Смею вас заверить, что такого безалаберного, бессистемного, скользкого и увертливого языка, как немецкий, во всем свете не сыщешь. Вас носит в этом хаосе, как щепку в волнах; а когда вы уже думаете, что нащупали твердую почву среди бултыхания и сумятицы десяти частей речи, вы, перевернув страницу, читаете: “Учащемуся необходимо усвоить следующие исключения”. Пробегаете страничку до конца и видите, что исключений больше, чем примеров на самое правило.
Марк Твен, “Об ужасающей трудности немецкого языка”.
Это продолжение заметки “О немецком языке и современном обучении”, которую я опубликовал пару недель назад. Та заметка была, надеюсь, полезная и интересная, эта будет бесполезная и скучная, так как тут я собираюсь в свойственной себе манере пуститься в наивное философствование.
Пара слов о немецком
Если вы вдохновились той заметкой и уже собрались изучать немецкий язык, то, прежде чем приступить к этому, обязательно прочитайте рассказ Марка Твена “Об ужасающей трудности немецкого языка” (http://lib.ru/INPROZ/MARKTWAIN/r_deitch.txt). Когда-то в детстве я читал его со смехом, думая, что автор всё преувеличивает. Но когда взрослым я решился всё-таки немножко выучить немецкий, я понял, что Марк Твен всё очень даже смягчил. Всё гораздо хуже, чем там написано.
Немецкий не просто сложный, он невероятно сложный. Он сложнее, чем вы думаете, даже представляя себе что-то невероятно сложное. Но! В нём есть какая-то внутренняя красота и привлекательность, и при этом видная не сразу, но логика, которая постепенно заставляет в себя влюбиться. Несмотря на то, что у меня до сих пор всё болит от первых месяцев изучения немецкого, я тем не менее, готов сказать, что полюбил немецкий! Наверное, это действительно стокгольмский синдром, на который я уже ссылался в предыдущей заметке. Но факт. Немецкий, несмотря на его ужасающую сложность и монструозность, мне нравится!
Изучая немецкий, гораздо лучше понимаешь немцев. И их ставшую стереотипом точность, любовь к порядку, исполнительность и послушность приказам. Если бы по вам ещё в детстве, как катком проехались бы всей этой грамматикой! Понятно, что младенцам не до грамматики, но ведь понять её всё равно придётся. Понять и принять. Принять и подчиниться. А подчинившись немецкому, уже можно чему угодно подчиниться. По сравнению с немецким всё остальное — уже не так страшно.
Язык определяет сознание
Есть такая известная теория, что язык во многом определяет образ наших мыслей. Раньше я владел только русским языком и до какой-то степени английским. И склонен был с этой мыслью согласиться, замечая на собственном примере, что, если я начну рассуждать на одну и ту же тему на русском и на английском, я приду, вполне возможно, к разным выводам.
Например, в русском языке нет слова efficiency (есть только эффективность, но это про другое), мы не отличаем estimate и assess, у нас нет слова integrity. Следовательно, мы просто не можем мыслить этими понятиями. Зато у англичан нет слова совесть (показательно, правда? Conscience — это другое, это про сознание), нет слова самоуверенный (self confident — это уверенный в себе, без негативного оттенка). Зато вот в немецком есть слово schadenfreude — получать удовольствие от неудачи другого.
Известный лингвист Ноам Хомский вообще утверждает, что язык был создан не как средство общения, а как средство познания мира (см. его лекцию про это, и не только про это: https://theoryandpractice.ru/posts/4221-noam-khomskiy-yazyk-pomogaet-nam-poznavat-mir-tak-zhe-kak-zrenie-i-slukh). Стоит ли после этого удивляться, что люди не понимают друг друга? Они просто используют язык не по назначению! Впрочем, другого средства общения у нас нет…
Я уже высказывал эту мысль, повторю ещё раз. Мне кажется, что войны за территорию и ресурсы давно ушли в прошлое. Сейчас войны — прежде всего культурные. И завоевание происходит прежде всего умов, а уже потом городов и заводов. А культура в первую очередь определяется языком. Поэтому самым главным оружием американцев является не ракеты и авианосцы. А Дисней и Голливуд. И английский язык. А Советский Союз проиграл холодную войну не потому, что упала цена на нефть. А потому, что в силу корпоративной бюрократии стал запрещать современную культуру (а культура всегда современна!), пытаясь апеллировать к прошлому, вместо запрещаемых Beatles и Sex Pistols показывая по телевизору Кобзона и Лещенко.
Англосаксонская культура обладает колоссальной проникающей способностью. Во многом благодаря невероятно простому английскому языку. Как так получилось?
