О возрождении средневековой фрескописи
Летом 2017 года в Армавире полным ходом шли работы по восстановлению сразу нескольких христианских храмов. Известный художник-фрескист Айк Азарян восемь месяцев участвует в реставрации Армянской церкви Успения Богородицы. Автор «Заповедника» Владимир Михеев поговорил с ним о традиционном армянском церковном искусстве, нигилизме, а также об отличии молитвы от медитации.
История Армавира, города на востоке Краснодарского края, изначально была тесно связана с армянами. В 1844 году 120 семей черкесогаев (закубанских армян) обратились к России за покровительством и основали это место, назвав его в честь древней столицы Армянского царства.
До революции в Армавире было четыре церкви, сегодня – девять, однако почти все они построены после 90-х; только Армянская Апостольская церковь Успения Божьей матери пережила советские годы. Впрочем, храм также сохранился не полностью: был снесен окружавший его крепостной вал, а в 1965 году здесь устроили склад сахара. Лишь в 80-е начался долгий процесс восстановления храма, в 95-м была оборудована звонница, а с 2014 года ведутся работы по внутреннему убранству.
Где вы родились?
Я родился в Армении, но уже 23 года живу в Румынии. Гражданство у меня румынское, сейчас уже европейское. Но живу разъездами: там, где есть работа, туда и еду. Скоро у меня будет проект в Одессе, параллельно есть заказы в Румынии и Штутгарте, буду полтора-два года там расписывать соборы.
Как вы оказались в Румынии?
Когда я в 1993 году искал мастера, старой технике afresco учили в Сербии и в Греции, на Афоне. Но самая сильная школа была в Румынии – ее мне порекомендовал наш патриарх, который и благословил меня на обучение. Еще я учился в Италии, но там школа была очень слабая: давали только теорию, а мне нужна была практика реставрации.
Четыре года я учился на теологическом факультете, семь лет у мастера и еще два года защищал диссертацию по теме «Теология иконы» в Бухарестском университете. Там же, в Бухаресте, я написал свой первый храм – это была маленькая церквушка Григория Просветителя.
Вы из религиозной семьи?
Моя семья была верующей, но мы не жили по-христиански. Мой первый наставник в живописи – отец, Авраам Азарян, он живописец. А потом уже я стал помогать отцу приблизиться к иконописи. Он сейчас тоже пишет строго в армянском стиле. У него даже меньше академизма, чем у меня, потому что он использует декоративный стиль раннего сицилийского средневековья.
Как вы получаете заказы?
С Божьей помощью (улыбается). Заказчики видят мои работы и зовут работать. Кроме того, есть конкурсы. Так мы взяли работу по написанию самого большого Христа в мире – 12 метров. Я когда пришел в тот храм, аж рот раскрыл, а мне отец говорит: «Не бойся, сынок, бог поможет» ( смеется). Мы писали купол год, а святых и Богоматерь в нижней части еще шесть месяцев.
Кто решает что писать – вы или заказчик?
Церковные руководители или владыка решает, когда уже точно известно, какой нужен результат. Бывает вместе решаем. Главное, чтобы совпадало с канонами. Был случай, когда мы не расписали храм, потому что заказчик хотел такую живопись, которую я не мог написать. Ведь она должна быть каноничной, а если есть догматические проблемы, то я не соглашаюсь.
Один раз я должен был московский храм расписать, но там хотели сделать все в модернистском, реалистичном стиле, и поэтому в итоге заказали ее другому, кто более им подходит. Результат мне не понравился, да и искусствоведам тоже.
Как вы ощущаете себя в России?
Я очень хорошо чувствую себя в настоящих православных странах, и русская культура для меня была всегда особенной. Я начал читать по-русски благодаря Достоевскому. На меня сильно повлиял его странный метод приближать человека к Богу, и после него я начал задаваться духовными вопросами.
Если чувствуется культура христианская, любовь в людях, то в таких странах мне комфортно.
В мусульманских или католических странах очень трудно найти людей, с которыми у тебя одна культура, ценности, они по-другому чувствуют, молятся. Они, например, не могут понять Достоевского, его фразу, что красота спасет мир. Ведь эта фраза о Христе, а они понимают её буквально.
Вы расписываете только армянские храмы?
Сейчас я работаю уже над вторым армянским. А так – много работал в православных. Католические не расписываю, только православные. Были заказы, но я отказывался.
