Когда в КБ, где работал Федор, начинались разговоры о детях (а обычно их заводили не девчонки-сотрудницы, а его лучший друг и начальник Павел, Паштет), Федор выдерживал несколько минут, а потом уходил курить.
Дочка Паштета, Катька, вечно отчебучивала какие-то фокусы, о которых друг с восхищением в голосе и под общий смех рассказывал.
— Посадил ее читать букварь, а сам пошел в Варкрафт резаться. Минут через десять — звонок. Звонят из полиции. Говорят, вы такой-то и такой-то? Ваша дочь у нас, вы должны приехать и заплатить штраф. Ну, я, разумеется, подумал, что меня разводят, и послал их. Сказал, что моя дочь дома, и нажал на отбой. Но на всякий случай в Катькину комнату заглянул. Нет ее, поганки. Только букварь в кресле валяется. Тут мне перезванивают. И дают ей трубку. Она там всхлипывает: «Пап, приезжай». Оказалось, что эта мелкая пакость потихоньку из дома свалила, собрала дворовых мальчишек, затащила их на гараж и оттуда камнями в прохожих кидалась. А один не особо пострадавший гражданин — нет бы ее оттуда за косы стащить, в полицию позвонил.
— Вот ведь бой-девка растет, — разглядывая катькину фотографию, стоящую около пашкиного компьютера, — смеялись сотрудницы. — А уж красавица! Копи, батя, на ружье — женихов отваживать.
Федор курил на лестнице, слушая общий смех, и думал, что Паштет, после каждого случая уверявший, что впорол Катьке по первое число, дочку и пальцем не трогает. А уж как он ее любит, был понятно не только по разговорам. Федор бывал в гостях у Паштета, правда все реже и реже… и видел, как обожают друг друга эти двое. Прежде Паштет, который жил в двух шагах от завода, часто приглашал Федора после работы зайти к нему и выпить по бутылке пива — и, стоило Паштету вставить ключ в замочную скважину, как раздавался ликующий возглас: «Папка пришел», и даже ключ Паштет повернуть не успевал — дверь распахивалась, и Катька повисала у него на шее. Затем, заметив гостя, слезала с рук и важно здоровалась: «Здравствуйте, дядя Федя». Паштет вечно вытаскивал для нее из кармана какую-нибудь мелочь: то чупа-чупс, то сувенир с завода, то маленькую куклу.
Да и как было не любить Катьку — веселую, смелую, с задорными темными тугими косичками, готовящуюся беспроблемно идти по жизни на крепких ножках, вызывая всеобщий восторг и поклонение.
Сам Федор, когда жена забеременела, мечтал именно о такой вот девчонке. Мечтал, как будет покупать ей нарядные платьица, какие-то девчоночьи игрушки, и как маленькие теплые ручонки будут обнимать его, а малюсенькие губки целовать в щеку: «Спасибо, пап!».
Но жена родила сына — худенького светловолосого мальчика, как две капли воды похожего него самого. Никита был ровесником Катьки и ее антиподом: стеснительный до умопомрачения, с вечно испуганными серыми глазами, тихий, научившийся читать в четыре года и вечно сидящий в углу с какой-нибудь книжкой. Как и сам Федор в детстве. И боящийся Федора до одури, хотя тот тоже не бил его.
Федор пытался разговаривать с ним о том, что он там читает, но мальчишка сжимался, отвечал односложно. Тут же появлялась жена, словно курица, оберегающая своего цыпленка, и следила за их разговором, часто сама отвечая за сына.
Никогда Никита не бежал его встречать, никогда не обнимал. Если Федор, подражая Паштету, приносил ему чупа-чупс, прятал руки, глазами спрашивая у матери: «можно?» И лишь когда она кивала, брал.
И Федору, когда Паштет начинал разговоры о Катьке, становилось тяжело на сердце. Он понимал, что Никитку он не любит. Ну а как можно любить самого себя. Только жалеть разве что, как такого же будущего неудачника, каким стал он сам. Ведь ему ни в чем не повезло в жизни: ни с работой, ни с женой, ни с сыном. Жена, как назло, повесила рядом на стене их фотографии, Федора и Никиты, где они были одного возраста. Одно лицо. Тот же пугливый взгляд вечного неудачника.
Почему так получилось? Кто знал? Почему Паштет, с которым они вместе закончили техникум, стал его начальником, и зарабатывал в несколько раз больше. Почему Катька — а Федор мечтал о своей такой Катьке с юности, потому что такие девочки не обращали на него внимания, тоже родилась не у него. Была своя…Он бы любил хоть кого-то... А жена… А что жена. Которая согласилась, на той и женился. И, хотя не было у них бурных историй, как у Паштета с женой, и жена со всем соглашалась, он ее тоже так и не смог полюбить. Возможно, из-за Никиты…
Оставалось только пить…