Судьба актрисы Варвары Николаевны Асенковой — это судьба одаренного человека, непонятого современниками. Ради хлеба насущного она, артистка большого таланта, была вынуждена петь и танцевать в пошлых водевилях.
Текст: Дмитрий Урушев, графика предоставлена Государственным музеем А.С.Пушкина
Асенкова принадлежит к числу актеров, избежавших забвения. О ней писали и при жизни, и после смерти. Ей посвящен фильм "Зеленая карета", снятый в 1967 году режиссером Яном Фридом по сценарию Александра Гладкова. В фильме роль Асенковой исполнила Наталья Тенякова.
Три книги написаны об Асенковой. Одна из них — театроведа Татьяны Родиной — заканчивается так: "Асенкова стала воплощением замечательного типа русской актрисы, чье вдохновенное искусство и высокие человеческие качества, сливаясь, образуют один прекрасный и светлый образ".
ДЕБЮТАНТКА
Она могла сыграть любую роль. Недаром драматург Рафаил Зотов писал: "Средства ее обширны, почти неистощимы, разнообразие удивительно, чувства — бездна". Актер и драматург Петр Каратыгин, хорошо знавший ее, вспоминал: "Не говоря уже о прекрасном и разнообразном даровании этой молодой артистки, я не могу умолчать о ее милом и любезном характере. Добродушие и кротость ее доходили до детской наивности. Я не замечал, чтоб она кому-нибудь завидовала. Не слыхал, чтобы с кем-нибудь повздорила, что так обыкновенно в нашем закулисном муравейнике".
Образ Вареньки чист, светел и глубоко трагичен. Не только потому, что последние годы ее короткой жизни омрачились болезнью и клеветой, но и потому, что великолепная актриса, способная к драматическим ролям, была вынуждена беспрерывно играть в водевилях. Дирекция императорских театров, находившаяся в ведении Министерства императорского двора, наживалась на таланте, молодости и красоте Вареньки. Она хотела играть Офелию и Корделию, а вместо этого пела и танцевала в комедиях с переодеванием.
Впрочем, судьба Асенковой несчастливо сложилась с самого рождения — 10 (22) апреля 1817 года. В ее метрическом свидетельстве значилось: "Незаконнорожденный младенец Варвара". Ее отец Николай Иванович Кашкаров был капитаном лейб-гвардии Семеновского полка, а мать Александра Егоровна Асенкова — известной в Санкт-Петербурге артисткой. По неписаным правилам, господствовавшим тогда в обществе, офицеры не могли жениться на актрисах.
В советской литературе Кашкаров изображался чуть ли не декабристом. Причина — участие капитана в восстании Семеновского полка 1820 года. Весной того года в полк был назначен новый командир — полковник Шварц, человек грубый и строгий до жестокости. Его самодурство привело к беспорядкам. Первая ("государева") рота, которой командовал Кашкаров, отказалась подчиняться Шварцу.
Александр I велел распустить полк, перевести всех солдат и офицеров в разные части и набрать новый Семеновский полк. Началось следствие. Кашкаров, знавший имена зачинщиков восстания, не назвал их.
Следствие закончилось в 1826 году, уже при Николае I. Новый император отправил Кашкарова с сохранением чина в Кавказский корпус. Офицер участвовал в русско-персидской и русско-турецкой войнах, в обеих блестяще проявил себя и был произведен в полковники. В 1832 году он женился на дочери статского советника Екатерине Молчановой. К Асенковой "декабрист" не вернулся.
Пока отец находился под следствием, сидел в крепости и воевал на Кавказе, Варенька росла. Мать видела для нее только одну будущность — сцену. Поэтому в 1828 году Александра Егоровна отдала дочь в Петербургское театральное училище.
Девочка подавала надежды. "Имеет чистый выговор, хорошее чтение и обещает быть способной по драматической части", — говорилось в рапорте начальника класса декламации. Но в 1830 году Варенька была отчислена из училища с заключением: "Возвратить матери, так как она необыкновенных способностей не оказала".