А чем отличаются росписи в армянском и православном храме? Говорят, что в армянском храме вообще не должно быть росписей?
Это неверное мнение. До VII века все армянские храмы были с фресками: Св. Петра и Павла, Ереруйкская базилика, Лмбатаванк, Tалин, Kармравор, Aхтамар, Ани, – а потом уже расписывались по возможности. Дело в том, что, с одной стороны, были постоянные нашествия кочевников: монголы, персы, горцы. Например, в ХI веке пришли турки-сельджуки и разрушили Ани, столицу Армении. Спокойной жизни в Армении не было. С другой стороны, долгое время и государства не было, а расписывать было очень дорого. Художники больше занимались миниатюрами, потому что книги они могли забрать с собой, когда убегали от набегов.
Получается, традиция росписи в армянских церквях до 20 века угасла?
Не совсем. Например, в городе Ани в Турции есть расписанная церковь, построенная Трдатом, а в Армении есть монастырь Ахтала. В районе Тайка в современной Турции есть Ошк ванк – монастырь армянских халкидонитов. Они были связаны с Грузинской православной церковью, имели возможности и средства, а потому все свои храмы расписывали.
Сейчас я хочу возродить в Армении и армянских церквях традицию средневековой иконописи и стенописи.
А где вы обучились этой традиции?
Я учился в художественной школе в Ереване, затем в Эчмиадзине, а потом обучался у румынского мастера-иконописца Григория Попеску в Румынии. Сам мастер был румын, а его учитель – армянин, но это было неважно, главное было – научиться технике. Стенописная техника универсальна, но иконопись отличается, ведь наша церковь обособилась с VI века, с Халкидонского собора. Поэтому в армянской иконописи есть много канонов, которые сохранились у нас от первых веков. Кроме того, я изучал особую технику живописи и реставрации. В коммунистическое время они не использовались, и сейчас в Армении вы не найдете никого, кто эти техники знает, – люди вынуждены ехать учиться в Россию или Грецию. Если я открою школу, то нужно будет передать ученикам и технику, не только иконографию.
Каноны ближе к греческим?
Наши каноны отличаются. Например, Христос Пантократор (Вседержитель) в византийских работах держит книгу, которая символизирует Слово божие. У нас он держит свиток , Закон Божий. Мы взяли этот канон с одной армянской миниатюры, написанной в Ерзнка.
А орнаменты?
Те, что в барабане взяты с киликийской книжной иллюстрации. Но они чуть-чуть с монументальным решением, чтобы снизу изображение виделось более четким и контрастным. Ниже орнаменты уже общехристианские, но тоже часто используются и в армянской живописи.
А цветовая гамма ярче, чем в православной?
Ну да, в армянской живописи и контраст ярче, и цвета более сочные. Но такую гамму можно встретить и в византийской живописи эпохи Комнинов. Уже позже, в период классицизма Палеологов, она начинает звучать по-другому. Вообще, чтобы понять армянскую живопись, нужно знать, что она часть византийской, а та, в свою очередь синтезировала в себе множество культур: и греческую классику, и персидскую орнаментальность, и армянскую декоративность, чувство цвета и свободу в композиционных решениях.
Вообще много народов было в Византии, ведь там идентичность строилась не по этносу, а по принадлежности к христианству. И не нужно забывать, что почти 21 византийский император по происхождению армяне.
Под куполом было жарко, и мы спустились вниз, к чайному столику, где фрескисты отдыхали в свободные минуты. Во время разговора Айк заваривал в банке из-под мацуна (армянский кисломолочный напиток) чай с мелиссой и чабрецом.
Вы первый, кто возрождает традицию армянской фрески?
Были еще Энрик Мамян и Оник Минасян, которые расписали Ошаканскую церковь. Но они не иконописцы, а художники. Есть еще в Ашакане художники, которые пробовали делать это, но они все не с того начинали. Тот, кто хочет восстановить эту традицию, должен понимать, что это не просто искусство ради искусства, но искусство церковное. Иконопись, как и церковное пение, есть служение Богу, она часть теологии.
Вы привносите что-то свое, когда пишете фрески?
Вопрос в том, что ищет церковный художник. Я как христианин, как служитель Христа, ищу Бога, ищу истину, прославляю Бога. И когда ты ищешь Христа, ты должен забыть про себя: не твое Я, не твое искусство должно быть в иконе – там должен быть Христос.
