Если уж ехать в Елец, то не за покупками, а за впечатлениями
Когда-то жизнь в России текла по совершенно иным, нежели сегодня, законам. Люди рождались в мире, где действовали социальные схемы, отработанные веками. Где большие деньги, появившиеся у человека из низов, вызывали уважение, а не подозрение. Где целеустремленный человек мог сделать себе карьеру и имя, а тот, кто оставался в своем "природном" положении, считался не неудачником, а степенным, добропорядочным человеком.
Текст: Дмитрий Руднев, фото: Александр Бурый
Ностальгия по тем временам не угасла за целое столетие. Это чувство настолько сильно, что порой целые города, хотя бы на один день в году, стараются погрузиться в мир, когда по улицам ходили мужчины в сюртуках и женщины в платьях с пелеринами, по булыжной мостовой громыхали брички, ражие купчины стояли за прилавками торговых рядов, а в осеннем воздухе стоял запах антоновских яблок...
Ранняя осень — сытая и радостная пора. Из-за того, что в этом году практически не было лета, она пришла, будто бы извиняясь, принесла с собой прозрачный воздух, но так до октября и не решилась окрасить листву в яркие желто-красные краски. Но все атрибуты урожайной поры "унылая пора" оставила при себе. Уже за Тулой, когда стрелки часов перевалили за шесть утра, на обочинах появились первые грибники, разложившие на коробках и ящиках упругие гроздья опрятных опят.
Позже, когда мы проезжали по Липецкой области, на перекрестках старой магистрали стали попадаться крестьяне, выставившие на обозрение проезжающих мимо потенциальных покупателей целые прицепы, груженные мешками с картошкой. А в деревнях бабушки уже разложили на придорожные лотки рыжие тыквы, зелено-красные груши и источающую неповторимый осенний аромат антоновку.
На старую, петляющую по селам трассу мы выехали почти сразу за городом Ефремов. Мы так торопились попасть в Елец до начала местного фестиваля "Антоновские яблоки", что обнаружили — приедем туда чуть ли не на час раньше намеченного срока. Этот город мне доводилось видеть только проездом, хотя жизнь сводила меня с огромным числом выходцев из Ельца. Все они были малость лихими, задорными и породистыми людьми, "стяпными", как сказала бы про таких моя подмосковная прабабка.
Неудивительно, что именно здесь прошли детство и молодость самого язвительного и поэтичного русского писателя — Ивана Бунина. И, естественно, наш фестиваль, на который мы так спешили, был посвящен не яблокам и торговле ими, а Ивану Алексеевичу. Даже, наверное, не совсем ему, а тем отрезкам его жизни, которые прошли под Ельцом и которым он посвятил свои "Антоновские яблоки".
ОТ ТАМЕРЛАНА ДО ГУДЕРИАНА
Ранняя история Ельца — полулегендарна. В Никоновской летописи город дважды упоминается под 1146 годом. То есть, получается, он на год старше Москвы. Однако есть мнение, что это поздняя вставка в летопись. Правда, ельчан это нисколько не смущает, и они страшно гордятся однолетним старшинством над столицей.
Если взглянуть на макет реконструкции Елецкой крепости в краеведческом музее, в глаза сразу бросается ее необычная планировка. Крепость стоит в излучине реки, не на мысу, образованном обрывистыми берегами при слиянии двух рек. В плане она — вытянутый прямоугольник, прилепившийся одной из длинных сторон к высокому берегу реки Быстрая Сосна. Справа и слева, по коротким сторонам, крепость обрамляли два оврага, один из которых виден до сих пор. Это — низина между улицами Труда и Льва Толстого.
Никоновская летопись относит Елец к древнему Рязанскому княжеству, называя его одним из уделов рязанских князей. Удивительно, но Старая Рязань, домонгольская столица княжества, устроена по тому же принципу. Город выходил самой длинной своей стороной на почти прямой и обрывистый берег Оки, а по бокам его защищали извилистые и глубокие овраги. Таким образом, в Рязани, как и в Ельце, нападению врагов подставлялась одна-единственная стена, на которой можно было сосредоточить максимум сил и средств для отражения штурма.
