Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолёт буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!
(«Увертюра», 1915)
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.
Было всё очень просто, было всё очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
(«Это было у моря», 1910год)
Поэта Игоря Северянина (1887-1941) сопровождали скандальная известность, восторженные славословия и злобные нападки. Его называли «верховным жрецом», «первосвященником», «самозванцем», «обывателем в фуражке». Он стал одним из поэтических кумиров 1910-х годов. В 1918 году в Политехническом музее на поэтическом вечере Северянин был избран «королём поэтов», опередив Маяковского и Бальмонта.
Успеху Игоря Северянина во многом способствовала особая манера исполнения им своих стихотворений. Поэт появлялся на сцене в длинном, узком в талии сюртуке цвета воронова крыла. Держался он прямо, глядел в зал слегка свысока, изредка встряхивая нависающими на лоб чёрными, подвитыми кудряшками. Лицо узкое, по выражению Маяковского, вытянутое «ликёрной рюмкой». Заложив руки за спину или скрестив их на груди около пышной орхидеи в петлице, он начинал мертвенным голосом всё более и более нараспев, в особой, только ему одному присущей манере. Через минуту он всецело овладевал настороженным вниманием публики. Заунывно-пьянящая мелодия получтения - полураспева властно и гипнотизирующе захватывала слушателей.
Стремление Северянина к эпатажу провоцировало неоднозначную реакцию публики. А Северянин словно дразнил её:
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён!
Сам поэт называл свою славу «двусмысленной». Его обвиняли в эгоизме, в пошлости, в самолюбовании. Мало кто замечал ироничность, пародийность его стихов.
В 1926 году поэт написал стихотворение «Игорь Северянин», объясняющее самого себя:
Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нём толпа пустая,
Стихов принципиально не читая,
Раз нет в них ананасов и авто.
Фокстрот, кинематограф и лото –
Вот, вот куда людская мчится стая!
А между тем душа его простая,
Как день вены. Но это знает кто?
Благословляя мир, проклятье войнам
Он шлёт в стихе, признания достойном,
Слегка скорбя, подчас слегка шутя.
Над всею первенствующей планетой...
Он в каждой песне, им от сердца спетой,
Иронизирующее дитя.
