Когда Аля уже была на большом сроке, умен пожилой родственник. Вечером, Гонтарёвы сидели и поминали, конечно. Он был им никто, но помянуть надо было, грех не помянуть.
На столе стояла водочка, пивко и нехитрая закуска, из того, что было с собой передано с поминального стола.
Ребенок вертелся рядом, вился ужом между обожаемых родственников: Папа Вася и Дед Вова всегда были у девочки на особом счету, она не просто любила их, она смотрела им в рот, запоминала каждое их слово и старалась во всём походить на своих кумиров.
В этот день на террасе отец повесил гамак.
Он возлежал на нем в полуденные часы сиесты, убивая птицами свиней в своем смартфоне, и вот сейчас, когда пить пиво и есть водку лежа было неудобно, юркая Татьяна стремительной белкой нырнула в освободившееся место. — Алла, скажи ей. Пусть идет спать. — Танечка, золотце, иди спать! — Я не пойду, я буду с папой.
Але стало плохо. Она уже знала, чем это кончится. Дочь отличалась страшным упрямством — она не соглашалась ни с чем ни на каких условиях, её невозможно было наказать, просто поставив в угол — она там попросту не стояла! Хотя однажды...
Однажды Василию удалось заставить Таню стоять в углу.
Он поставил ребенка в угол, подвинув кровать, на которой он лежал и играл в танки (или смотрел порно — присутствие Тани в комнате никогда его не смущало, он отвечал, что это не его проблемы, что ребенок находится там, где ему находиться не следует, и если Аллу что-то смущает, так пусть следит за дочерью лучше). Таня стояла, зажатая в угол мебелью, а Вася лежал, держа в руках мухобойку. И когда ревущая Танечка предпринимала попытку вытечь из угла, она получала мухобойкой по попе, или по чему придется.
На то, чтоб она смирилась и перестала пакать у Василия ушло 48 минут.
— Я же говорил тебе, что заставлю её стоять.
— Ты сломал её.
— Ей это только на пользу, ваше бабское воспитание ее только портит, вечно вы с матерью ей задницу лижете, никакого толку с девки не будет.
— А развивать ее не надо?
— Да что ее развивать, ты посмотри на нее — третий сорт не брак, хоть бы на три училась, вся в тебя пошла, бракоделка.
— Вообще-то , сейчас я твоим сыном беременна...
— Посмотрим еще, что там за сын...
Аля глотала слёзы и старалась держать себя в руках. Огромный живот мешал, но она помнила, как Гонтарёвы хотели внука, и надеялась, что это даст ей право что-то говорить...
— Ты хочешь сказать, Алла, что это по-твоему нормально, что ребенок в такое время не спит? — с улыбкой химеры и тоном гадюки Свекровь Любовь обратилась к Алле, покачивая ножкой, и очищая кусочек колбаски от шкурки. "Гадина", подумала Аля, "Ну какая же ты гадина, упиваешься собственной властью..." — У меня в это время Василичка уже спал давно, потому что мы его воспитали так, что он слушался нас бес-пре-ко-слов-но...
— Ой, да не п**зди, — отозвался беспрекословно слушающийся сыночка, — а ты, падла мелкая, вали спать!, — обратился к дочери Вася. И посмотрев на беременную жену, скривился и сказал, — бери эту гниду, и укладывай ее спать, живо. А мне пивка холодненького захвати с холодильника, и колбасы еще подрежь, видишь, стол пустой. Давай, давай, живо, кабанчиком, ты и так толстая как боров уже...
Аля попыталась зацепить дочь, но маленькая зараза с хитрой ухмылкой, вцепилась в гамак, всем своим видом давая понять, что не сдвинется с места.
"Дурочка маленькая, она считает, что с нею играются" — Аля в ужасе смотрела на дочь.
— Ты что, думаешь, я играюсь тут с тобою? — Василий рассвирепел, но что-то из прошлого, когда он еще любил дочь и покупал ей дорогущие тинилавовские погремушки, что-то из тех лет, когда они еще были семья, вдруг блеснуло в его глазах, — ну, хорошо! Не хочешь вставать сама — я тебя вытряхну!!!