Елец пережил немало трагических моментов. Если он действительно существовал еще в XII веке, значит, он, безусловно, был уничтожен во время ордынского нашествия. Затем в конце XIV века город спалил дотла Тамерлан. В начале XV века Елец уничтожают крымские татары, жители покидают его и возвращаются сюда только при царе Федоре Иоанновиче.
В 1585 году для защиты от набегов степняков на этом направлении строятся крепости Ливны и Воронеж, однако татарские отряды легко просачиваются между этими укреплениями. И в 1591 году царь приказывает отстроить Елецкую крепость.
Дело это дается трудно, Елец в ту пору — дикое место. Ни жить, ни служить здесь никто не хочет. Назначенные дети боярские из порубежных городов едут сюда с неохотой, некоторые — неслыханное дело! — самовольно отправляются нести службу в другие места. Даже казаки не желают здесь служить.
Но за несколько лет городской голова Иван Никитич Мясной и воевода Ельца князь Андрей Дмитриевич Звенигородский достраивают крепость и расставляют по окрестностям 9 сторож, призванных отследить появление неприятеля. Очень скоро город наполняется жителями, возникают посады, а затем, когда угроза набегов становится все менее опасной, вокруг города появляются хутора, деревни и села.
Неизвестно, строил ли Иван Мясной новую Елецкую крепость на месте старых валов покинутого в начале XV века городища. Но у нас есть основания предполагать, что это было именно так. К северо-западному углу крепости примыкает Красная площадь. На ней стоит Воскресенский собор. А возле него — часовня, поставленная над могилой ельчан, сражавшихся и погибших при взятии города Тамерланом. Следовательно, старый Елец располагался там же, где царь Федор приказал строить новую крепость...
Не менее драматической была история Ельца во время Второй мировой войны. Осенью 1941 года город готовился к обороне, сюда приближался фронт. 3 декабря гитлеровцы вошли в город, но уже 9 декабря противник был выбит из Ельца. За три дня до этого началась первая в истории Великой Отечественной войны наступательная операция советских войск, получившая название Елецкой. За десять дней части Юго-Западного фронта разгромили две фашистские дивизии (потери противника составляли 12 тысяч человек убитыми) и нанесли серьезное поражение 2-й танковой армии Гудериана. Елец пробыл в оккупации противником чуть более пяти суток...
ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ — ОБМАНЧИВО
Фестиваль "Антоновские яблоки" оказался довольно странным событием. Первое, с чем нам довелось столкнуться, — это перекрытые улицы на подъезде к Городскому парку. Поначалу все, что мы увидели, было довольно заурядным для подобного рода мероприятий зрелищем.
В Детском парке, который примыкает к Городскому, играла развеселая музыка, между работающими аттракционами, от одной игровой площадки к другой, носилась детвора.
Пройдя мимо, мы вышли на улицу Коммунаров. Здесь метров на пятьсот раскинулся оживленный базар. Пожилые азербайджанские мужчины с достоинством индийских махараджей жарили шашлык и колдовали над пловом. Веселые тетеньки продавали медовуху, пуховые шали и прочую рухлядь.
Гвоздем программы здесь были лотки с изделиями народных промыслов. Более бессмысленных вещей, чем выставленные здесь, найти, наверное, невозможно. Особенно меня поразили настоящие валенки размером со спичечный коробок. Как ни странно, товар пользовался спросом, совсем как у Бунина в "Антоновских яблоках": "...покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах — весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него "из милости", он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда "тронет" на тульской гармонике".
ВСЕ НА ДЕФИЛЕ!
Миновав это буйство коммерции, мы попали в Городской сад. Здесь было даже многолюднее, чем на базаре. Огромное число детей и подростков были одеты по моде конца XIX — начала XX века. Конечно, это была не качественная реконструкция, а, скорее, театрализованное действо. Здесь были маленькие барышни в соломенных шляпках и бархатных платьицах, юноши в форме, очень похожей на нынешнюю суворовскую. По всей видимости, они олицетворяли гимназистов или учеников реальных училищ. И поначалу казалось, что ты попал на маскарад. Однако уже через несколько минут все разъяснилось: на летней эстраде заиграла музыка, и голос из громкоговорителей известил о том, что через несколько минут начнется показ моды начала XX века.