Несмотря на денежные затруднения, Асенкова-старшая поместила девочку в закрытый частный пансион. Проучившись три года, Варенька самовольно вернулась домой и заявила: пансион — пустая трата денег и времени, поэтому она намерена работать, чтобы содержать себя и помогать семье.
Александра Егоровна попросила своего близкого друга, прославленного актера Ивана Сосницкого, подготовить дочь к поступлению на службу в Александринский театр. Поначалу учеба не шла. На занятиях Варенька оставалась скованной и застенчивой. А затем неожиданно талант пробудился: она блестяще справилась с ролью Фанни из драмы "Фанни, или Мать и дочь — соперницы".
Сосницкий ввел Асенкову-младшую в свой бенефис на главные роли в водевилях "Сулейман II, или Три султанши" Шарля-Симона Фавара и "Лорнет, или Правда глаза колет" Эжена Скриба.
Предоставим слово современнику — писателю Дмитрию Сушкову: "21 января 1835 года с неимоверной робостью, почти дрожа от страха, Асенкова вступила на сцену. При первом появлении публика, очарованная обаянием красоты и молодости дебютантки, приветствовала ее громкими и продолжительными аплодисментами. И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер еще громче, еще единодушнее изъявлял свое удивление шумными восторженными криками "Браво! Браво!".
Каратыгин вспоминал: "Успех дебютантки был самый блестящий. Покойный государь Николай Павлович по окончании спектакля удостоил ее милостивым своим вниманием и сказал ей, что такой удачный дебют ручается за будущие ее успехи на сцене".
КОМЕДИЯ И ВОДЕВИЛЬ
Так началось служение Вареньки искусству. Поначалу, писал Каратыгин, "Асенкова смотрела на сценическое поприще теми же глазами, какими бедные девушки смотрят на выгодную партию. Она решилась поступить в театр, как решаются идти замуж за нелюбимого, но богатого человека". Впрочем, сама Асенкова признавалась: "На мне оправдалась пословица: стерпится — слюбится. И я вскоре страстно полюбила театр".
Любовь к театру стала для Вареньки единственной. Сценическая жизнь заменила ей жизнь личную. Хотя ее окружало множество поклонников. "Собой она хотя не была красавицей в строгом смысле, — вспоминал Каратыгин, — но миловидность ее была до того симпатична, что собирала около нее толпу поклонников и вздыхателей из так называемых театралов".
Но "вздыхатели" напрасно искали любви Асенковой. То есть любви к поручику Юрию Глебову, изображенной в "Зеленой карете", не было. Не было и шикарной квартиры, в которую создатели фильма поселили Вареньку. Вообще, доходы актрисы были невелики. Сначала Дирекция театров заключила с Асенковой контракт с жалованьем в 3 тысячи рублей в год. В январе 1836 года молодая артистка обратилась с просьбой о прибавке к жалованью, "которое я большей частью издерживаю на гардероб".
В дело вмешался сам император. Он посчитал, что прибавка невозможна, ибо "госпожа Асенкова во все это время никаких успехов не сделала". Это было объявлено Вареньке. И она согласилась подписать контракт на три года "на общем положении".
За кулисами впервые поползли слухи о бездарности Асенковой-младшей, не делающей успехов и держащейся на сцене исключительно благодаря покровительству некоего значительного лица.
В феврале 1839 года Варенька подписала новый трехлетний контракт. Теперь ее жалованье составляло 4 тысячи рублей в год. На них нужно было содержать семью, снимать квартиру и дачу, шить платья, в том числе и для театра. Дополнительный заработок давали сверхурочные спектакли.
"Асенкова прослужила на сцене всего шесть лет, — писал Каратыгин, — и только за год до своей кончины заключила контракт, по которому ей Дирекция назначила самую ничтожную поспектакльную плату по 5 рублей ассигнациями за каждую сыгранную роль". Неудивительно, что Варенька старалась играть каждый день по два-три раза. А на Масленицу — шесть-восемь разных спектаклей на разных сценах.