— Василий, осторожнее!
— Отвали нахрен, — рявкнул он ненавистной жене, — Рраазз!!!
Гамак мотнулся с хорошей амплитудой, тельце девочки вжалось в ткань.
— Дввва!!! — ребенок заливался смехом, сжавшись от восторженного ужаса, казалось, сейчас она свалится и на этом всё.
— Осторожнее, Вася! — Аля кричала, но на неё цыкал Дед Вова, а Свекровь-Любовь удовлетворенно взирала на то, как её ненаглядный сыночка играет с внучкой, закусывая водочку селедочкой и колбаской: "Успокойся, Аля, что ты такая заполошная сегодня, прямо ненормальная, сядь с нами, выпей, ничего ребеночку там не будет! Я вот с Василькой себе и водочки позволяла рюмочку, и пивка стаканчик — ничего ж, нормальным вырос!"
— ТРРРИ!!!
— ААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Гамак закрутило в жгут, и он перевернулся, с размахом всей амплитуды впечатав пятилетнего ребенка головой в бетонный пол террасы.
Аля вскрикнула, плач маленькой Тани заставил Любу поморщиться, дед Вова сорвался с места, зацепив стол, отец кряхтя встал, поднимать ребенка с пола. Аля кинулась к дочери, но Василий оттолкнул беременную жену: "НАХРЕН ПОШЛА!"
— Это всё ты виновата! Ты не могла её уложить!!! Это из-за тебя она тут вертелась, не можешь такой мелкой ума дать, что ты с нею делать будешь когда она в подоле принесет?!!!!
Таня плакала, не останавливаясь, на бетоне блестели капельки ее крови.
Василий, отпихивая плачущую жену ("Господи, только бы не в живот!"), понёс ребенка в спальню. Кинул на кровать, сказал "Не реви!" и ушел курить на улицу, поскольку перенервничал.
Дед Вова сидел на краешке кровати и гладил девочку по голове, Люба с террасы кричала: "Вова! Вова? Ну что там? Нормально? НУ иди сюда, раз нормально! Что ты там застрял, Аля сама разберется!"
Аля осталась в детской одна.
Не вытирая даже свои слёзы, она качала голову девочки на своих коленях, пока малышка не перестала всхлипывать: "Ну-ну-ну, маленькая, ну-ну-ну, милая, ну не плачь Папа не специально, Папа не хотел..."
— МАМА, А ЧТО , ПАПА ХОТЕЛ МЕНЯ УБИТЬ?!!! ПОЧЕМУ ОН МЕНЯ СКИНУЛ, ЧТО Я УПАЛА?!!!
— Детка, ну что ты... Папа не хотел!!! Папа ... силу не рассчитал, папа же не со зла ну заинька, ну не надо так про Папу говорить...
— Мама, у меня головка болит... Почему она мокрая?! — Девочка коснулась пальчиками места удара, — МАМА!!! ЭТО ЧТО , МОЯ КРОВЬ? ПАПА МЕНЯ ДО КРОВИ УБИЛ?!!!
— Милая, милая, тише, нет-нет-нет! Это просто ранка...
С террасы послышались крики: "ОНА ЧТО, ВСЁ ЕЩЕ НЕ СПИТ? ТЫ ЧТО, НЕ МОЖЕШЬ ЕЕ УЖЕ УТИХОМИРИТЬ?! НОЧЬ НА ДВОРЕ!!!"
— Тшшшшш, тише, тише, котеночек, тише, родненькая, тише, сиди, как мышка, тише... — Девочка не унималась, и от уговоров плакала ещё сильнее:
— Мама, мамочка.... почему... почему папа так со мной?!!!!! Что я ему сделала плохого?!!! За что он меня головой ударил?!!!
— Тише, тише... Папа не специально, папа случайно... Дай я посмотрю головку, я аккуратно.