До 14 века художники вроде и подписей не ставили?
Я тоже не ставлю подписи, но сейчас уже есть интернет, и найти автора не составляет труда. Но в любом случае я не могу считать это искусство своим – оно же дано Богом. Кроме того, я изучаю старых живописцев и беру от них многое.
В некоторых конфессиях иконы не признаются, ибо лика Божьего никто не видел.
Но мы видели Христа. Он оставил свой нерукотворный лик Абгари, царю-армянину в Эдессе. Да и евангелист Лука тоже писал богоматерь с младенцем. А если сам апостол писал, то почему не писать и нам тоже?
Иконоборцы говорят, не делайте себя идолов. Но прототип идолов – сам дьявол, а прототип иконы Христа – сам Христос. Это как окно, через которое мы смотрим на Христа. Мы поклоняемся не изображению, не этой доске, а Христу.
А зачем его визуализировать?
А тогда зачем вам держать фотографию бабушки или мамы, когда вы о них вспоминаете? Если можно держать фотографию родителя, то можно и икону Христа. Чтобы понять икону, нужно познать ее язык, ведь мы пишем не реалистически, а символически. Например, в этой живописи нет перспективы – она обратная: не мы смотрим на икону, а она смотрит на нас.
Мы слышали, что заказчики хотели сделать храм в более реалистичном стиле, как у Микеланджело, с ангелочками, но вы решили сделать по-другому.
Да, было желание расписать более реалистично, но мы пришли к общему согласию расписать по канону. Потому что, как я уже говорил, в Армении старая традиция не сохранилась. Так же было и в России – у вас же тоже Храм Христа Спасителя в академическом стиле писался. То есть европейское влияние зашло как в Россию, так и в Армению. Но если в русской среде традиционалисты быстро это поняли и возвратились к корням, то в Армении это движение еще не началось. Я сам пишу в средневековой армянской технике и своих учеников стараюсь к ней приобщить, чтобы это мышление, этот теологический язык смог снова звучать в наших церквях.
Ведь Рафаэль и весь Ренессанс есть результат духовного падения католической церкви. Они ж писали святых и Богоматерь с живых женщин, со своих любовниц. Ну что они сделали? Они человека поставили в центр. Они показали человеческий образ Христа, взяли и раздели его. Но ведь Христос был в первую очередь Бог, а святые – святыми, то есть нужно было изобразить их по-другому. Икона должна изображать не телесный, а духовный лик Христа. По-моему, недавно и в Ватикане это признали. Они там возвращаются к традиционной живописи, и сейчас много иконописцев в Италии работают по-старому.
Академическая живопись – это не реальность, а иллюзионистская живопись. Например, в ней появилась перспектива. Но смотрите, как она работает: рельсы в перспективе соединяются, но в реальности они параллельны. Или, например, не я смотрю на Творца, а он на меня смотрит, то есть перспектива должна идти в мою сторону.
А как вы поняли, что средневековый стиль лучше академического?
Я ведь когда оканчивал художественное училище, сам писал в академическом стиле. Но я видел и чувствовал, что это не реальность, это иллюзия, которую наш глаз видит. Ведь реальность – в другом. Например, человек – он не только же тело, но и дух тоже. Но если есть этот дух, то как его увидеть, как его изучить? Вот бывает, что на человека свет не падает, но ты чувствуешь, что он светлый человек, а есть такие темные, у них этого света нет. Но как это изобразить?
Это должно быть от Бога. Как говорил Христос своими устами святыми, что «без меня ничего не можете», так и я почувствовал это на своей жизни. Я почувствовал, что это тот путь, по которому я хочу идти, это служение, которое я хочу на себя взять.
Кто пригласил вас в Армавир?
Камо Тигранович Айрапетян - депутат Армавирской городской Думы. Он видел нашу роспись в церкви в Абовяне. А также наш меценат – Карен Джанунц.
Сколько времени длится проект в Армавире?
Здесь были проблемы со строительством, штукатурку переделывали, поэтому уже три года. Вообще росписью я здесь занимался восемь месяцев, а в промежутках уезжал. Здесь в сквере ещё мы расписали армянскую часовню Святого Георгия. Осенью вот буду в Штутгарте. Приезжайте, будете помогать мне фоны делать (смеется).
Кто вам помогает в работе?
