей. У голубятни в это время пусто: люди появятся чуть позже. Когда возле теремка с птицами соберутся туристы, Гена с радостью расскажет им об английских типплерах и пермских высоколётных. Раз в полгода к Гене приезжают журналисты, им он демонстрирует внушительную пачку голубиных лекарств и рассказывает свою фирменную историю о том, как у семьи Гороховых появилась эта красивая голубятня.
Каждое утро в 10:00 дядя Саша выходит из дома и садится на скамейку у кафе «Свияга». Он проведёт здесь весь день — встретит туристов с утреннего теплохода и дождется вечернего рейса в Казань. Будет вспоминать прошлое, стрелять сигареты и мелочь, знакомить прохожих с любимой безухой кошкой. И не всегда будет понятно, о каком временном отрезке он сейчас рассказывает — случай это из жизни или цитата из учебника истории, правда или художественный вымысел.
Теплоход придет в 10:30. Остров оживёт и засуетится. Работники комплекса исторических реконструкций «Ленивый торжок» начнут развлекательную программу, художники разложат свои товары, экскурсоводы расскажут в микрофон всё, что знают об острове. К вечеру в распухшей от знаний туристической голове останутся только редкие даты, избранные фамилии и некоторые исторические факты.
1551 год — Иван Грозный, возведение города за четыре недели. 1918 — Лев Троцкий, децимация: расстрел в Свияжске каждого десятого солдата Красной армии из расквартированных тут частей. Тридцатые годы: сталинские репрессии. Сороковые: на острове содержится колония для военнопленных и красноармейцев. В 1957 году в результате наполнения Куйбышевского водохранилища Свияжск превратится в остров. Дамба с автодорогой появится только в 2008.
Дядя Саша, сидя на своем обычном месте, размечает территорию не хуже экскурсовода.
Там — Успенский монастырь: в советском прошлом детская трудовая коммуна, тюрьма, вплоть до начала 1990-х — психбольница. Тут — кафе «Свияга» с гостиницей: раньше — приют для слепых. На центральной улице — Музей Истории Свияжска: бывшая школа-интернат.
В 2010 году в полузабытом селе на острове началась новая жизнь: с дорогой, музеями и благоустроенными домами. Тогда республиканский Фонд «Возрождение» приступил к реализации программы сохранения и развития Свияжска. Теперь здесь проводят фестивали, регулярно устраивают праздники и круглый год принимают туристов. Сейчас в Свияжске живет около 250 человек. Из тех, кто помнит остров совсем другим.
Геннадий Горохов, 58 лет, владелец голубятни
— Я родился здесь. Семья была: пять детей, мама и папа. В третьем классе увлекся голубями. Сначала папа поймал голубя, потом брат стал ими заниматься, а потом и я. Не скажу, что учился хорошо, я же голубятник. Голубь всегда считался близким к Богу, к храму, понимаете? А коммунисты-то такого больно не любили. Меня даже в пионеры не приняли из-за того, что голуби у меня. И бабушка была боговерующая, ходила молиться, был у них здесь такой домик. Учителя всё это видели. Говорили мне: «Бросишь голубей — тогда в пионеры». Бабушка сказала: «Нет», и я сказал, что не брошу их.
Отучился восемь классов, а дальше — это сложный путь, долгая история (показывает на татуированную руку), понимаешь? А потом вернулся, и вот уже 30 лет с голубями.
Старая голубятня в старом доме осталась, там тоже голуби живут. В 2010 году приехал Минтимер Шарипович (Шаймиев, первый президент Республики Татарстан – прим. ред.), и началось это возрождение. Начали старые дома реставрировать, новые строить, людям квартиры давать. Когда нам давали, я сказал: “Спасибо, что переводите из старого дома и даёте все условия. А гули мои как? Можно я рядом с домом поставлю небольшую голубятню?». Можно, но всё по закону, по проекту. Вот я три с половиной года занимался этими бумажками. В 2015 году появилась новая голубятня.