Конечно, в этом представлении подкупала его необычность. Мало где организаторы подобных гуляний сумели придумать хоть что-то настолько же интересное. Народ, а особенно женщины и девушки, обступил площадку перед эстрадой. Порой платья и костюмы с удивительной точностью передавали дух эпохи, порой наряды были, что называется, отдаленной "вариацией на тему", но все происходило как-то искренне, очень непосредственно и просто.
Девицы, затянутые в шелка и окутанные кружевами, ходили порой совсем по-современному, но, безусловно, гордились своими нарядами, красовались в них. Здесь были все: крестьянки и дворянки, мещанки и купчихи, курсистки и гувернантки. В конце дефиле на сцену вывели крохотных, 3—4-летних детишек в забавных платьицах и костюмах морячков. Это вызвало у зрителей шквал оваций. В итоге все модели не убежали за сцену, чтобы сбросить с себя моду вековой давности, а, напротив, пошли гулять по саду. Мы отправились вслед за ними.
"Маша, ну ты просто красавица. — Женщина, в которой трудно было не угадать педагога, всплеснула руками, встретив юную особу, затянутую в синее бархатное платье с черной шляпкой-цилиндром на голове. — Иди сюда, дай с тобой сфотографироваться!"
СВОИ СРЕДИ СВОИХ
И тут я понял, что такое неуловимо необычное было в происходящем вокруг. Больше всего гулянья в парке, то есть сам фестиваль "Антоновские яблоки", напоминали какое-то домашнее торжество, где практически все друг друга знают тысячу лет. Где все устроено не на показ, для стороннего, холодного, оценивающего взгляда, а напротив, все сделано своими и для своих.
Вот, например, одна из площадок фестиваля — "Фотогалерея Румянцева". Она приютилась у старого литого чугунного фонтана. С расставленных на мольбертах фотографий на гостей "Антоновских яблок" смотрят дворяне, купцы и мещане дореволюционного Ельца. Их спокойные, полные достоинства лица лишь подчеркивают домашнюю атмосферу праздника. Они как бы говорят каждому пришедшему: "Я здесь живу, я отсюда родом. Пройди пару кварталов вниз к реке и повернись налево, видишь двухэтажный особняк с большим эркером? В 1879 году в нем я появился на свет". Люди подходят к мольбертам и фотографируются со старыми фотографиями, будто на них запечатлены их родственники.
А в другом конце парка молодые чтецы готовятся к литературному конкурсу "Лишь слову жизнь дана...". Вот девочка лет 12 декламирует самое начало "Антоновских яблок": "...Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести".
Ну и что, что она делает это с такой интонацией, будто это тихое утро, про которое она говорит, совсем не тихое? Будто и золотой сад, и кленовые аллеи, и тонкий аромат листвы какой-то садист кромсает тупым зазубренным ножом. Патетика в детском голосе зашкаливает, но именно этого всю предыдущую неделю от девочки добивалась ее бабушка, которая стоит напротив и, сопереживая, кивает в такт каждой вылетающей из юной груди драматической ноте.
Кого волнует... Даже нет, кто заметит несоответствие формы содержанию? Это же не экзамен в Щукинское училище, не подмостки МХАТа. Мы читаем классику, а классику надо читать с выражением!
Посреди всего этого праздника жизни сидит на лавочке сам Иван Алексеевич. Скульптор изобразил его задумчивым гимназистом. Вглядываюсь в лицо нобелевского лауреата и думаю: о, господин Бунин, сколько язвительных слов родилось бы у вас, стань вы свидетелем того, что происходит здесь, в этом саду! Недаром ведь именно вы отпустили про Куприна злую шутку, что он-де "дворянин по матушке".
Но на лице юного гения, сидящего на скамейке в елецком парке, блуждала добродушно-снисходительная улыбка. Ему явно нравилось все, что творилось вокруг.
СЕРДЦЕ ГОРОДА
Вот уже на эстраде отгремел фольклорный ансамбль, вот уже спеты четыре десятка романсов. Теперь на сцене духовой оркестр, между деревьями текут то аккорды советских шлягеров, то звуки джазовых композиций.
В дальнем углу парка на лавочке разместилась компания веселых дам. Бордовое содержимое пластиковых стаканчиков усиливает атмосферу праздника. Чтобы не смущать женщин, смотрю в другую сторону. Взгляд упирается в огромный плакат. И то, что на нем написано, объясняет абсолютно все, что было увидено на этом фестивале.