Моя ученица из Армавира Марина Кирьякиди и её дочь Регина, а также Нунэ – я пригласил ее из Армении, она здесь уже два месяца. Я их учу только религиозной живописи. Они пишут oрнаменты, а я лики.
А женщина может лики писать?
Может, если может. Ей запрещается только за алтарь входить во время службы.
У Айка звонит телефон, он долго говорит по-армянски. Извиняется: «У отца была операция. Катаракту удаляли. Все прошло хорошо».
Как, на ваш взгляд, нужно смотреть на иконы?
С молитвой (смеется). Молитва – это разговор с Богом. Нужно просто спокойно смотреть на Христа, собраться с мыслями, и ты сразу почувствуешь, что Христос с тобой общается. На хорошую икону смотри и смотри. Вот Спас нерукотворный Рублёва – это просто чудо, можно часами смотреть на Христа. Когда ты уже натренирован, душа сама может молиться, общаться с Богом. А если вы не можете молиться, то просто мыслью с Христом побудьте, ищите его.
Это что-то вроде медитации?
Нет, медитация – это нечто психологическое, это когда ты свою силу, энергию используешь, настраиваешь ее в гармонии с энергией вселенной.
Я же в христианство не сразу пришел, я до этого много читал про Будду, занимался там кунг-фу, ушу, тай-цзи… Читал про индуизм очень много. Прикинь, однажды, чуть всю Бхагавадгиту не прочитал! Потом, конечно, прочитал Коран, чтобы знать.
Или, например, я был пять раз у кришнаитов, но я не думаю, что они говорят о Боге. Не может быть, чтобы Христос был бодхисатвой Кришны. Да и реинкарнации нет, это значило бы, что Бог нас не любит, что мы подопытные кролики.
А у вас не было желания стать монахом?
Было, я три года готовился к тому, чтобы стать монахом. Но Бог указал мне другой путь и женщину, которая стала моей половинкой. И если я столько лет совершенствовался в живописи и Бог дал мне этот дар, то лучше им воспользоваться.
Вы долго выбирали веру?
Я не выбирал, я искал. Я же в художественном училище и Ницше, и Фрейда читал. Мне этот нигилизм и модернизм… Все это было не от Бога, я все-таки искал правду. Если бы я не знал Достоевского, я, может быть, принял Ницше и других, как правду. Так что русская культура помогла ее найти.
Достоевский говорит, что атеизм всегда заканчивается революцией, а революция – это когда ты берешь шкалу ценностей и переворачиваешь ее. Нигилизм же эту шкалу уничтожает вообще, и получается, что нет ни добра, ни зла. А это – ад на земле. Святые говорят, что ад – это место, где человек не сможет общаться ни с собой, ни с Богом, ни с кем. К этому приводит нигилизм. Ведь если ничего нет, то и человека нет.
Как вы готовитесь к росписи?
Каждый день стараюсь молиться. Получается не всегда, бывает, что нет настроения, а тогда какой смысл? Есть художники-монахи, которые каждый день исповедуются. У меня не получается, у меня духовник живет далеко в Румынии. Но я здесь тоже нашел духовника, православного священника, и иногда хожу к нему исповедоваться.
Пост держу в среду и пятницу, обязательно перед большими праздниками. Он нужен, чтобы ты отказался от того, что очень любишь. Воздержание делает духовное состояние сильнее, а тело слабее, потому что чувства и желания начинают успокаиваться. Все желания начинаются, если хорошенько поесть мяса или выпить стаканчик вина (улыбается), сразу энергии много появляется.
Как ваше внутреннее состояние отражается в вашем творчестве?
Когда есть грехи неисповеданные или моменты, которые мешают мне в духовном плане, тогда я чувствую, что моя живопись, может быть, и хорошая с точки зрения искусства, но она недуховная. Такие иконы не исполняют своего предназначения. А вот когда ты молишься, постишься и твое состояние соответствует работе, то ты чувствуешь, что она становится иконой.
Текст и фото: Владимир Михеев, Краснодарский край.
Ставьте лайк 👍 и подписывайтесь 🤝 на наш канал!
----
Читайте также:
Нам еще до казаков далеко
Центр вселенной на 130 дворов
----
Канал ФОМ(Фонд Общественное Мнение) про политику, социологию, науку, культуру, этнографию, здоровье и многое другое. Если у вас есть интересные темы для публикаций или истории, которыми вы хотели бы поделиться, то напишите нам об этом: hello@fom.ru