Для жены, для женщины, квартира — это, конечно, очень хорошо. А для меня нет. Я в своем доме родился, я там вырос, привык к нему, да и сейчас я там. Сюда прихожу только за компьютер сесть, в душе помыться и переночевать. Тут, конечно, все условия: печку топить не надо, дрова готовить не надо, кнопку нажал, сколько надо тепла прибавил-убавил. Но там — в старом доме — воля. Понимаешь?
Сначала все жили в старых домах, дороги не было. На лодке едешь в Васильево, а обратно, если ветер раздулся, волны поднялись — как ехать? Вот я жену на сохранение увозил в Казань, знаешь как? На санки её посадил в четыре утра первого апреля и по морозцу на длинной веревке повез через Волгу. Почти ползком, промоина бурлила, жене сказал: «Закрой глаза». Со всех сторон вода, только одна дорога натоптанная у нас была, ни лошадь, ни мотоцикл, ничего по ней не проходило — только пешком. Это был 1991 год.
Работал в больнице хроников истопником — здесь же везде раньше печное отопление было. Работал там с 16 лет до 1991 года. А еще в школе-интернате — кочегаром, разнорабочим, всё приходилось делать. Многие с острова уехали, я родину не предал. И вот, пожалуйста: сижу на новой голубятне, вот квартира, кругом дома новые и туристы сюда сами едут. С острова мы с женой надолго не уезжаем. Только каждый август в санаторий в Васильево. Пять дней там живем, и меня уже домой тянет: как там мои голуби?
Голуби у меня всякие: типплеры английские, пермские высоколетные, арабы из Арабских Эмиратов когда-то завезенные. Друзья дарят, с другими голубятниками меняемся. Я эту голубятню специально для людей строил, чтоб голубей детям показывать. Сейчас же недоступны голубятни в городе. А здесь — вот они, смотри и фотографируй, пожалуйста. Бесплатно! На острове сейчас с мечом сфотографироваться — 150 рублей, а где-то и 350, а тут бесплатно. Только копилка на корм стоит: хочешь — копейку положи, а хочешь — 200 рублей.
Александр Курашов, 58 лет
— Здесь родился, здесь всю жизнь и живу. Нас у родителей пятеро было, я самый младший. Папа воевал, с войны пришел, у него потом фронтовая рана открылась, он умер. За ним мама умерла. Кладбище вон, на той стороне, через Свиягу: папа, мама, бабушка, дядя — все там.
Вот это школа на вас смотрит. Мы тут раньше учились в четыре смены. Я в дверь заходил, в окошко вылазил — всё равно двойки. Думаю: «Что мне учиться? Пойду лучше на работу устроюсь». Да и отец говорил: «Сам зарабатывай, уже не маленький». Я семь классов закончил. Устроился в больницу хроников к парализованным. Их в баню таскать надо было на носилках, а я на голое тело смотреть не могу. Поработал немного и думаю: «Не, надо увольняться». Пошел к главврачу с заявлением, а он мне: «Два месяца отрабатывай!». А тут встретил директора школы-интерната. «С детями, — говорю, — хочу работать. Ты же с главврачом вась-вась, пускай он меня уволит».
Видали, белая стена, как по лестнице на остров поднимаешься? Там была психбольница. В переулке — больница хроников, а дальше — школа-интернат, там жили дети безродные. Вот я там с ними и проработал всю жизнь. Сначала молоко, хлеб им возил, потом меня кочегаром определили, тепло детям давать, баню топить. Помню, дали нам аванс, я маленько выпил с другом, не уследил и котёл взорвался. Был пожар, сам чуть не сгорел. Они меня перевели.
У нас жеребец был молодой, красивый. Я его Мальчиком назвал, сахар ему приносил, конфеты, печенье, стал его запрягать, начал на нем ездить. Хлеб возил из Васильева, молоко из Савина, за почтой ездил. Так полжизни и проездил.