История английского языка
На эту тему очень рекомендую прочить книжку Билла Брайсона “The Mother Tongue” (“Родной язык” — https://www.amazon.com/Mother-Tongue-English-How-that-ebook/dp/B00T3DR56C/). К сожалению, она не переведена на русский, но написана она настолько просто и интересно, что даже начального уровня знания английского должно хватить, чтобы её понять. Рекомендую!
Из этой книги я узнал очень много. Что английский произошёл от диалекта немецкого, когда племена англов и саксов, скинутые добрыми и милыми соседями в море, решили переправиться на остров неподалёку и выгнать оттуда кельтов. Что до сих пор на севере Германии есть деревушки, которые говорят на диалекте немецкого, который ближе к английскому, чем к немецкому.
Кстати, вот этот вопрос про диалекты меня всегда очень забавлял. В русском языке такого почти нет (если, конечно, не считать русский, украинский и белорусский диалектами одного и того же языка). Мы говорим на очень похожем языке на всём пространстве России. Да, есть особенности, вроде южного смягчённого “г”, северного “оканья”, масковского “аканья”, забавного уральского акцента (не могу его описать, но всегда могу узнать по нему уроженцев Екатеринбурга, говорящих, почти не раскрывая рта — от мороза, наверное), но в целом русский язык един и мы без труда поймём друг друга, в какой части страны бы не оказались.
С тем же немецким это совсем не так. Северные немцы вообще не понимают баварцев. У них разное произношение, набор слов, даже грамматические конструкции и выбор времён. Все немцы знают по факту 2 языка — родной “диалект” немецкого и ещё “стандартный немецкий”, который используют для общения с теми, кто не знает их родной язык. Но даже там остаётся акцент, безошибочно выдающий происхождение человека. То же и с французским и с английским. Баварский язык отличается от стандартного немецкого гораздо больше, чем, например, белорусский или украинский отличаются от русского. Почему же тогда баварский считается диалектом, а русский и украинский — языками? Ответ на это дан в известном афоризме, авторство которого пока точно не установлено:
— Язык — это диалект, у которого есть армия и флот.
Но вернёмся к английскому. Первое время английский был похож скорее на немецкий, со всеми этими сложнейшими грамматическими изысками, падежами, родами и склонениями. До сих пор это видно по многим словам и останкам неправильных глаголов (а в немецком практически все глаголы — неправильные — в этом месте за кадром звучит дьявольский смех с немецким акцентом). Но потом англичанам здорово помогли французы (норманны), завоевавшие на несколько столетий Англию и запретившие там говорить на английском.
Вся знать говорила на французском, вся письменность была на французском. По-английски говорили тайком, дома, и в основном низшие слои населения. А элита английского общества старалась интегрироваться с правящими захватчиками, активно изучая французский язык (как это похоже на то, что происходит сейчас, когда хипстеры кичатся своим английским языком, а в корпорациях правит новояз со всеми этими “давай запостпоним митинг на следующий фискал”).
До сих пор в английском есть пары слов, где строгое, официальное, слово — из французского, а простонародное, грубоватое — английское. Пример — stomach (“живот”, от старофранцузского estomac) вместо посконного английского belly (“брюхо”). Благодаря тому, что несколько столетий английский был только устным языком, он очень сильно упростился. Исчезли все падежи, склонения прилагательных, рода. Пропали почти все неправильные глаголы. Как утверждает Брайсон, если бы оккупация продлилась ещё лет 30, то неправильных глаголов не осталось бы вовсе. Вот ученики бы современные обрадовались!
Потом, когда норманны вернулись домой, французский какое-то время всё равно оставался официальным языком общения и делопроизводства. Забавно, но акт о переходе на английское делопроизводство был написан по-французски (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BA%D1%82_%D0%BE_%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%BE%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B8%D0%B7%D0%B2%D0%BE%D0%B4%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5_%D0%BD%D0%B0_%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B5)! В итоге переход с французского на английский занял несколько столетий! И именно этому мы должны быть благодарны за совершенно нелепую английскую письменность (“пишем Манчестер, а читаем Ливерпуль”). Впрочем, когда-то англичане не обращали такого внимания на написание слов. Например, Шекспир свою фамилию писал несколькими десятками разных вариантов. Причём мог на одной странице текста писать фамилию по-разному. Не использовал он только один вариант написания — который мы используем сейчас.
Бернард Шоу был большим сторонником реформы орфографии английского языка, пропагандируя отказ от всех этих дурацких нечитаемых и по-разному читаемых букв. Но даже его авторитета не хватило! Я вот только вчера, например, узнал, что в слове “salmon” не читается “l”, а в слове “vegetables” не читается вторая “е”. Кстати, написание слов и произношение — пожалуй единственное, что в английском сложнее, чем в немецком. Мне вот до сих пор не даётся в английском то, что последняя согласная не переходит от звонкой к глухой (red нужно читать, как рэД, а не как рэТ, иначе вместо “красного” скажешь “крыса”). В немецком всё, как в русском — очень простая и логичная артикуляция.