Александр Вольф, составитель подробнейшей "Хроники петербургских театров", писал о таланте Асенковой: "У нас еще не было до тех пор артистки, соединявшей в себе все качества, необходимые для амплуа первого сюжета для комедии и водевиля — красоту, ловкость, прекрасную мимику, изящные манеры, приятный, хотя и слабый орган [голос]".
Только "амплуа первого сюжета для комедии и водевиля" разглядела в Вареньке и Дирекция. Ее необыкновенный талант был растрачен на роли в легкомысленных пьесах. Вот говорящие сами за себя названия ряда спектаклей, в которых Асенкова восхищала Петербург: "Бабушкины попугаи", "Влюбленный рекрут", "Гусарская стоянка", "Девушка-гусар", "Жена, каких много", "Женская натура". Вольф называл некоторые спектакли "пустенькими водевильчиками", а некоторые роли Асенковой — "весьма скабрезными".
Среди этих спектаклей особое место занимают водевили и комедии с переодеванием. В них Варенька выступала в амплуа травести — играла или девочек, переодевающихся в мальчиков, или мальчиков, как правило, гусар. Современному зрителю этот жанр знаком мало. До наших дней от него сохранились только пьеса Гладкова "Давным-давно" и снятый по ней фильм "Гусарская баллада".
Легко представить, какой восторг вызывала у зрителей Асенкова, певшая и танцевавшая в гусарском мундире. "Высокая ростом, — писал Сушков, — стройная, несколько худощавая, она была чрезвычайно грациозна, и все движения ее, быстрые, небрежные, никогда не лишенные благородства и живописности, были прелестны". Добавим к этому кивер, доломан, ментик, рейтузы, сапожки и саблю. Театр ревел от восторга и взрывался аплодисментами. На лицах мужчин играли нескромные улыбки. Женщины бросали завистливые взгляды.
Вот, к примеру, водевиль "Полковник старых времен". В нем представлена Франция XVIII века, когда богатый дворянин мог купить любой чин или титул. Асенкова выступала в роли маркиза Юлия де Креки, которому отец купил полк. Офицеры и солдаты ждут появления нового командира. И он приезжает, "резвый, веселый, живой и такой беленький, точно переодетая девушка". Маркиз потешается над подчиненными, шалит, сажает под арест офицеров и своего гувернера. Белинский, побывав на "Полковнике", писал об Асенковой: "Она играет столь же восхитительно, сколь и усладительно, словом, очаровывает душу и зрение. И потому каждый ее жест, каждое слово возбуждали громкие и восторженные рукоплескания. Куплеты встречаемы и провожаемы были кликами "Фора!". Особенно мило выговаривает она "Черт возьми!". Я был вполне восхищен и очарован, но отчего-то вдруг мне стало и тяжело, и грустно".
В апреле 1838 года на гастроли в Петербург приезжал знаменитый Щепкин. Он выступал на сцене Александринского театра и смотрел шедшие здесь спектакли. После представления "Полковника" Асенкова спросила у Щепкина, понравилась ли она ему в роли маркиза. Актер ответил: "Почему вы не спрашиваете меня, каковы вы были в роли молодой светской дамы, которую я тоже видел? Потому что я знаю, вы ждете похвалы. Ну так утешьтесь, вы в "Полковнике старых времен" были так хороши, что гадко было смотреть".
БЕДНАЯ ЭСМЕРАЛЬДА
Асенкова и сама понимала: на многие ее роли гадко смотреть, они вызывают низменные чувства. Она родилась не для двусмысленных водевилей, а для благородной драмы. Родилась не в свое время и была непонята современниками. Многие из них воспринимали театр как развлечение. Серьезные спектакли казались им нудными, драматические роли — скучными.
Но именно в серьезных ролях талант Вареньки раскрылся по-настоящему. Хотя зрители и критики, привыкшие видеть ее в комедии и водевиле, не ценили игру Асенковой — драматической актрисы. Даже Гоголь не оценил исполнение ею роли Марьи Антоновны в первой постановке "Ревизора", состоявшейся 19 апреля 1836 года. Недоумение от игры Асенковой он описал в "Театральном разъезде". Два господина comme il faut, выходящие из театра, говорят о Вареньке:
"Первый comme il faut. Хорошо, если бы полиция не далеко отогнала мою карету. Как зовут эту молоденькую актрису, ты не знаешь?