Мне очень нравилось с детьми. У них клуб был свой, концерты мы с ними делали. А когда кого-нибудь из них наказывали, я всегда говорил: «Ну, накажите ребенка, вон, в угол поставьте, но только обедом не наказывайте». А они всегда наказывали обедом. Я пойду на кухню, кастрюлю с едой возьму и принесу им: «Ешьте». В конце 80-х школу-интернат закрыли. Мы стали рыбачить для монастыря. Интернат долго был заброшен, а потом там музей сделали.
Многие в тюрьме сидели. Была у нас тут старушка, Ольга Ивановна, ей чуть ли не сто лет было. Я знал, что она сидела 25 лет. Пришел к ней как-то: «Ольга Ивановна, за что ты сидела?» — «А ты, — спрашивает, — откуда узнал?» — «Сорока на хвосте принесла». — «Ладно, говорит, тебе расскажу, врать не буду». У неё было две дочки и два сына, в сталинские времена она украла две бутылки молока, её поймали и дали 25 лет. 15 она отсидела, Сталин умер, её освободили. Я спрашиваю: «Ты сидела с Галиной Ивановной?» — «Сидела» — «А её за что?» Вот такой пакет хлеба украла, ей тоже дали 25 лет.
Раньше этой маленькой церкви не было, забор был деревянный, тех домов тоже не было. Лет девять назад с той стороны стал копать трактор гусеничный, начал трупы, скелеты выворачивать. Отец Сергий увидал и запретил копать трактором. И вот мы копали вручную втроем. Выкопали всех, похоронили. Я стал считать: 950 человек — братская могила. Мы пошли к Ольге Ивановне, рассказали, а она говорит: «А что вы хотите? Сталинские времена, репрессии».
Тут раньше кругом вода была. Пароход уходил в полседьмого утра, я его называл «бурундук», потому что он с колёсами. Встанешь в полшестого, в Казань по делам съездишь и на вечернем обратно. Ходил паром через Волгу на Услон. На пароме доедешь, полем идешь, оврагами, мост перейдешь — и дома. Придешь — темно! Этой дороги не было, её уже потом китайцы делали. Фонарей не было. Один столб стоит деревянный, и всё. Где сейчас музей, там стояли два дизеля, они свет давали. Их заведешь — время полвосьмого, а света уже нету. Ходили с лампадками.
Сейчас я живу с братом и Машкой. Я её зимой на дороге нашел. Ехал на «буране» из Васильево. Заяц бы убежал, а эта сидит. Я её раз — и за пазуху. А потом у нее уши отпадать начали, мороз был 40 градусов — конечно, отпадут. Думаю, как ее звать-то? Машкой стал называть, а она откликаться начала. Так и живём.
Мне дай сейчас в городе трехкомнатную квартиру — я хоть ползком, но уползу оттуда. Не надо мне. Я тут родился, тут мои родители жили, тут их могилы. Я никуда отсюда не поеду. Если умру, то на своей родине.
Вера Горохова, 59 лет, учительница английского языка
— Я приехала на остров молодым специалистом. Сначала на той стороне реки жила, там детский санаторий был, сейчас это Макарьевский монастырь. Два года отработала, и санаторий закрыли на ремонт. Мы, конечно, расстроились, нам нужно было три года отрабатывать обязательно. Рванули с учителями в ближайшую точку — Свияжск. Устроилась здесь в коррекционную школу и в обычную, сельскую. В коррекционной проработала недолго, года четыре, а в сельской — всю жизнь. Учеников, когда я приехала, было немного — человек 50. Сейчас — около 40, ребят привозят из соседних деревень, и большая очередь желающих здесь учиться имеется. Но школа малокомплектная, 9 лет, учеников должно быть немного, правила нарушать нельзя.
С мужем познакомилась здесь, в Свияжске. Мы и раньше знали друг друга, а как-то раз на «ракете» вместе ехали, и вот разговорились. Он с голубиного базара ехал, а я из Казани. Тогда и начали встречаться. До того, как переехала на остров, к голубям я относилась спокойно, не очень их понимала. Со временем стала привыкать, они мне начали нравиться, люблю наблюдать за ними: у кого-то гривка, у кого-то лапки мохнатые — интересно. Сейчас помогаю только цветами — посадила у голубятни, поливаю, ухаживаю.