В общем, благодаря всем этим завоеваниям и заимствованиям, за исключением маленького вопроса с произношением и написанием слов, английский стал невероятно простым языком. Ооочень простым. Что, как мне кажется, во многом и обусловило такую успешность Великобритании в колониальных захватах. Так как рабов на завоёванных землях можно научить хоть на каком-то уровне английскому за месяц. А вот немецкому не научишь и за три. Марк Твен был ещё категоричнее:
— Глубокие филологические изыскания привели меня к выводу, что человек, не лишенный способностей, может изучить английский язык в тридцать часов (исключая произношение и правописание), французский — в тридцать дней, а немецкий — в тридцать лет.
Страной эмигрантов США стали тоже, как мне кажется, во многом благодаря английскому языку. Язык и культура гораздо важнее национальности. Поэтому французы искренне считают всех членов своей сборной по футболу настоящими французами, а по-китайски китаец — это тот, кто умеет писать по-китайски. Да и всех многонациональных выходцев из бывшего Советского Союза во всём мире называют русскими. Потому, что все говорят на русском языке.
И, наконец, английский стал сейчас де факто языком международного общения тоже благодаря своей фантастической простоте. В Китае сейчас больше школьников, изучающих английский язык, чем в США. И эта интернационализация английского упрощает его ещё больше.
Но хватит уже об английском, заметка-то про немецкий!
Итак, начнём с хороших новостей — в немецком очень простое и удобное произношение, очень похожее на наше. Нам не нужно изгаляться, чтобы произносить немецкие звуки (что сильно не так в английском). Это, наверное, объясняет такой успех наших разведчиков в войну. Ну и ещё и то, что у немцев столько диалектов, что они и сами с акцентом говорят. Ещё немецкий очень просто читать — они там не боятся до сих пор реформы проводить в языке (хоть и не без скандалов). Единственная сложность для меня была в том, чтобы принять, что “L” там всегда мягкая, а остальные согласные — всегда твёрдые.
На этом хорошие новости заканчиваются. Всё остальное в немецком очень и очень сложно. И вроде бы нам, для кого родной язык — русский, должно быть проще, чем англичанам, ведь у нас тоже есть рода у существительных и падежи. Но не тут-то было. Рода в немецком языке очень редко совпадают с русским. Есть канонический пример с тем, что девочка (das Madchen) в немецком — это “оно” (на самом деле с этим как раз всё просто и логично, так как суффикс -chen превращает любое слово в средний род). Мне больше нравится другой, что ложка — это он, вилка — это она, а вот нож — оно. И так во всём! Ещё забавно образуется множественное число. Почти всегда по-разному, поэтому все слова надо учить и в единственном, и во множественном числе!
Дальше — больше. Падежи. В немецком из “всего” четыре. Но как они используются… Почти всё не так, как в русском. А ещё забавно, что нужный падеж может зависеть не только от предлога, но и от действия! Если картину надо повесить на стену, то падеж один. А если картина уже висит на стене, то падеж другой! Вы там издеваетесь, что ли?! Впрочем, у нас в русском так же, как я вот только что понял… Наверное зря я так про немецкий…
К счастью, с временами относительно проще. Но только отчасти. Часто время определяется контекстом (словами “сегодня”, “завтра”, “вчера”), но всё это “компенсируется” тем, что все глаголы — неправильные и их нужно запоминать не только по родам, но и по временам. К этому добавляем предлоги, невероятно сложный и ещё и от многих параметров зависящий порядок слов, чтобы окончательно потерять дух и веру в людей. Но если оттуда всё-таки удастся выплыть и обрести почву под ногами, немецкий язык приготовит вам отличную новость — склонение прилагательных. И в этом месте вы понимаете, что всё надо начинать сначала.
И всё это и многое другое нужно знать, чтобы понимать и говорить на немецком на самом-самом базовом уровне! Элементарном! Теперь вы понимаете, что такое немецкий язык? И это я ещё умолчал о многих забавных мелочах, вроде числительных, где почему-то их нужно произносить не слева направо, а справа налево. То есть не “двадцать один”, а “einundzwanzig” (один-и-двадцать). А знаете, как на немецком выглядит “одна тысяча девятьсот семьдесят семь”? Очень просто! Eintausendneunhundertsiebenundsiebzig (в этом месте закадровый дьявольский смех с немецким акцентом повторяется снова). Про глаголы с отделяемыми приставками даже не буду рассказывать тогда. И так перебор. Хотя нет, приведу цитату о них из Марка Твена, лучше и не скажешь:
— Трудно представить себе большую путаницу и неразбериху. Такие глаголы называются приставочными. Немецкая литература кишмя кишит приставочными глаголами. И чем дальше обе части глагола отскакивают одна от другой, тем больше доволен собой автор. Один из популярнейших глаголов этого типа reiste ab, что значит — уехал. Поясню на цитате другого романа, — я перевел ее на английский, значительно сократив:
“Наконец чемоданы были уложены, и он — У -, поцеловав мать и сестер и снова прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своем простеньком кисейном платьице, с единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным, спотыкающимся шагом спустилась по лестнице, все еще бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но мечтая еще хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни,- ЕХАЛ”.