Второй comme il faut. Нет, а очень недурна.
Первый comme il faut. Да, недурна. Но все чего-то еще нет".
В "Горе от ума" Грибоедова Варенька чаще играла молодую даму Наталью Дмитриевну Горич, но иногда — Софью Фамусову. Роль Софьи критики хвалили: "До Асенковой на нашей сцене не было еще Софьи Павловны".
Но первой крупной драматической удачей Вареньки стала Эсмеральда в инсценировке романа Гюго "Собор Парижской Богоматери". Пьесу "Звонарь из Нотр-Дама" написала Шарлотта Бирх-Пфейфер, известная немецкая актриса и драматург, гастролировавшая в Петербурге. Актер Василий Каратыгин, брат Петра Каратыгина, вместе с женой Александрой перевел и переиначил пьесу, назвав ее "Эсмеральда, или Четыре рода любви".
Бирх-Пфейфер и чета Каратыгиных до неузнаваемости изменили замысел Гюго. Действие переносилось из Парижа в Антверпен. Собор Парижской Богоматери перестраивался в антверпенский магистрат. Развратник Феб становился благородным рыцарем. А Клод Фролло из священника превращался в синдика — члена магистрата. Цыганка Эсмеральда оставалась в живых.
В 1837 году драма вышла на русскую сцену. Василий Каратыгин играл Клода Фролло, используя весь набор внешних средств старого театра. Явившись в тюрьму к цыганке, он столь яростно добивался ее любви, что критик опасался за "бедную Эсмеральду, которую Клод Фролло таскал по сцене без всякой жалости и которая несколько раз едва могла устоять на ногах от неистовых его порывов".
Варенька иначе подошла к роли: внешним приемам предпочла сосредоточение на внутреннем мире Эсмеральды, на ее любви к Фебу. Но критики не оценили ее игру: "В ней есть чувство, но ей недоставало средств".
Снова поползли слухи о бездарности Асенковой. Стали поговаривать, что Дирекция, по распоряжению князя Волконского, министра императорского двора, не возобновит с ней контракт. Расстроенная Варенька бросилась к Александре Каратыгиной, вхожей в дом князя. И та хлопотала за Асенкову перед Волконским...
В том же, 1837 году на сцену вышел "Гамлет" в переводе Николая Полевого. Роль Офелии блистательно исполняла Варенька. "В Офелии Асенкова была поэтически хороша, — отмечал Сушков, — особенно в сцене безумия... Это была Офелия Шекспира, грустная, безумная, но тихая и потому трогательная, а не какая-то беснующаяся, как того требовали от нее некоторые критики".
Вслед за Офелией Асенкова сыграла Корделию в "Короле Лире". Но от Вареньки по-прежнему ждали только куплетов и танцев в гусарском мундире. Критики писали: "Этой прекрасной водевильной артистке, как уже неоднократно замечено нами, роли в серьезных драмах не удаются. Ей недостает многого, очень многого".
ТРАГИЧЕСКИЙ ФИНАЛ
Пора творческого расцвета Асенковой совпала с появлением первых признаков чахотки. Варенька и прежде нередко простужалась, кашляла. Но с весны 1838 года страшная болезнь обозначилась совершенно определенно. Однако Асенкова продолжала играть, хотя теперь театр стал смертельно опасен для нее — плохо отапливаемый зал, копоть ламп, пыль, сквозняки за кулисами и в уборной. Но Варенька не могла жить без этого.
Вот книга "Репертуар русского театра", выпуск за февраль 1840 года. В ней напечатаны пьесы, во многих из которых тогда играла Асенкова: сочинения Полевого "Параша-сибирячка" и "Дедушка русского флота", водевили "Ножка" и "Катерина, или Золотой крестик", драма "Эсмеральда". Из них только пьесы Полевого не лишены художественного достоинства. В "Параше" Асенкова исполняла главную роль — благородную девушку Парашу, пешком отправляющуюся из Сибири в Петербург, чтобы испросить у царя Александра I помилования ее сосланному отцу — разжалованному офицеру.