Оказывается, парк, в котором проходит фестиваль, до революции был излюбленным местом гуляний ельчан. Он состоит из двух частей, одна была арендована купцами, входившими в городское общество тушения пожаров, и была общественным парком города, а другая принадлежала купцу первой гильдии Александру Заусайлову.
Тот, кто еще в 90-е годы курил "Приму" Елецкой табачной фабрики, пусть знает, что ее производили на предприятии, основанном этим человеком.
Александр Николаевич сделал из своей половины парка настоящий ботанический сад, здесь росли редкие, привезенные из разных уголков страны деревья, была устроена оранжерея. До наших дней сохранилась беседка на кладке из местного пористого известняка, которую почему-то называют гротом, а также бассейн, в котором плавали лебеди и про который, тоже по непонятной причине, говорят, что своими очертаниями он повторяет линию берегов Черного моря.
На рубеже веков владельцы обеих половин объединили парк в единое целое, и горожане с огромным удовольствием проводили здесь свой досуг, выходные и праздничные дни. Порой гостей в парке было так много, что со стороны это напоминало не прогуливающихся людей, а настоящее столпотворение.
Здесь же молодой Иван Алексеевич Бунин гулял с роковой любовью его молодых лет Варварой Владимировной Пащенко. Она, несмотря на бурный роман, так и не стала его законной женой, но вдребезги разбила сердце молодого писателя.
И этот короткий рассказ об истории Городского парка, напечатанный на стоящем на отшибе плакате, расставил все по своим местам, открыл душу города и его обитателей. Стало совершенно понятно, почему на фестивале, несмотря на бушующий за оградой парка базар, все так естественно и непосредственно.
Вся история Ельца — это стремление к жизни. Город разрушали, и он восставал из пепла, сюда приходили завоеватели, убивали всех его жителей, превращали это место в пустыню... А Елец снова воскресал.
Когда-то в нашей стране были начисто уничтожены простые бытовые традиции. Например, народные песни и народные праздники. Елец не стал мириться с этим, он взял и без пафоса и помпы спокойно и уверенно возродил одну из главных городских традиций прошлого — общегородские гулянья в замечательном старинном парке.
И фестиваль "Антоновские яблоки" нужен не администрации города, чтобы поставить галочку в графе проведенных культурно-массовых мероприятий, не торговцам шашлыками и наволочками, без которых на Руси и праздник — не праздник.
Этот фестиваль нужен самим ельчанам. Поэтому они сами шьют костюмы для дефиле, поэтому учат наизусть бунинскую прозу, поют романсы и приносят на конкурс "из бабушкиного сундука" старые прялки, самовары и утюги.
Они точно так же гуляли в этом парке сто лет назад. Им нравится жить в спокойном и размеренном мире небольшого уездного города, в котором есть все: и свой государственный университет, и свой собственный фестиваль.
У каждого города есть свое сердце. Где-то это крепость, где-то — дворец или площадь, где-то — собор или мост.
Сердце Ельца находится в Городском парке.
...Ближе к вечеру мы прошлись по городу. Зашли в маленький краеведческий музей, расположенный в особняке Заусайлова, прошлись по старинным улочкам в том районе, откуда начинался город, где некогда стояла крепость, построенная царем Федором. Увидели музей и могилу еще одного знаменитого ельчанина — композитора Тихона Хренникова.
Конечно, и улицы, и архитектура Ельца, равно как и его церкви и монастыри, требуют отдельного рассказа. Здесь масса всего интересного, достаточно сказать лишь то, что центр города сохранил свою старинную планировку и, приехав сюда, можно окунуться в живую атмосферу патриархальной России, которую Иван Бунин так мастерски описал в рассказе "Антоновские яблоки"...
Кстати, тех, кто соберется поехать на фестиваль "Антоновские яблоки" в следующем году, стоит предупредить, что самой антоновки на празднике почти что и не было. Организаторы в одном из уголков парка периодически выкладывали на стол груду этих ароматных зеленых яблок, но толпа практически моментально сметала каждую новую порцию. Но ведь это же не проблема! Антоновку осенью можно купить в любом другом месте Центральной России. И если уж ехать в Елец, то не за покупками, а за впечатлениями.