Летом много времени провожу в саду. Зимой в квартире. Я, хоть и на пенсии, все равно занимаюсь с ребятишками, работаю репетитором. Было очень приятно получить квартиру, мы так ждали этого момента! Но, мне кажется, кого ни спроси — любой выберет свой дом, свой сад, свой двор.
Конечно, внимания и туристов стало много. Но плюсов тут больше, чем минусов. И не к таким трудностям привыкаешь. Помню год, когда мы 21 день жили без света. У нас весной иногда срезало столбы льдом. 45 лет Победы тогда праздновали, ходили на репетиции кто с фонарем, кто с керосиновой лампой. Даже к этому привыкаешь. Бывало, что на острове продуктов не было, ездили в соседнюю деревню. Ну а сейчас всё есть, и красиво, и условия — как этому не радоваться.
Свияжск притягивает. Многие возвращаются сюда снова и снова. Когда приехала в 1986 году, думала, ни за что не останусь, говорила: «Отработаю три года и обязательно уеду». А теперь без острова уже невозможно, сейчас без него и не мыслишь.
Василий Павлов, 61 год , мастер народных промыслов
Мы с женой давно знали, что есть такой остров Свияжск, здесь жили наши знакомые художники. Сами мы долгое время работали у себя в Чебоксарах. Но наступил момент, когда рынок насытился. Вы, наверное, не можете себя такое представить, но да, оказалось, что в Чебоксарах уже все, кому хотелось, купили и колокольчики, и ободки из соломы, которые мы плели и продавали. Появилась проблема: куда деваться. Я и в Нижнем торговал, и в Москве, в Питере, и даже в Абхазии.
И вот три года назад работаю я, как обычно, в Казани, на улице Баумана, подходят ко мне полицейские и вежливо говорят, что здесь нельзя торговать. Один раз сказали, другой сказали, мне это надоело, и я решил: «Раз вы не хотите меня здесь видеть, поеду на остров». Связи у меня тогда не было, так что добирался долго, из деревни Нижние Вязовые (железнодорожная станция «Свияжск» в 14 километрах от острова — прим. ред.) шел пешком и на попутках. Когда подходил к Свияжску, увидел его издалека и сразу вспомнил остров Буян Пушкина — по-другому и не скажешь. На КПП меня остановил охранник, спросил, к кому иду, ждут ли меня, могу ли позвонить — меня это удивило, да и телефона у меня не было. После некоторого разбирательства меня пустили. Нашел знакомого художника, он посоветовал обратиться в Музей истории Свияжска, оттуда меня отправили на «Ленивый торжок». Помню, шел я по Успенской, завернул за угол, увидел башню, железные ворота и понял, что это мое место. Показал на «Ленивом торжке» свои изделия, мне сказали: «Такого товара у нас еще не было». На следующий день я вышел на работу. Работаю здесь третий год. Стараюсь приезжать в мае и остаюсь до конца октября. Я же не просто продаю, но и плету. Когда трава в соломе начинает замерзать, для меня это сигнал, что нужно ехать домой.
Мысль о переезде на остров, конечно, была. Она появилась практически сразу. Но поселиться здесь не так просто, земля очень дорогая. Арендовать тоже недешево. А чтобы построить дом, нужно оплатить археологические раскопки. Я такого нигде не видел, но здесь это обязательное правило. Тебе же надо будет возводить фундамент дома, а значит — рыть культурный слой. Просто так никто не даст это делать: сначала нанимаешь археологов и оплачиваешь их работу.
На острове какой-то совершенно особый дух, атмосфера. Само место настолько насыщено историей, что накладывает отпечаток на всех людей, которые здесь живут. Они эту историю несут в себе, и она отпечатывается на лицах, характерах, повадках и за этим, конечно, интересно наблюдать. Живое проявление истории.