В "Дедушке" Асенкова играла Корнелию — внучку голландского мастера Брандта, строителя ботика — "дедушки русского флота". Она влюблена в Питера — подмастерья оружейника. Этой любви предстоит пережить небольшое приключение, но, благодаря покровительству царя Петра I, все кончится хорошо.
Признаки чахотки — блестящие глаза и нездоровый румянец — были всем очевидны. Они украшали Вареньку, особенно в роли Офелии, но одновременно свидетельствовали о приближающемся конце. Сушков вспоминал: "Ее почитатели жадно ходили смотреть ее с каким-то тайным страхом, торопясь насладиться".
Почитателей было великое множество. Но никто из них не мог похвастаться, что покорил сердце актрисы. И вот по Петербургу пополз слух, окончательно подорвавший здоровье Асенковой. Шептались, что она сделалась любовницей, страшно сказать, самого императора.
Варенька стала получать анонимные письма с непристойными стихами и пошлыми карикатурами. А 23 мая 1840 года в театре произошел скандал. Пьяные молодые люди на спектакле "Капризы влюбленных" стали, как вспоминал Вольф, "говорить артистам разные глупости сначала вполголоса, а потом все громче и громче... Особенно досталось бедной Асенковой. Ей пришлось выслушать самые непечатные циничные выражения. Наконец, она не выдержала, разрыдалась и убежала за кулисы".
Петр Каратыгин вспоминал другой "пасквильный, грубый эпизод из ее жизни". Влюбленный и отвергнутый офицер, желая изуродовать Вареньку, кинул в ее карету зажженную шутиху. "По счастию шутиха попала в шубу актера Григорьева, сидевшего тут же, и он успел ее потушить... Но этот пылкий юноша не унялся и прислал Асенковой грозное письмо, что если ему не удалось на этот раз ее обезобразить, то он решится на более отчаянную меру". В дело вмешались власти, и офицера отправили на Кавказ повоевать и поостыть.
Всего этого Варенька не смогла перенести и совершенно разболелась. В последний раз она вышла на сцену 16 (28) февраля 1841 года: играла в водевилях "Пятнадцатилетний король" и "Новички в любви".
Вскоре наступил день рождения Асенковой — ей исполнилось 24 года. На 14 апреля был назначен ее бенефис. Но актриса уже не вставала. Бенефис прошел без нее.
Варенька умерла 19 апреля (1 мая) 1841 года. Похоронили ее 22 апреля на Смоленском кладбище. В тот день шел дождь. Но гроб актрисы провожала огромная толпа. Много лет спустя Некрасов записал: "Помню похороны. Похожи, говорили тогда, на похороны Пушкина. Теперь таких вообще не бывает".
А Сосницкий получил из Москвы от артиста Дмитрия Ленского письмо с такими словами: "Будем жить по-прежнему, в ожидании другой жизни, где, может быть, встретимся с ангелом, который здесь гостил под видом актрисы и под именем Варвары Николаевны Асенковой".
И после смерти судьба Вареньки, точнее ее останков, складывалась несчастливо. В 1938 году ее прах был перенесен в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры. Но на новом месте Асенкова не обрела покоя. В 1941 году ее могилу уничтожил немецкий снаряд. Она была восстановлена только в 1955 году.
Нет, не будем заканчивать кладбищем. Пусть Варенька останется для нас вечно живой, юной и прекрасной. Пусть, как 21 января 1835 года, она выпорхнет на сцену, и мы с восторгом повторим вслед за Некрасовым:
Я помню: занавесь взвилась,
Толпа угомонилась —
И ты на сцену в первый раз,
Как светлый день, явилась.
Театр гремел: и дилетант,
И скептик хладнокровный
Твое искусство, твой талант
Почтили данью ровной.