Но, повторюсь. В этом всём есть какая-то дьявольская красота. И по мере погружения в немецкий ты постепенно понимаешь, что в нём есть невероятно сложная, но логика. И постепенно понимая его, ты испытываешь радость, гордость и удовольствие, как от того, что разобрался в том, как работает какой-то механизм.
Как мне сказал один знакомый немец, на немецком нельзя думать вслух. Как на русском или на английском. В немецком, из-за чудовищно сложной грамматики и порядка слов, когда смысл предложения может поменяться одним маленьким словом в конце, нужно сначала думать, а потом говорить. И это оказывается очень важным и полезным свойством! Которое точно не помешало бы и другим языкам.
Я думаю, что это совсем неслучайно, что практически все великие философы писали на немецком языке. Мои любимые писатели — Манн, Ремарк, Гессе — немцы. Немецкий — определённо язык, очень подходящий для размышлений и философствования. И действительно, он настолько сложен, что рассуждать на нём на более простые темы, чем онтология и эпистемология даже как-то странно. Как на суперкомпьютере в танчики играть. В отличие от русского.
В романе “Голубое сало” Владимира Сорокина (https://www.litres.ru/vladimir-sorokin/goluboe-salo/) это здорово показано в вымышленном разговоре Гитлера со Сталиным и Хрущёвым:
– Иосиф, я давно тебя хотел спросить, — перебил Морелля жующий Гитлер, — почему в России никогда не было философов с мировым именем?
Сталин пожал плечами:
– Не знаю. Я никогда профессионально не занимался философией. Спроси моего друга графа Хрущева. Он профессиональный философ.
Гитлер посмотрел на графа.
– Вопрос серьезный, господин рейхсканцлер, — вытер плотоядные губы граф. — В России не может быть философии по определению.
– Почему?
– Нет разницы между феноменальным и ноуменальным. В такой ситуации философу делать нечего.
– Что же ему остается делать, если он родился философом? — поднял брови Гитлер.
– Мечтать! — ответил за Хрущева фон Риббентроп. — Русские философы не философствуют, а мечтают. Мой фюрер, я пытался читать Соловьева и Бердяева. Это литература, а не философия.
Выводы
Поэтому я очень рад тому, что начал изучать немецкий язык. Да, это очень сложно, но это даёт мне в руки новый инструмент для размышлений и познания мира. И какие-то вещи мне будет лучше познавать на немецком, в дополнение к тому, что лучше изучать на русском (всё, что касается души и чувств) и тому, что лучше делать на английском (языке очень практичном и даже прагматичном — для быта и работы). А благодаря немецкому, я может быть когда-нибудь смогу осилить “Критику чистого разума” Канта. На русском её читать решительно невозможно, но говорят, что на немецком читается легко и непринуждённо!
Ну а для программистов я придумал такую (весьма натянутую) аналогию:
— Немецкий — это С++. Один неосторожный шаг — и уже ничего не компилируется. А если и компилируется, то падает оглушительно с утечками памяти, неправильными указателями и сломанным стеком.
— Английский — это JavaScript. Пиши, как хочешь, всё равно будет работать (хоть как-то), хоть может и непонятно, как.
— Русский — это 1С. Вроде всё криво, и кириллицей, но при этом вся огромная страна держится только на нём, как на “Войне и мире” и “Братьях Карамазовых”.
И, естественно, как хорошему программисту полезно владеть разными языками программирования, так и человеку полезно хотя бы понимать несколько человеческих языков.
И как при этом нам не погордиться нашим языком, который так легко и непринуждённо заимствует и делает абсолютно родными слова из других языков? Вот вы знали, например, что слово дежурный — от французского de jour, а целиться — от немецкого Das Zeil?
Лингвисты наверняка за эту статью побьют меня дифтонгами и сделают мне две, а то и все три палатизации прямо по линии Бенрата, а потом добьют буковым аргументом. Хотя я, наверное, и до этого буду готов во всём сознаться. Поэтому сразу прошу и надеюсь на их снисхождение к рассуждениям дилетанта.