Аля включила фонарик на мобильном телефоне, и осторожно начала распутывать детские волосики, слипшиеся от грязи и крови. В тумбочке у кровати она нащупала Мирамистин и пшикала им, смывая кровь и грязь, и надеясь, что это поможет хоть как-то обеззаразить что-то...
Наконец, стала видна ранка — кожа была глубоко рассечена, ссадина размером с советский пятак и оторвавшийся лоскутик кожи.
— Милая, сколько пальчиков я показываю?
— Три.
— А сейчас?
— Четыре.
— Тебя тошнит?
— Нет.
— А головка кружится?
— Нет, но болит сильно. Мам, а почему папа так... — Девочка снова заплакала. Отца она обожала, и такого предательства не могла ни осознать, ни принять, ни, тем более, простить.
— Милая, папа случайно... Постарайся заснуть.
Аля собрала всё мужество, и вышла к семье на террасу.
Изрядно повеселевшая Люба улыбалась, глядя на ее бледное лицо:
— Ну, что? Уложила? Ну вот и ладно. Садись, выпей с нами.
Аля громко и четко сказала, так, что слышали все:
— Голова не кружится, не тошнит, в глазах не двоится. Кожа порвана, надо ехать в травму и зашить. — Она посмотрела на Василия, — Она плачет, она очень напугана. Она считает, что ты хотел ее убить.
— Вечно ты всякую дрянь ребенку в голову вбиваешь, дура чёртова! — Василий хлопнул рюмку, и с негодованием схватил сигарету.
На фоне причитала Люба: "Как так, как так, как так можно вообще говорить! Ты бы переубедила б ее, привела б аргументы, чтоб она не запомнила это вообще! Если она плачет до сих пор, надо ее отвлечь чем-то Игрушечкой! Ты отвлекала ее игрушечкой?!"
— Мама, — Аля посмотрела на кудахчущую свекровь, — ей пять, но она не дура, игрушечкой отвлекаться! Ты б извинился, Вась.
— Перед писюхой?!!!!!!
Аля стояла и понимала, что это конец.
Надо уходить и никогда не возвращаться больше в этот дом, будь он проклят, купленный двумя семьями для них и их детей, настоящих и будущих, из этой семьи, прокуренной и пропитой. Где ты не можешь рассчитывать ни на кого, и где, если ребенок рассечет голову (она старалась не думать "рассекут", потому что даже край мысли что когда родится малыш — его совершенно случайно могут уронить и не обратить на это внимания), а максимум на что она сможет рассчитывать - на бесконечные упреки о том, что дети плачут и не спят.
"Это не семья".
Шел восьмой месяц ее беременности.
Её мама похоронила свою мать, и готовилась похоронить уже лежащего в тяжелом бреду алиного деда — на ее помощь рассчитывать не приходилось особо.
К счастью, было куда уйти — квартира, бабулина однушка, в которой они жили до покупки дома, стояла пустая, там был кондиционер, вода и даже интернет — включить девочке мультики, а еще — рядом был садик.
Утром, Аля отвела Таню в садик (так и не дойдя до травмпункта и обработав ранку как смогла), а днем когда Василий уехал на работу, попросила деда Вову перевезти для нее кое-какие вещи туда, сказав, что раз они начинают вскрывать полы, (и ей беременной по летней жаре) безопаснее им с Танечкой будет на квартире с кондиционером.
Это был последний раз, когда они собирались как семья...
О том, что "Папа уронил меня головой на пол" Таня перестала говорить только спустя полтора года...
...но на момент написания этой статьи, до сих пор не забыла.
___________________________________________________________________________
Это история моей соседки Али, которая не побоялась сделать в своей жизни важный выбор. Я считаю - очень правильный. Если вы согласны - можете передать привет для Танюши, Аля не будет возражать - это же дети, всегда им что-то да нужно,
и обязательно подпишитесь на канал! Это на самом деле важно)
С любовью, автор текста:
© Анна Честная.